Свой фильм “Вера Дрейк” знаменитый британский режиссер Майк Лей посвятил светлой памяти своих родителей — врача и акушерки. В предисловии он заявляет, что история, рассказанная им в фильме, полностью выдумана, а действующие лица не могут быть идентифицированы ни с живыми, ни с мертвыми. На всякий случай, если какой-нибудь оголтелый противник абортов вздумает предъявить ему иск. Хотя время уже ушло: сейчас аборты в Великобритании разрешены. Но с фанатиков какой спрос? Они хотят, чтобы их запретили.
История с обывательской точки зрения довольно банальная. Речь идет о нелегальных абортах, к которым причастна героиня фильма, скромная труженица швабры и тряпки Вера Дрейк. Место действия — Лондон. Время — 1950-е годы.
На фоне громких судебных процессов с серийными убийствами, “расчлененками” и младенцами, распотрошенными на “запчасти”, процесс Веры Дрейк кажется детской забавой. Тем более, что жертва подпольного аборта благополучно выздоровела. Однако, героиня получила срок в два раза больший, чем обычно положено за такого рода преступления — два с половиной года. Для острастки. Чтоб другим не повадно было. Сокамерницы, сидящие по той же статье, уверяют, что ее выпустят досрочно за хорошее поведение.
До этого прискорбного случая Вера Дрейк (Имельда Стонтон), очень похожая на замороченную бытом советскую женщину, считала себя вполне счастливым человеком. У нее хорошая и дружная семья: муж Стэн (Фил Дэвис), автомеханик в мастерской своего брата Фрэнка (Адриан Скарборо); сын Сид (Даниэл Мейс) — подмастерье модного портного; дочь Этель (Алекс Келли) звезд с неба не хватает и трудится на ламповом заводе. Красотой она не блещет, но и на нее нашелся жених Реджинальд (Эдди Марсан) — одинокий холостяк, которого Вера подкармливала, подозревая (и не без основания), что молодой человек плохо питается. Жили Дрэйки в скромной маленькой квартирке, в тесноте, да не в обиде.
Вера трудится как пчелка с утра до ночи, обихаживая своих клиентов, свою семью, своих соседей. И, втайне от мужа, — женщин, которые забеременели и хотят избавиться от плода. Их Вера обслуживает на дому с помощью нехитрого инструментария, которым пользовалась еще ее бабка. Среди ее “клиенток” есть молодые и не очень, бедные и богатые. Всех их объединяет то, что они не могут или не хотят рожать. Одни — из-за бедности, другие — как Сьюзан, — потому что стала жертвой насилия. Сьюзан в состоянии оплатить визит к дорогому гинекологу, который устанавливает факт беременности — и только: в Англии того времени аборты были запрещены. У женщин просто не было выхода, кроме как воспользоваться услугами подпольной акушерки. За свою работу Вера денег не брала, делала ее исключительно из сострадания к “девочкам”, которые “попали в беду”. Знала ли она, что ее деятельность противозаконна? Конечно. Ее арест был неожиданностью для всех, кроме нее. Он случился в счастливый день, когда семья собралась за столом, отмечая радостное событие: помолвку Этель и Реджинальда и долгожданную беременность золовки Веры, красотки Джойси (Хедер Крейни). Семья пребывает в столбняке. Растерянный муж приходит в полицейский участок и требует у детектива объяснения: он уверен, что произошла ошибка. Вежливый детектив Вебстер (Питер Вайт) втайне сочувствующий несчастной женщине, предлагает ему... выслушать жену. Вера признается мужу на ухо и шепотом: ей мучительно стыдно. Все время, с первой минуты допроса, она горько и безутешно рыдает. Стэн мужественно выдерживает шокирующую новость. Сын рвет и мечет: его репутация подмочена, это отразится на его карьере; дочь и будущий зять поглощены друг другом, скандал в семье не мешает их счастью. Высокомерная золовка порывает всякую связь с семьей мужа.
Можно легко представить, во что превратится жизнь Веры, когда она выйдет из тюрьмы. В богатые дома, где она наводила блеск, ей путь будет заказан. Клеймо преступницы будет сопровождать ее всю жизнь. Выдержит ли свалившееся на него испытание верный Стэн?
Фильм — случайно, или преднамеренно — вписался в перманентную войну вокруг абортов, которая разделила Америку на два лагеря. Успех или неуспех того или иного государственного деятеля, включая президента, зависит от того, является ли он сторонником или противником абортов. Сторонники абортов отстаивают право женщины самой распоряжаться своим телом; противники приравнивают аборты к убийству, громят абортарии и убивают врачей. Режиссер хотел вернуть зрителей к утраченным моральным и нравственным ценностям, преподать им свое видение, что такое хорошо и что такое плохо. С точки зрения закона Вера поступала плохо. Она нарушила закон и должна понести заслуженное наказание. С точки зрения человеческой Вера поступала хорошо, ибо без ее помощи у женщин не было бы другого выхода, как рожать нежеланных и нелюбимых детей, которых они справляли бы в детские приюты и делали бы на всю жизнь несчастными. Детей нужно рожать, когда они желанны — как это было у Сида и Джойси. Стало быть плох закон, который не оставляет женщинам права на выбор. И должен быть изменен. Что и произошло впоследствии. Но война не закончена, фильм Майка Лея все еще актуален. Конечно, его морально-этическое значение, равно, как его эстетическое воздействие на зрителей, не ограничивается этой темой. Каждый из нас вправе задать себе вопрос: переступил бы он закон по велению совести, если бы знал, что расплата неминуема? Боюсь, что подавляющее большинство ответило бы отрицательно. С этой точки зрения Вера Дрейк (или ее прототип) достойна канонизации.
“Вера Дрейк” получила “Золотого льва” на Венецианском фестивале 2004 года, как лучший фильм. Имельда Стонтон получила приз, как лучшая актриса.
Если фильм Майка Лея возвращает нас к изначальным, каноническим понятиям добра и зла, то фильм Педро Альмодовара “Плохое образование” (“Bad Education”) расширяет эти понятия до полного стирания границы между ними. Альмадовар признался, что долго не мог взяться за эту тему, и только сделав свой четырнадцатый фильм, нашел в себе решимость, ибо решил, что созрел для этого фильма. Еще 10 лет ушло на обдумывание, написание сценария и подбор актеров, хотя уже в 1986 году Альмодовар вплотную подошел к теме перемены пола в фильме “Закон страсти”. Там юноша, ставший женщиной, встречает соблазнившего его священника, и мстит, шантажируя его. Фильм “Плохое образование” биографичен в той мере, в какой Альмодовар счел нужным обнажить тайные страсти своего детства, когда он учился в католической школе. Фактам своей биографии он следует выборочно. Что-то произошло с ним, что-то с другими, что-то он слышал от третьих лиц — все пошло в котел, где кипело и пузырилось варево фильма, сдобренное фантазией режиссера.
 |
Как читатель уже, вероятно, понял, в основе сюжета лежит совращение священнослужителем малолетнего ученика школы, отданного родителями на его попечение. Но если он (читатель) думает, что Альмодовар, расстроенный позорными разоблачениями отцов церкви, решил поднять свой голос в их осуждение, он глубоко заблуждается. В своем авто-интервью режиссер не оставляет ни малейшей надежды на такое толкование: “Образ (отца Маноло — Б.Е) — не оружие против католической церкви... Я создал отца Маноло и его продолжение, г-на Беренгуера не для того, чтобы атаковать церковь. Эти два персонажа и есть те самые элементы, которые дают мне возможность говорить о двух сторонах страсти. Когда отец Маноло (его потрясающе играет Дэниэл Гименез Качо — Б.Е.) испытывает страсть к мальчику и совращает его, он злоупотребляет своей властью, он в этой ситуации — палач. Но когда тот же отец Маноло, ставший господином Беренгуэром, женившийся и порвавший со своим церковным прошлым (их даже играют разные актеры — Б.Е.) испытывает страсть к Хуану — он превращается в жертву. Такова рулетка страсти”.
Итак, факт мужеложества не обсуждается. Он принимается, как данность. Не осуждается факт растления взрослым ребенка, находящегося на его попечении. Осуждается злоупотребление служебным положением, превышение власти. Как если бы на месте мальчика была бы девочка.
Педро Альмодовар получил образование в религиозной школе, солировал во время месс и до сих пор замирает от восторга при звуках литургической музыки. Видимо, поэтому сцены церковных церемоний сделаны с особенной любовью и тщанием. Он — агностик. Церковь и ее дела его не интересуют, мстить клерикалам за их распутную жизнь он не собирается. И вообще, фильм не о том.
Отследив одного “двойника” — отца Маноло и г-на Беренгуэра (актер Луис Хомар) двинемся вглубь сюжета, уповая на нить Ариадны: авось да выведет из лабиринта.
Итак, Мадрид 1980-х годов. Молодой преуспевающий режиссер Энрико Годед (актер Феле Мартинез) ищет сюжет для своего очередного фильма. Его внимание привлекает заметка в газете, где говорится о том, как женщина прыгнула в бассейн с крокодилами и нежно обнимала одного из них, пока другой рвал и пожирал ее плоть (сюжет, достойный самого Альмадовара). Ему докладывают о некоем молодом человеке, который хочет его видеть по особо важному делу. Юноша представляется школьным другом режиссера Игнасио Родригесом. Энрико очень хорошо помнит своего школьного друга, но не признает его в незнакомце. Это, впрочем, неудивительно: прошло 16 лет с тех пор, они виделись в последний раз. Игнасио, еще в школе показывавший способности к литературе, написал пьесу из их школьной жизни. Пьеса называется “Визит”. Эту пьесу он принес Энрико в надежде заинтересовать его.
По мере того, как Энрико читает пьесу, он вспоминает. Да, все так и было. Идут наплывы из прошлых лет: будни католического пансионата. Мальчика Игнасио играет Игнасио Перез, мальчика Энрике — Рауль Гарсия Форниере. Им лет по десять. У них взаимное притяжение и общие интересы. Они играют в футбол, поют в церковном хоре и вместе ходят в кино. Предметом их обожания стала знаменитая Сара Монтьел. Половое созревание приводит мальчиков ночью в туалет, где они познают таинство любви. За этим занятием застает их святой отец, который сам вожделеет к маленькому Игнасио, и посему связь между учеником и учителем, наоборот, набирает силу.
Дальше пьеса выходит из детства. Энрико с удивлением узнает, что его друг стал трансвеститом, и теперь его имя Зара. Она — солистка кабаре. Ладно, с кем не случается, сейчас модно менять пол. Потом Энрико читает, как, пока Зара шантажирует отца Маноло, его/ее напарник выносит из церкви церковную утварь. Это уже пахнет уголовщиной и Энрике нравится меньше. Дальше повествование ведется от лица Зары, которая воплощает на сцене образ Сары Монтьел. В общем, Энрико принимает пьесу к съемке, но Игнасио ставит непременное условие: роль Зары будет играть он. И вообще, он не хочет, чтоб его называли Игнасио. Его имя — теперь Энджел. Бывшие друзья ссорятся. Энрике все меньше и меньше нравится его потерянный и вновь обретенный друг, и он начинает собственное расследование, в результате которого выясняется, что Игнасио-Энджел вовсе не Игнасио, а самозванец, к которому каким-то неведомым путем попала пьеса его друга “Визит”. Настоящий Игнасио умер три года назад при невыясненных обстоятельствах. Энрико находит мать Игнасио, но не меняет своих планов. Он хочет узнать, как далеко зашел в своей лжи самозванец, прикинувшийся его другом. Он хочет узнать, как умер Игнасио. Он готов заплатить за правду любую цену. Между делом, он вступает с ним в связь. Идут подробные и множественные сексуальные сцены. Понять, это реальность или уже готовые кадры из фильма, трудно. В финале Энрико встречает отца Маноло, который теперь г-н Беренгуэр. И тот спрашивает: ты хочешь узнать, как умер Игнасио, и кто его убийца? Ты хочешь знать кто такой в действительности Энджел Андраде, актер из твоего фильма? Лучше бы ты этого не знал.
Энрико не рассказывает нам страшную правду, но сравнивает свои ощущения с женщиной, прыгнувшей в бассейн с крокодилами. Из фильма вынута последняя, самая маленькая матрешка, но момент истины так и не наступил. Конец остается открытым. По-моему Энджел убил Игнасио, присвоив себе его личность и его сценарий. Но могут быть и другие варианты.
После демонстрации фильма Педро Альмодавар дал пресс-конференцию, на которой присутствовали оператор Хозе Луис Алкане и исполнитель трех главных ролей Гаэль Гарсия Бернал, молодой человек, оказавшийся совсем непохожим на свой экранный мужской образ. Его спрашивали, не трудно ли было ему перевоплощаться из мужчины в женщину и обратно. Он ответил, что это было трудно, но интересно с профессиональной точки зрения. Альмодовар, с круглым рыхлым лицом, покатыми плечами и густой шапкой совсем седых волос, говорил по-испански с небольшими английскими вкраплениями. Переводил директор фестиваля Ричард Пенья... Вопросы были разные. Спрашивали, существовал ли в действительности отец Маноло? Альмодовар ответил, что это собирательный образ, в который вставлены две реальные сцены. Был вопрос о том, считает ли режиссер своего героя злодеем. На что Педро ответил, что он не делит своих героев на хороших и плохих, его роль — не судить, а представлять их, объяснять их трудности, и в этом он видит удовольствие. Альмадовар много говорил о том, какой зажатой, пуританской и провинциальной страной была Испания при Франко, и как трудно и медленно она входила в мировое сообщество. Зато теперь люди обрели свободу слова, печати, собраний и митингов; свободу сексуальную и свободу в выборе секса; свободу творческого самовыражения без самоограничения и самоцензуры Без этой свободы он не мог бы создать этот фильм. И что он чувствует себя совершенно счастливым человеком...
Добавить комментарий