Огромную пекинскую площадь Тяньаньмэнь окутали вечерние сентябрьские сумерки. Стихла оглушительная маршевая музыка, под которую тысячи студентов и школьников весь день репетировали грандиозный парад в ознаменование двадцать второй годовщины образования Китайской Народной Республики, и площадь успокоилась. Теперь она была почти безлюдна.
Внезапно призрачную тишину восточной сентябрьской ночи взорвал рев нескольких десятков мощных моторов, и на площадь, подобно огромному черному дракону из китайских мифов, влетел кортеж из пятидесяти лимузинов. Вихрем пронесся по асфальту и замер напротив помпезного входа в Большой Народный дворец, где по традиции проводились самые важные заседания китайского правительства. Из лимузинов выбрались все высшие чиновники правительства и КПК. Но среди них почему-то не было второго по значению человека в стране, министра обороны КНР Линь Бяо.
Той же ночью с аэродрома курортного городка Бейдай в двухстах тридцати километрах восточнее Пекина поднялся реактивный самолет, который взял курс на северо-запад, прошел над Великой Китайской стеной, пересек границу с Монголией и приблизительно в половине третьего утра по пекинскому времени вдруг рухнул на землю. Спасатели извлекли из груды обломков девять полусгоревших трупов, оружие, документы и снаряжение, которые позволили сделать вывод, что самолет принадлежал военно-воздушным силам КНР. По просьбе китайского правительства останки погибших были преданы земле прямо на месте крушения.
Празднование годовщины образования КНР 1 октября было отменено безо всяких объяснений, а из правительственных газет вдруг исчезли имена Линь Бяо и ряда других высокопоставленных военачальников красного Китая.
Так выглядела череда событий, начавшаяся 12 сентября 1971 года. Во всяком случае, такова их внешняя канва. Ну, а подоплека? Быть может, между ночным сборищем высшего китайского руководства на площади Тяньаньмень, крушением таинственного самолета над монгольской границей и отменой всенародного праздника есть какая-то связь?
Попробуем разобраться, хотя всю правду об этих событиях, разумеется, знает лишь горстка ныне здравствующих престарелых китайских чинуш.
Бывший командующий китайскими вооруженными силами, человек, разгромивший Чан Кай-Ши в 1949 году, Линь Бяо спустя десять лет после победы был назначен министром обороны КНР. Еще через семь лет он стал вице-председателем Коммунистической партии Китая, а в 1969 году был официально провозглашен преемником Председателя Мао. Судя по внешней стороне дела, этот блистательный взлет объяснялся его беззаветной преданностью "Великому кормчему". Ведь никто иной, как Линь, был составителем пресловутой "красной книжицы" - цитатника изречений Председателя Мао, который носили на груди все члены студенческой Красной гвардии во время Великой пролетарской культурной революции, начавшейся в 1965 году с подачи самого Мао.
Революция эта, как писали китайские газеты той смутной поры, была направлена против "авторитетных членов партии, решивших пойти по пути капитализма", и призывала китайскую молодежь отстаивать коммунистические идеалы. По странному совпадению, она очень быстро привела к отставке главы Госсовета КНР и укреплению власти Председателя ЦК КПК Мао Цзедуна. Мало-помалу в стране нарастала политическая напряженность, и дело грозило дойти до кровопролитной гражданской войны. Поняв это, Линь-Бяо поспешил умиротворить мятежные народные массы при помощи подведомственных ему вооруженных сил.
За всем этим внимательно наблюдал мудро державшийся в тени премьер-министр КНР Чжоу Эньлай, прекрасно понимавший, какими политическими потрясениями грозит его стране нелепая "культурная" революция, и всячески стремившийся реанимировать запущенную китайскую экономику, пребывавшую в состоянии клинической смерти. Но стоило Чжоу начать восстанавливать на службе партийцев, уволенных в пору волнений, как Линь Бяо тотчас насторожился. А вскоре между премьером и министром обороны уже шла настоящая дворцовая война. Ведь Линь ратовал за передачу ключевых государственных постов военным. В отличие от Линя, Чжоу прекрасно понимал, как опасно быть вторым человеком в руководстве страны, возглавляемой властолюбивым Мао, и вполне довольствовался третьей, если не четвертой по значению должностью в китайской иерархии.
А простодушный Линь тем временем вовсе утратил ощущение реальности. Не желая больше быть просто преемником Мао, он предпринял дерзкий и безрассудный шаг. На партийном съезде 1970 года в елейно-льстивой речи он предложил изменить Конституцию КНР и внести в нее статью, которая провозгласила бы Мао непогрешимым гением. Затем он внес еще более смелое предложение. Мол, Председатель Госсовета КНР впал в немилость и изгнан, так почему бы Мао не занять освободившееся место и не стать заодно еще и главой государства? А если партийный вождь откажется, то на пост Председателя Госсовета всегда можно подыскать другого достойного человека (при этом Линь, конечно же, имел в виду собственную персону). К чести Мао надо сказать, что от великих починов Линя покоробило даже его. "Гениальность - не заслуга одного человека или группы людей, - с несвойственной ему скромностью заявил Председатель. - Это - свойство партии, идущей в авангарде пролетарского движения". Отказавшись от поста Председателя Госсовета, Мао особо подчеркнул, что это место должно остаться свободным, и делегаты съезда мгновенно поняли: их вождь взбешен неуклюжими маневрами Линя.
По версии некоторых исследователей, эта размолвка между Линем и Мао стала началом заговора, завершившегося в ночь с 12 на 13 сентября 1971 года. Как еще объяснить жалобные сетования супруги и политической наперсницы Линя, Йе Кунь, говорившей приблизительно следующее: "Если у нас не будет поста Председателя Госсовета, чем же займется Линь Бяо?" Мао Цзедун не выказывал никаких признаков усталости или желания отказаться от верховной власти в своей стране. Поэтому, по мнению Йе Кунь, у ее супруга было лишь три возможных варианта действий: терпеливо дожидаться кончины вождя; отказаться от своих мечтаний о власти, или устранить Мао и самому взять КНР в ежовые рукавицы.
Осенью 1970 года Линь Бяо отправил своего сына, Линь Лигво, одного из старших командиров китайских ВВС, в тайную поездку по ряду крупнейших городов Китая. Сыну министра надлежало найти преданных военачальников и сколотить из них мощную организацию под названием "Объединенный флот". К весне 1971 года у заговорщиков созрел план военного переворота, известного под кодовым наименованием "Проект-571" (это число соответствует словам, обозначающим в китайском языке военный мятеж). Мао Цзедун в этом плане фигурировал под кодом "В-52", словно он был американским бомбардировщиком. Линь славился своими просоветскими умонастроениями и, естественно, люто ненавидел все, так или иначе связанное с США.
Заговорщики трижды покушались на Мао: сначала попытались разбомбить его резиденцию в Шанхае, затем - председательский поезд по пути из Шанхая в Пекин. Наконец, они подослали в пекинский дом Мао убийцу под видом курьера. Когда все три покушения провалились (последнее произошло вечером 12 сентября), Линь Бяо, его супруга, их сын и еще несколько заговорщиков поднялись на борт реактивного самолета в Бейдае и пустились наутек.
Показания убийцы, схваченного в доме Мао, изобличили Линь Бяо. Вот почему Председатель ЦК КПК и Чжоу Эньлай спешно собрали совещание в Большом Народном дворце. Они хотели выяснить, насколько широкой поддержкой пользуется министр обороны в армии. Пока шло это сборище, Линь улетел. Поначалу он намеревался податься на юг, чтобы собрать верные ему войска и поднять мятеж, но затем передумал и, видимо, решил искать убежища в СССР, где три года лечился от фронтовых ранений и завел высокопоставленных друзей, которые наверняка оказали бы ему хотя бы идеологическую поддержку. Но вместо этого министр сгорел в груде обломков самолета на монгольской земле.
Такова версия, опубликованная в западной печати и год спустя неохотно подтвержденная китайской верхушкой. Но прошло еще одиннадцать лет, и в 1983 году в США был предан огласке поразительный документ, тайно вывезенный из Китая и принадлежащий перу американского резидента в КНР, известного под псевдонимом Яо Миньле.
Если верить Яо, заговоров было два. Первый, "Проект-571", устроил Линь-Лигво, хотевший просто убить Мао Цзедуна. Но Линь Бяо отказался от этого плана в пользу другого, гораздо более масштабного и носившего наименование "Башня на Нефритовой горе" (так назывался холм близ Пекина, на котором стояли роскошные дома высших чиновников КНР). Именно там Линь решил устроить засаду и захватить "Великого кормчего" в плен.
Этот опасный замысел требовал поддержки со стороны тогдашнего советского руководства, которое должно было изобразить ложное военное нападение на Китай. Это дало бы министру обороны предлог ввести в стране военное положение, посадить Мао и Чжоу Эньлая под "протективный арест", а затем по-тихому умертвить их и прибрать к рукам верховную власть.
В июле 1971 года потрясенный мир узнал о том, что государственный секретарь США Генри Киссинджер тайно посетил Китай и провел с Чжоу Эньлаем переговоры, имевшие целью разрядить застарелую напряженность в отношениях между двумя великими державами. А в начале 1972 года в КНР должен был приехать президент США Ричард Никсон! Возможное примирение с Америкой и окончательный разлад отношений с СССР вынуждали Линь Бяо спешно приступить к осуществлению второго, расширенного варианта заговора. Назначен он был на день возвращения Мао из поездки на юг - приблизительно на 11 сентября 1971 года.
Но тут тишайший и, казалось, безразличный ко всему Чжоу Эньлай выказал коварство, достойное кардинала Ришелье. Он так ловко "обработал" дочь Линь Бяо, Линь Лиень, что она выложила ему все о заговоре своего брата, умолчав, правда, о более масштабных тайных происках отца. Чжоу тотчас предостерег Мао, и они вдвоем расставили Линь Бяо хитрую западню.
Вечером 12 сентября Линь с супругой были приглашены на Нефритовый холм, в дом Мао-Цзедуна. Званый ужин открыл сам Председатель Мао, собственноручно распечатав сосуд с вином почти пятисотлетней выдержки из погребов императорской династии Минь. Стол ломился от лучших яств, доставленных самолетами со всех концов Поднебесной. Мао использовал собственные палочки, чтобы взять с блюда тушеные сухожилия тигра и положить их на тарелку Линь Бяо.
А после десерта из свежих фруктов Йе Кунь вдруг сказала, что уже поздно, Председателю Мао надо отдохнуть с дороги, и им с супругом пора отправляться домой. Однако Мао явно не хотелось завершать веселую вечеринку, и он попросил гостей посидеть еще хотя бы полчасика. Без нескольких минут одиннадцать Мао вышел проводить гостей к машине. Спустя несколько минут, когда машина катила вниз по склону холма, из придорожных кустов грянул залп переносных гранатометов.
Чжоу Эньлай лично осмотрел обугленные трупы Линь Бяо и его супруги, а затем предложил Мао придумать такое объяснение исчезновения министра обороны, которое не сделало бы его героем в глазах народа. И Председатель равнодушно приказал премьеру сделать это как можно быстрее. Смерть человека, более сорока лет верой и правдой служившего делу китайской революции, не вызвала у "Великого кормчего" никаких эмоций.
Итак, на борту разбившегося над Монголией самолета был только Линь Лигво. Китайские истребители советского производства метким ракетным залпом прикончили сына самого просоветски настроенного китайца. И после этого китайским правителям даже не пришлось лгать: они просто не стали развеивать весьма удобное всеобщее заблуждение, будто бы на борту самолета было все семейство Линь Бяо.
Какую бы из версий ни предпочел читатель, Мао избавился от честолюбивого и опасного соперника. А через год вместе с верным Чжоу Эньлаем радушно принимал в Пекине американского президента Никсона. До самой своей смерти в 1976 году Мао не выпускал из цепких рук верховную власть и больше никогда не называл вслух имени своего преемника.
Добавить комментарий