В XIX веке быть ученым значило быть немецким ученым. Отец основоположника кибернетики Норберта Винера добивался этой чести всю жизнь, - даже став американцем, писал по-немецки и отправлял свои статьи в Германию (где, заметим, ученым и до сих пор платят за статьи в научных журналах). Настоящая наука делалась в Германии. Там создавались всеобъемлющие теории, неопровержимые, стройные и безупречные. Иные в XX веке благополучно рухнули. Классический пример - так называемый биогенетический закон Фрица Мюллера и Эрнста Геккеля ("онтогенез повторяет филогенез"). Всё в нем было прекрасно, особенно же его стройность. Подумать! Эмбрион человека проходит все стадии эволюции; на каком-то этапе является рыбой, на каком-то - головастиком. Это была основа основ, на которую не решались посягнуть. Решились только к самому концу XX века, и не в университете, а в больнице. В 1997 году лондонский врач Майкл Ричардсон прямо назвал построения Геккеля подлогом. Но бури не последовало. Все и так уже это знали. Число фактов, слишком очевидно опровергающих эту упоительную стройность, перевалило за критическую черту.
Другой пример погони за научной стройностью и полнотой обернулся трагедией. В 1926 году покончил с собою венский зоолог Пауль Каммерер, пытавшийся доказать наследование приобретенных признаков. Он тоже прибег к подлогу - и не смог вынести разоблачения. А двигали им чувства самые благородные. Он ратовал за честь природы и Бога, всем своим существом верил в правоту своих построений - и только ради этой правоты подтасовал результаты не удававшихся опытов. Как и Геккель, он надеялся, что опыты удадутся потом, а правильную мысль нужно произнести безотлагательно.
Наконец, и марксизм, обернувшийся трагедией общечеловеческой, - тоже, конечно, дань этой чисто немецкой погоне за научной красивостью. Маркс, а с ним - Россия и изрядная часть человечества, с излишней готовностью поверившие в его учение, - в известной степени жертвы этой специфически немецкой страсти к науке.
Неудивительно, что именно в Германии и именно в XIX веке появились вечные студенты. Какому-то богатому чудаку на смертном одре пришла в голову мысль облагодетельствовать племянника или другого бедного родственника, и он назначил ему пенсию "до окончания образования". Пример заразителен; такого рода завещания стали обычным делом. А бедные племянники - точнее, некоторые из них, - догадались, что образование можно не кончать. Учиться и учиться - пока деньги идут. Замечательно, что в Великобритании или во Франции таких примеров почти не было. Зато в Германии традиция жива и сегодня.
Недавно европейскую печать обошло сенсационное сообщение. Оказалось, что один из учащихся берлинского открытого университета пребывает на студенческой скамье вот уже 92 семестра, то есть 46 лет. Как это оказалось возможным? Да очень просто. К образованию немцы относятся с прежней трогательной почтительностью и каменной серьезностью. Те, кто хочет учится, - должны учиться. Мешать им не следует, торопить - бессовестно. А поскольку высшее образование в стране бесплатное и доступно практически всем (благо университетов стало великое множество), то молодые люди и учатся до седин. Тот, из открытого университета, давно уже пенсионер, он - почти ровесник университета, но продолжает упорно грызть гранит науки, отнимая место у своего внука.
Итак, сегодняшний вечный студент - тоже социальный феномен, но совершенно в другом роде. Общество стало несопоставимо богаче, социальная защищенность человека такова, что о куске хлеба он может не заботиться. Опросы показывают, что большинство семей среднего класса готово кормить своих детей до 28-30 лет. А тех, кто не может опереться на родителей, поддерживает государство.
Сегодняшние великовозрастные студент с готовностью признают, что учатся не ради карьеры, а ради самой учебы - "ради знания", как они обыкновенно говорят с умилением. Иные добавляют, что после окончания университета найдут себе скромную и необременительную должность, которая позволит им продолжить учебу.
Проблема великовозрастного студента стала недавно предметом открытой дискуссии в Германии. Это не удивительно. Держава, еще вчера грозная своей экономической мощью, сегодня уже не та. Экономический рост в стране - из числа самых низких в Европе. Главная причина, разумеется, в том, что не удается подтянуть до надлежащего уровня отсталые восточные земли, где почти полвека строился социализм. Но с момента воссоединения прошло уже 12 лет; да и невозможно всё списывать на коммунистов, - и вот вспомнили о странностях, творящихся в университетах.
В университетских кругах Берлина и Фрейбурга, Лейпцига и Тюбингена возник новый термин, словно бы заимствованный в Пекине: всюду твердят о культурной революции. Земли, одна за другой, принимают законы против бесконечного пребывания в университетах. В нижней Саксонии предусмотрен штраф, в Бранденбурге - страшно вымолвить! - засидевшегося студента могут отчислить.
В студенческих кругах недовольны реформами. Студенческие организации выступили с рядом протестов, смысл которых тот, что новые законы ставят под удар высокую репутацию немецкой науки. Среди промелькнувших высказываний были занятные. Например, Тилль Шнейдевинд из Геттингена гордо заявил, что теперь можно поставить крест на традиционном качестве немецкого образования, а "дипломы и степени, которые люди получают в США, стоят не дороже наших курсовых работ!".
Берлинскому студенту Генриху Рицу британские и американские университетские порядки кажутся "рабством", а новые законы в германских землях - "щелканьем бича". Ему, кстати, уже 26 лет, и он намерен учиться еще по крайней мере два года.
Однако правительство и общественность озабочены не на шутку. В Берлине видят, что демократизация высшего образования вынесла за скобки талант и целеустремленность, превратила университеты в детские сады. Высшей школе не хватает былой элитарности и отбора. Среди молодых немцев сколько угодно людей, воображающих себя Кантами и Шиллерами, но ощущается острая нехватка специалистов, рвущихся работать в промышленности - или хотя бы вообще работать.
Статистика самая неутешительная. Средний возраст выпускника университета - 29 лет. Число абитуриентов, выбирающих точные науки, упало за последние десять лет на 20%; оно сегодня вдвое ниже, чем во Франции, Финляндии или Великобритании); зато на столько же подскочило число изучающих искусство, литературу, драму. В итоге Германии приходится приглашать компьютерщиков и иных инженеров из Азии. Они-то и обеспечивают своим трудом ученые занятия великовозрастных немецких студиозусов.
Добавить комментарий