Много лет уже ушел из жизни совсем молодым Сергей Довлатов, а о нем говорят, пишут, его читают. Он, наверное, один из самых издаваемых на русском языке писателей, которые творили в наше время. Жаль, что Довлатов не дожил до своей славы, Как это, увы, часто бывает, слава у него посмертная. В последнее время вышло в свет немало воспоминаний людей, близко знавших Сергея Довлатова. Сравнительно недавно зрители могли увидеть и очень интересный, на мой взгляд, полнометражный документальный фильм "Мой сосед Сережа Довлатов". Его автор - писатель, журналист Владимир Соловьев. Книги Соловьева, часть из которых написана им вместе с женой Еленой Клепиковой, изданы в США, Аргентине, Бразилии, России, Японии, Китае, Германии, Великобритании, Италии, Швеции, Финляндии и других странах. Владимир Соловьев регулярно печатается в ведущих американских газетах.
Фильм, который вызвал большой интерес - не первое обращение В.Соловьева к личности и творчеству Сергея Довлатова. Очень бы хотелось, чтобы побольше людей посмотрело этот фильм, в котором есть кадры незабываемые, показывающие, каким все же был в жизни этот вроде бы знакомый нам и все же остающийся во многом загадочным для нас Сергей Довлатов.
Интерес к фильму, который многие видевшие его, считают уникальным, связан с тем, что Сергей Довлатов не только культовая, но и китчевая фигура, потому что он самый популярный из современных русских прозаиков и в России и за ее пределами, в частности, и в Америке, среди русскоязычных читателей.
- А в чем уникальность картины? Насколько мне известно, такого фильма о Довлатове, полнометражного, с таким охватом материала, до этого не было.
- С Сергеем мы встречались регулярно, ежевечерне. Мы жили рядом в Питере и здесь в Америке тоже оказались соседями, жили в Квинсе, в Форест-хиллс. Каждый вечер мы отправлялись на 108 стрит (это главная эмигрантская магистраль Квинса) в магазин "Моня и Миша", покупали номер "Нового русского слова", а после этого шли или ко мне или к нему, чаще к нему, потому что он жил ближе. Говорили о жизни, о литературе, сплетничали. Эти ежевечерние общения и послужили своеобразным толчком к написанию очерка о нем.
Собственно, толчком послужил другой факт. Когда Сережа умер, я написал о нем некролог. И спустя год я как-то нажал на старый автоответчик, и комната огласилась голосами мертвецов. Там была и моя покойная мама, и мой переводчик, умерший года два назад, и мой спонсор Гаррисон Солсбери. Но больше всего оказалось записей с голосом Сережи Довлатова. Минут на 20, наверное. Было такое странное ощущение, будто я с помощью автоответчика на машине времени отправился в загробный мир. Это ощущение преследовало меня дня два, пока я не понял, что я должен написать об этом, о Сереже.
В отличие от других людей, которые оставляли четкие и определенные сообщения, он оставлял нечто другое. Он как бы открыл новый жанр - жанр записей на автоответчике. Он вообще любил новые жанры. Это было настолько интересно, он вкладывал в эти сообщения не только информацию, но и намного больше - по интонации, по стилю, по тональности. Я написал очерк с комментариями к этим записям. Очерк печатался и в Москве, и здесь, в Америке, и в Израиле.
И я решил, что тема Довлатова для меня закрыта. К тому же у меня был рассказ, в котором в художественном преломлении был образ Сергея. Но потом я вернулся к этой теме, выступал по телевидению с рассказами о Довлатове и, в конце-концов, все это превратилось в двухчасовой фильм с участием не только моим, но и вдовы Сережи Елены Довлатовой, с участием многих людей, которые хорошо знали Довлатова.
- А сам Довлатов в фильме есть? Сохранились кинокадры с ним?
- К счастью, сохранилась пленка. Женя Коротов, ленинградец, который приехал сюда, жил у Сережи, и в такой в раскрепощенной домашней обстановке снял Сережу. И Сережа там очень хорош. Помимо того, что он отвечает на разные вопросы, говорит об Америке, он там выступает как устный рассказчик. А рассказчиком он был блестящим. Там два-три рассказа, показанные в фильме, которые он не успел записать, а, может быть, он бы их никогда и не написал. Мы слышим его голос. Он сидит, обросший бородой, после похмелья.
Я в жизни знал всего лишь несколько рассказчиков. Среди них, например, был Камил Икрамов, сын секретаря ЦК Узбекистана, который вместе со своей женой был казнен в сталинском лагере. А сам Камил отсидел 12 лет. У него потрясающие лагерные байки. Иногда мы садились кружком, Булат Окуджава, Олег Чухонцев, моя жена Елена Клепикова, Фазиль Искандер и Камил рассказывал истории. И я ему говорил - запиши, это же потрясающе, жаль, если это вместе с нами умрет. А Камил разводил руками и говорил, что пытался написать, но не выходит. Очень велика разница между письменным и устным жанром. И только один мой знакомый, Сережа Довлатов, блестящий устный рассказчик стал блестящим писателем. Он часто и говорил, что он не писатель, он рассказчик.
Фильм состоит из девяти глав, одна из глав так и называется "Я не писатель, я рассказчик". Он мечтал о славе рассказчика у неандертальских костров.
В этом фильме девять новелл. В нем дан домашний угол зрения. Это не монографический фильм. В нем принимают участие те люди, которых хорошо знал не только Сергей Довлатов, но и я. И большое участие в фильме принимает Елена Довлатова.
В этом фильме много сокровенных признаний, интимных историй. Мне хотелось дать домашний портрет человека, которого все знают по его прозе или по тому автопортрету, который он дал в своих книгах. Этот автопортрет и сам Сережа Довлатов - не одно и то же.
- А Яков Моисеевич принимает участие в этом фильме? Я бывал в доме у Довлатова и Елена, его вдова, познакомила меня с очаровательным Яковом Моисеевичем, маленьким четвероногим существом, не умеющим скрывать свои собачьи эмоции, милейшим созданием. У меня с ним сложились приятельские отношения.
- К сожалению, Яша умер. Это была прелестная собака, как и предыдущая собака Довлатова - Глаша, которая была не просто любимцем, а членом семьи.
- А вам не кажется, что пик признания творчества Довлатова уже прошел? Он был на гребне популярности лет пять назад, а сейчас прелесть новизны уже исчезла и Довлатов стал в ряд писателей, весьма уважаемых, но уже не столь популярных.
- Я думаю, вы ошибаетесь. Он продолжает оставаться литературным и культовым явлением. Я был у Елены Довлатовой недавно, и она показала мне пять-шесть новых изданий, которые были выпущены в Израиле, в Испании, во Франции, в других странах. Среди бестселлеров на русском языке четырехтомник Довлатова. В России пишут книги о Довлатове. Даже моя книга, которая вышла в Петербурге в издательстве "Алетейя" - "Роман с эпиграфами. Варианты любви. Довлатов на автоответчике" стала как бы свидетельством популярности Довлатова. Я хотел два первых названия только вынести на обложку. Но на третьем настоял издатель - пусть будет Довлатов на обложке тоже, это даст дополнительный приток покупателей. Так что Довлатова помнят и любят, о нем спорят.
- А за что, на ваш взгляд, любят Довлатова, чем он берет за душу? Новаторством, особой доверительностью тона, своеобразным юмором?
- Я не думаю, что новаторство - его самая главная черта. Есть еще и другие черты. Я расскажу одну историю. Однажды мы гуляли вместе, и я вспомнил слово, которое ввели в литературный обиход акмеисты - ясность. Это очень важное качество. Я никого не знаю более близкого, чем Сережа Довлатов к основоположнику русской литературы Александру Сергеевичу Пушкину. Его проза - она прозрачна, ясна, в ней нет никаких завихрений. Сережа очень ясный. И эта прозрачность - абсолютно редкое в современнной литературе качество, он краток и непритязателен И он обладает поразительным чувством юмора. Все, о чем он пишет, даже трагическое, очень смешно, он пишет легко и свободно. Так получается, когда читаешь. На самом деле он писал тяжело, а в последние годы ему плохо писалось, у него был творческий кризис. Но притягивают эта легкость и ясность, представление о читателе, который будет тебя не только читать, но и слушать, это чувство юмора, обращенное не только на ситуацию, но и на себя, потому что авторский персонаж, рассказчик тоже смешон. Если бы были смешны только окружающие, то это было бы одно, а вот отношение к себе по-иному окрашивает его прозу. Плюс, конечно, необычайная достоверность всего, что он написал. Многие, очень многие узнают себя в его прозе, очень многие на него обижаются, хотя они названы другим именем. Один наш общий знакомый, нью-йоркский писатель, он даже написал, что Довлатов основоположник пасквильной школы в русской литературе, потому что он узнал в каком-то герое самого себя.
- Мне рассказывал как-то Соломон Волков, что с Довлатовым очень опасно было разговаривать. Все опасались, что потом он тебя "переработает" в какой-то образ.
- Правильно. Но откуда еще брать писателю реалии, как не из окрестной жизни. Чехов написал "Попрыгунью" и художник Левитан с ним два года не разговаривал. Данте поместил в ад в своей "Божественной комедии" абсолютно реальных людей.
- Вы вспомнили Чехова и у меня возникли ассоциации. С одним очень уважаемым человеком у меня как-то была дискуссия в эфире, довольно ожесточенная. Он утверждал, что Довлатов в чем-то выше Чехова. Я хорошо отношусь к Довлатову, но очень обиделся за Чехова, потому что к Чехову я отношусь гораздо лучше. Я, конечно, понимаю всю условность таких сравнений писателей, живших в разное время, но все же существует некий незримый рейтинг, где каждому писателю отведено определенное место. Я говорю не о личных пристрастиях, это очень индивидуально, а о том месте, которое определяют писателю потомки в литературной иерархии.
- Думаю, что Сережа Довлатов меньше всего согласился бы с такой характеристикой и со сравнением себя с Чеховым. Он сам про себя говорил, что он писатель "третьего сорта". Ни в коем случае он бы не поставил себя рядом с Чеховым. Вообще, завышенные интонации в разговорах о современниках довольно опасны.
- А как сложилась в Америке судьба Довлатова? Мне кажется, судьба к нему была здесь очень несправедлива и только после того, как его признали в России, сюда пришла его слава, уже через годы после его смерти.
- Судьба Довлатова - это трагедия. Мы путаем легкость его прозы, его литературного письма с его личной судьбой. Бывают писатели, которые пускают в свою прозу все - всю грязь, весь ужас своей жизни.
Сережа относился к литературе как к храму. Весь ужас своей жизни он в литературу не вложил. А жизнь была ужасна. Литературная судьба не сложилась у него в России, в Ленинграде. Он бежал из Ленинграда в Таллинн, надеясь, что туда не дойдут длинные руки КГБ. Но длинные руки КГБ оказались длиннее ног беглеца. Там тоже запороли две его книги. Тогда ему ничего не оставалось, как эмигрировать в Америку. В Америке он занимался ювелирной бижутерией, пока он не нашел какую-то халтуру на радио "Свобода". Да, радио давало ему деньги, да, через радио его узнал широкий русский читатель, но это была абсолютная поденщина. Для него это была поденщина, а не литература. Он говорил мне, что мечтает получить какой-то грант, но грант он не получает, а все новые заказы на поденщину. У него была мечта послать подальше халтуру, которая уничтожала его жизнь, не давала ему писать столько, сколько он хотел писать. Он печатался в самом престижном американском литературном журнале "Нью-Йоркер", у него выходили книги на английском. Но деньги это давало мизерные. А надо было содержать семью. И он должен был все время халтурить. И плюс ко всему, его совершенно потрясающее кавказское гостеприимство, которое тяжело ему давалось. К нему приезжали из Москвы, из Петербурга люди, которых Сережа замечательно принимал, водил их по магазинам. И все это ему стоило огромных сил, отвлекало от главных занятий, а главным занятием его была литература.
- А чем вы объясняете, что очень недолго продержалась газета "Новый американец", в которой сотрудничали Сергей Довлатов и другие известные люди? Такое созвездие имен, а газета не выдержала конкуренцию. Сейчас газеты выпускают все, кому не лень. И процветают.
- Это сейчас, а тогда были другие времена. И эмигрантов было меньше, и рекламный рынок был иной. Работали сначала известные и профессиональные люди вместе, а потом они расстались, образовалось два издания. Это была весьма интересная и драматичная история. В нашем фильме одна глава посвящена судьбе "Нового американца".
Добавить комментарий