Музыкальный детектив

Говорят, что книги, как и люди, имеют свою судьбу. Это совершеннейшая правда, причем иные книги имеют судьбу столь сложную, запутанную и драматичную, что дают готовый сюжет для хорошего приключенческого романа. Долгие поиски и счастливая находка, зашифрованный текст и разгадка шифра, сожжение книги на костре или совершенное ради нее преступление, - вот какой может быть биография книги. Насчет преступления я, кстати, не оговорился: библиоманы - фанатичные любители книг - пойдут на что угодно, хоть на кражу со взломом, если дело идет о милой их сердцу книге (суд не особенно строг в этих случаях, ввиду благородства мотива преступления).

В отличие от мира книжного, в мире музыкальном наблюдается более спокойная картина: охотников за нотами неизмеримо меньше, чем охотников за книгами, поэтому нет ажиотажа со всеми вытекающими отсюда последствиями. Музыкальный мир тоже имеет своих свихнувшихся - меломанов, но они с библиоманами ни в какое сравнение не идут: всё, что они могут сделать, - это упасть в обморок, услышав игру или голос своего кумира, или оторвать рукав от его фрака в качестве сувенира, когда кумир выйдет на улицу после концерта. Или просто издавать невообразимые восторженные вопли. В музыкальном мире, повторяю, как правило, всё гораздо спокойнее. Но, как вы знаете, нет правил без исключений. Одно такое исключение, музыкальную историю, имеющую все аксессуары детектива, вплоть до микрофильмов и контрразведки, я и предлагаю читателям.

Все началось в 1834 году, когда двадцатитрехлетний Ференц Лист, уже европейски известный композитор и пианист, написал пьесу для двух фортепьяно под названием "Гроссе Концертштюк" (переведем это как "Большая концертная пьеса"). Если говорить о тематике, то это были вариации на темы мендельсоновских "Песен без слов", в частности - "Венецианской баркаролы" и "Охотничьей песни". Если же говорить о характере пьесы, то достаточно того, что Лист, по сей день считающийся виртуозом-пианистом номер один, сам назвал "Концертштюк" одной из самых трудных для исполнения вещей, когда-либо им написанных. Это, выражаясь проще, означает, что пьеса, о которой идет речь, может быть исполнена лишь виртуозом с необычайно высокой техникой игры. В следующем, 1835 году, Лист вместе с некоей мадемуазель Виаль исполнял впервые "Концертштюк" в Париже, но в самом трудном, кульминационном месте пьесы он внезапно потерял сознание, и на глазах ошеломленной публики служители унесли бесчувственное тело Ференца Листа со сцены. После этого наступила четырехлетняя пауза в его концертной деятельности.

89 лет спустя, в 1924 году, знаменитый итальянский пианист-виртуоз Ферруччо Бузони, которого специалисты считают виртуозом номер три (после Листа и Рубинштейна), объявил о своем намерении сыграть "Концертштюк". Это намерение не осуществилось: в том же году, в самом расцвете своего таланта 58-летний музыкант неожиданно умер. Согласитесь, что завязка хороша, что некий налет таинственности (даже - мистики) уже появился, а это ведь только начало!

Братья Ричард и Джон Контигулья

В 1973 году американские пианисты и братья-близнецы - Ричард и Джон Контигулья, страстные поклонники Листа, просматривая статью о нем в известной энциклопедии Гроува "Музыка и музыканты", открыли, что "Концертштюк" никогда никем не исполнялся, никогда никем не издавался и в виде оригинальной рукописи хранится в музее Листа в Веймаре (в тогдашней ГДР). В полном соответствии с известной теорией психологов о параллельном мышлении близнецов, обоим братьям одновременно пришла в голову одна и та же мысль: получить у Веймарского музея копию рукописи, разучить "Концертштюк" и ознакомить мир с неизвестным шедевром великого композитора, шедевром, ждавшим своего часа чуть ли не полтора столетия.

Запрос был немедленно послан, и после долгого ожидания пришел совершенно неожиданный ответ: состояние рукописи таково, что исключает всякую возможность исполнения пьесы, вследствие чего изготовление копии - совершенно бессмысленно. Начинался новый круг таинственных событий. Братья Контигулья были молоды и настойчивы и поэтому время от времени возобновляли свои попытки, но каждый раз получали один и тот же стереотипный ответ. Наконец, не считаясь с расходами, они вылетели в ГДР, чтобы среди тамошних музыкантов найти влиятельных лиц, которые захотели бы им помочь. Влиятельных лиц они не нашли, простые немецкие музыканты всей душой сочувствовали им и желали помочь, но, как и американцы, получали от музея отказ, составленный в тех же самых выражениях.

Так прошло одиннадцать лет, и братья Контигулья окончательно смирились с мыслью, что над этой пьесой тяготеет какое-то проклятие.

В 1984 г. близнецы-пианисты выступили с большим успехом на фестивале произведений Листа в Голландии, исполнив бетховенскую "Девятую симфонию" в переложении Листа для двух фортепьяно. Особенно был покорен директор фестиваля Коос Грэн, почувствовавший к братьям Контигулья большую симпатию. Узнав об их злоключениях, Грэн вызвался помочь им и достать микрофильм партитуры, хранящейся в музее, при одном непременном условии: премьера "Концертштюк" должна состояться в январе 1986 г. в Амстердаме, на очередном фестивале Листа. Условие было принято с готовностью. Трудно сказать, какими таинственными путями добился этого Грэн, но однажды на его имя пришло письмо из Веймарского музея, извещавшее, что музей высылает микрофильм, сделанный с драгоценной партитуры.

Но потянулись недели, месяцы, а микрофильм все не приходил. Он так никогда и не пришел. В ту минуту, когда микрофильм из тогдашней коммунистической Восточной Германии попал в руки бдительных голландских таможенников, они сразу же поняли, что имеют дело с вражеским шпионажем и передали пленку контрразведке. Там, в свою очередь, сделали все, что нужно, и, увидев перед собой нотную запись, сразу сообразили, что имеют дело с секретным шифром. Лучшие дешифровщики Королевства Нидерландского были брошены на расшифровку партитуры "Концертштюк", но оказались бессильны: они не могли ни расшифровать пьесу, ни, тем более, ее сыграть. Микрофильм был отправлен обратно в Веймар. Злой рок продолжал делать свое темное дело.

Между тем, кончался декабрь 1985 года, все европейские газеты пестрели статьями о предстоящей через месяц "мировой премьере", висели афиши с портретами и именами братьев Контигулья, а сами братья не имели ни малейшего представления о том, как выглядит и сколько длится "музыкальное открытие века", как было сказано в афишах. Наконец, 23 декабря Грэн узнал в чем дело. Премьера была сорвана, но дружба оказалась выше деловых расчётов: музею была послана вторичная просьба, и микрофильм на этот раз прибыл с нарочным, минуя бдительных таможенников. Музыканты горячо благодарили своего благодетеля, но, как потом рассказывал Джон, даже сидя в авиалайнере Амстердам - Нью-Йорк с драгоценным микрофильмом в кармане, братья в глубине души не верили, что все неудачи позади. И они оказались правы.

Микрофильм был проявлен, фотокопии нотных страниц сделаны, и братья Контигулья, с замиранием сердца, сели за инструменты - знакомиться с полученным, наконец, сокровищем. Трудность исполнения возрастала от страницы к странице и вдруг... И вдруг, там, где пьеса достигает своей кульминационной точки, пианисты увидели два пропущенных такта и между тактовыми черточками - надпись карандашом, совершенно стершуюся от времени и не поддающуюся прочтению. Музейные чиновники оказались правы: рукопись не годилась для исполнения. Это, очевидно, и явилось причиной того, что "Концертштюк" никогда никем не издавалась и не исполнялась. Честолюбивые надежды, годы, тысячи долларов - все оказалось потраченным впустую...

Когда первый приступ отчаяния прошел, и терять больше было нечего, братья Контигулья решили все-таки выяснить, что означает таинственная карандашная надпись. Был найден специалист-профессионал с соответственно оборудованной лабораторией, и через некоторое время братья держали в руках фотокопию страницы рукописи с восстановленной надписью. Она была сделана по-немецки и гласила: "Эти два такта пропустить".

Неутомимые искатели канувшего в лету шедевра ожидали чего угодно, но только не этого. Ни один композитор, не говоря уже о таком гиганте, как Лист, не мог бы написать ничего подобного в самом эффектном месте своего произведения. Это выглядело так же, как если бы Леонардо, изображая знаменитую улыбку Джоконды, прикрыл бы ей глаза темными очками. Немедленно бросившись к имевшемуся у них факсимиле композитора, музыканты тут же убедились, что надпись сделана не рукой Листа. Кроме того, они вспомнили, что в двадцать три года венгр Лист почти не говорил по-немецки, а уж писать подобные инструкции и вовсе не мог. Значит, эта рукопись вышла из-под руки переписчика, и в музее должна храниться другая рукопись, рукопись-оригинал! Нужно было всё начинать сначала. И братья начали все сначала. Опять полетела телеграмма Коосу Грэну в Амстердам, Опять полетел запрос Грэна в Веймарский музей, опять потянулись месяцы в ожидании микрофильма, опять его обработка прошла все необходимые стадии, и вот перед братьями Контигулья лежит заветная страница рукописи, теперь уже без сомнения написанная рукою самого Ференца Листа. В том месте, где в копии стояла надпись "Эти два такта пропустить", в оригинале эти два такта были просто перечеркнуты крест-накрест, без каких бы то ни было пояснений. Очевидно, кто-то из чиновников музея, ткнув пальцем в это место рукописи, сказал переписчику: "Эти два такта пропустить!", и переписчик добросовестно вписал это в рукопись. Исполнять пьесу было нельзя, злой рок по-прежнему делал свое темное дело.

То, что пришло в голову одному из близнецов - Джону, иначе как озарением, назвать нельзя. Он связался с уже упоминавшимся специалистом-реставратором и попросил его дать свое заключение об этих перечеркнутых двух тактах. Когда был получен сильно увеличенный и соответствующим образом обработанный фрагмент страницы, стало ясно, что история быстро приближается к благополучному концу. То, что на первый взгляд казалось двумя вычеркнутыми тактами, теперь приобрело совершенно иной вид и смысл.

Я прошу прощения у музыкантов-профессионалов за то, что применю совершенно непрофессиональные выражения, но так будет гораздо понятнее, и я надеюсь, что мои добрые намерения мне зачтутся. Итак, я уже говорил, что сам Лист считал "Концертштюк" вещью, в высшей степени сложной и требующей большого технического мастерства. Два такта, о которых здесь идет речь, были самыми трудными в этой и без того трудной вещи: Лист "втиснул" в них так много, что даже ему, первому пианисту мира, это показалось слишком. Поэтому часть нот, входящих в эти два такта, он перечеркнул, а часть оставил. Перечеркнутые ноты, все вместе, создавали иллюзию крест-накрест перечеркнутых двух тактов. В увеличенном и реставрированном же виде были четко видны и зачеркнутые, и оставшиеся ноты.

"Мы восстановили те ноты, которые не были перечеркнуты, - рассказывал Ричард, - и это место сразу приобрело великолепный музыкальный смысл. Мы сели к инструментам и в первый раз сыграли пьесу. Что вам сказать? Это, наверное, действительно самое лучшее и самое трудное из того, что написал Лист, здесь буквально в каждом звуке чувствуется его гениальная рука. В партитуре 58 страниц, а проигрывается пьеса меньше, чем за 30 минут. Она полна быстрых двухоктавных пассажей, молниеносных арпеджио и блестящих хроматических гамм. И наряду с этим техническим блеском Лист сумел сохранить нежный лиризм, очарование и непосредственность мендельсоновских "Песен без слов"".

Казалось бы, всё связанное с таинственной "Концертштюк" - позади, но Ричард Контигулья настолько вошел в роль сыщика, что теперь ему непременно нужно было выяснить, по какой причине 23-летний Лист потерял сознание на премьере пьесы, в самом ответственном ее месте, и четыре года после этого не выступал с концертами. Ввиду отсутствия "вещественных доказательств", Ричард прибег к методу дедукции - логическим умозаключениям, подтверждающим его гипотезы. Их у Ричарда две. Первая, и менее вероятная, по его словам, заключается в следующем. Партнершей Листа на концерте, как уже говорилось, была некая мадемуазель Виаль. Лист очень быстро понял, считает Ричард, что при той технике игры, которой обладала м-ль Виаль, пьесе обеспечен позорный провал. Чтобы не допустить этого, Лист, не дожидаясь самого трудного в пьесе места, искусно симулировал обморок и тем спас пьесу от провала, а себя от позора. Эта хитроумная гипотеза не объясняет, впрочем, почему Лист отказался концертировать в дальнейшем.

Чтобы понять вторую гипотезу, которую Ричард считает более вероятной, необходимо знать некоторые детали биографии великого композитора. Это дает мне, кстати, возможность показать читателям, что жизнь Ференца Листа была сама по себе не совсем обычна, и я, не собираясь пересказывать биографию композитора, укажу лишь на эти "необычности", в какой-то степени гармонирующие с рассказываемой историей.

Лист родился в 1811 году в глухой венгерской деревеньке Доборьян, недалеко от захолустного городка Шопрон. Мальчик отличался такими необыкновенными музыкальными способностями, что в десятилетнем возрасте он уже находится в тогдашней музыкальной столице Европы, Вене, и его обучением занимаются два самых блестящих педагога того времени: пианист Карл Черни, прозванный "делателем виртуозов", и Антонио Сальери, обучавший его гармонии и композиции (те, кто составил себе представление о Сальери по известному кинобоевику "Амадеус", будут разочарованы: с фактической стороны этот фильм - полнейший вздор). 12-летнему Листу ни Черни, ни Сальери уже не могут дать ничего. Он переезжает в Париж, где проходит школу композиции у двух крупнейших теоретиков музыки того времени - Фердинандо Паэра и Антонина Рейха. С 15 лет Лист систематически выступает с концертами и скоро приобретает славу "чародея фортепьяно", подобно тому, как его старший современник Никколо Паганини назывался "чародеем скрипки".

Графиня Мария д'Агу и княгиня Сайн-Витгенштейн

Лист был влюбчив и имел немало связей с женщинами, но лишь дважды в жизни он испытал настоящую любовь, хотя ни одна из этих двух женщин не стала его женой. Первой была графиня Мария д'Агу, жена французского дипломата. Двадцатитрехлетний музыкант со всем пылом юности влюбился в эту светскую даму, которая была гораздо старше и опытнее его, но ответила на его любовь с такой же, если не с еще большей страстью. Когда выяснилось, что Мария беременна, разразился страшный скандал, они оба бежали в Женеву, где прожили уединенно четыре года (1835-39) и где Мария родила трех дочерей. Средняя из них, Косима, стала впоследствии женой великого Рихарда Вагнера.

Второй любовью уже тридцатисемилетнего Листа стала княгиня Сайн-Витгенштейн, вдова известного русского генерала, с которой Лист прожил в Веймаре 12 лет (1848-61) - годы расцвета его творческого гения.

В 1861 году Лист внезапно уехал в Рим и четыре года спустя вступил в орден монахов-францисканцев, именуясь отныне "аббат Лист". Повторяю, это - не биография великого музыканта, это лишь те детали, которые показывают, насколько эта биография необычна, и если они раззадорят любопытство читателей и побудят их прочесть настоящую биографию Листа, это будет мне наивысшей наградой.

Вернемся теперь ко второй гипотезе Ричарда Контигулья. Как раз перед тем, как Лист вышел на эстраду, чтобы исполнять "Концертштюк", считает Ричард, он получил известие от Марии, что ее беременность открыта, скандал неминуем, и что им нужно немедленно бежать. Волнение от этого известия и было, по мнению Ричарда, причиной обморока Листа, а затворничество в Женеве - причиной паузы в концертной деятельности.

Вот, собственно, и все о "музыкальном детективе". 30 ноября 1986 г. в чикагском "Оркестра Холл" состоялась долгожданная премьера "Концертштюк", на которой в качестве "крестного отца" присутствовал Коос Грэн. Концерт имел огромный успех и был повторен в нью-йоркском "Линкольн-центре". После этого братья Контигулья начали свои регулярные концертные турне. Я не сомневаюсь, что кто-нибудь из читателей рано или поздно попадет на их концерт. Тогда он получит двойное удовольствие: во-первых, потому, что Листа вообще нельзя слушать без удовольствия; а во-вторых, знание, какая увлекательная история сопутствовала появлению "Гроссе Концертштюк", несомненно, придаст ему особую прелесть.