Принцесса Турандот в пекинской упаковке К 75-летию со дня смерти Джакомо Пуччини

Пуччини не успел закончить свою оперу "Турандот". Заключительный дуэт и финал написал по его наброскам итальянский композитор Франко Альфано. Премьера состоялась после смерти Пуччини, 25 апреля 1926 года. Дирижировал Артуро Тосканини. В сцене смерти Лю он опустил дирижерскую палочку и, обернувшись к залу, сказал: "Опера заканчивается здесь. Маэстро умер..."

* * *

Сопрано Шарон Свит в роли принцессы Турандот

Недавно мне довелось посмотреть документальный фильм известного американского документалиста Алана Миллера "Проект Турандот". Миллер - автор 35 документальных фильмов о музыке, обладатель двух Оскаров за фильмы "Болеро" и "От Мао до Моцарта: Исаак Стерн в Китае", а также премии Эмми за фильм о скрипаче Ицхаке Перельмане. Тем не менее, вершиной своей деятельности кинодокументалиста он считает именно фильм о том, как создавался спектакль Зубина Меты и Чжан Имоу¹ "Турандот". Не имея возможности сравнивать, воздержусь от комментариев.

Все началось с кинохроники. Режиссера заинтересовала не столько закулисная сторона этого грандиозного проекта или титанические усилия и средства, затраченные на его осуществление, сколько столкновение двух крупных творческих индивидуальностей, одна из которых принадлежала западной культуре, другая - восточной. Молодой, но уже известный китайский кинорежиссер, лауреат многих премий Чжан Имоу и маститый дирижер индийского происхождения Зубин Мета (работающий в США и Израиле) сошлись в грандиозном проекте, которого не знала история оперного искусства. Премьера состоялась во Флоренции летом 1997 года. Успех побудил создателей к дальнейшим усилиям: они дерзнули перенести проект на китайскую почву - на родину принцессы Турандот.

Это, разумеется, был дерзкий шаг. В 1997 году, несмотря на экономический бум, Китай все еще оставался изолированным и идеологизированным коммунистическим государством с жесткой цензурой. Китайским партийным бонзам "Турандот" не понравилась. Китайцы нашли спектакль дискредитирующим их нравы и обычаи, включая и китайский императорский двор...

У китайских властей были на то основания. Более жестокой, мстительной и кровавой героини, чем китайская принцесса, история оперного искусства не знала. Движимая ненавистью ко всему мужскому полу и, к тому же, наделенная ослепительной красотой, Турандот развлекалась тем, что загадывала многочисленным искателям ее руки и сердца три загадки, разгадать которые было невозможно. Проигравших наутро ждала плаха. Головы лучших, благороднейших, прекраснейших юношей Китая выставлялись на всеобщее обозрение на шестах вокруг королевского дворца. Палач трудился без отдыха. Турандот не пропускала ни одной казни, наслаждаясь последними минутами приговоренного, судорогами обезглавленного тела, видом отсеченной головы и фонтаном льющейся крови.

Бог один знает, почему Пуччини выбрал эту сказку сюжетом своей последней оперы. Быть может, для того, чтоб показать великую силу любви, способную растопить даже жестокое ледяное сердце. Кроме того, не нужно забывать, что он относился к этому сюжету именно как к сказке, а не к исторической были, и вовсе не жаждал восстанавливать в деталях жестокую эпоху. Либреттистов Дж. Адами и Р.Симони больше интересовал острый поединок между отчаянным чужестранцем и безжалостной Турандот; поединок двух равновеликих интеллектов, из которых один помечен знаком ненависти, а другой - знаком любви; в конечном счете, авторов интересовал поединок добра и зла, жизни и смерти. Добро в сказке торжествует, зло повержено, и можно было бы говорить о хэппи-энде на китайский лад, если бы не тени безвинно казненных, если бы не покончила самоубийством верная служанка Лю, отказавшаяся выдать под пытками злодейке Турандот имя возлюбленного Калафа. Честно говоря, я не понимаю, как можно любить такое чудовище, хотя бы и ангельской внешности, но мужчинам виднее...

Оба - и Мета и Чжан - приложили немало усилий, ублажая культурные власти Поднебесной, от которых зависело вожделенное разрешение постановки. Ящик первосортных индийских манго, который Мета от всего сердца преподнес министру культуры, решил дело. (Тоже мне взятка! - сказали бы у нас в Одессе; но у бурно цивилизующихся китайцев все еще впереди.) Однако даже с высочайшим разрешением постановка "Турандот" в Запретном городе, древней резиденции китайских императоров, представляла немалые трудности. Построенный в 1420 году для третьего императора династии Мин, Запретный город является национальным сокровищем. В его стены гвоздя нельзя вбить. Во избежание пожара не разрешается пользоваться электричеством. О том, чтобы ставить в естественных декорациях спектакль и снимать фильм, не могло быть и речи. Но вот в последние годы китайское правительство из коммерческих соображений открыло Запретный город для туристов, и мне довелось побывать там в 1997 году, в том же году, в котором начал осуществляться Проект Турандот.

Пользуясь случаем - ибо не каждый день судьба заносит в Поднебесную - хочу поделиться впечатлениями, имеющими прямое отношение к теме повествования.

Запретный город хранит тайны пятивекового правления двух последних императорских династий Мин и Цзян. Его ворота выходят на печально знаменитую площадь Тяньаньмынь, где 4 июля 1989 года было совершено одно из кровавых преступлений маоистского режима против собственного народа.

Один из древних императорских указов запрещал строить в Пекине здания выше стен Запретного города, то есть выше 11 метров. Никто не смел заглянуть внутрь святая святых империи, никто не смел выглянуть оттуда наружу. Только в XVIII веке запрет был снят.

Царских дворцов в европейском понимании в Запретном городе нет, а есть храмы и дворцы разного назначения. Например, Храм высшей гармонии, самый главный храм Запретного города, в котором короновались императоры. Там находится знаменитый золотой Драконий трон. За троном - шелковый экран, откуда, случалось, невидимая подданным императрица-мать нашептывала малолетнему императору нужные слова. Храм совершенной гармонии служил для репетиций и подготовки к церемониалу. В Храме сохранения гармонии император принимал ученых и людей искусства, устраивал грандиозные приемы в честь иностранных послов. Не там ли устраивались и показательные казни претендентов на брак с дочерью императора? Ведь только очередная отрубленная голова была способна установить гармонию в душе Турандот. Был также Храм воздержания, очень актуальный для Китая, чье население уже в 1997 году перевалило за миллиард триста тысяч человек. Кроме храмов и дворцов в Запретном городе были мосты, площади, каналы, ворота, резные мраморные балюстрады и пагоды, войти в которые можно только переступив через высокий порог. Были там жилые помещения для императорской четы и многочисленных наложниц, для министров, духовенства, чиновников и слуг; дворики для медитации, внутренние сады и парки, водопады и фонтаны. Был и театр, совмещенный с пагодой. Это деревянное великолепие было создано всего за 14 лет руками нескольких сот тысяч рабов, согнанных со всей страны. Запретный город был окружен стеной и рвом, а сам целиком находился внутри Пурпурного, или Императорского, города, тоже окруженного стеной и рвом. А Императорский город был окружен Внутренним городом...

Читатель уже видит, как опасно было встроить в это легко воспламеняющееся окружение точную копию храма-театра, где в древности давались представления; смонтировать огромную сцену со сложной механикой; сварить металлические леса для прожекторов, поставить трибуны для зрителей. Запретный город напоминал огромную строительную площадку, где, буквально не покладая рук, трудились дирижер, режиссер и вся театрально-киношная команда вместе с монтажниками, сварщиками, плотниками и остальными рабочими. Молодая симпатичная китаянка, административный директор проекта, с восточной обреченностью говорила: "Если случится что-то неладное, меня посадят в тюрьму...." Можно не сомневаться, что так оно и было бы. К счастью, пронесло.

Но трудностей было хоть отбавляй.

Чжан Имоу никогда прежде не ставил опер, но быстро схватил суть предстоявшей работы. С обезоруживающей откровенностью он признавался: "Я не имею никакого понятия об опере, это - дело Меты. Мы поделили сферы. Все, что вы слышите - его, все, что вы видите, - мое...."

Загримированные китайские солдаты в опере "Турандот"

Для начала режиссер забраковал прекрасные дорогие костюмы, сшитые для флорентийской постановки. Что было хорошо во Флоренции, не пройдет в Пекине, сказал он. Для эпохи Мин должны быть сшиты костюмы эпохи Мин, иначе соотечественники поднимут его на смех. Точно ли рядовые китайцы - такие уж глубокие знатоки исторических костюмов? Но слово режиссера - закон. И вот уже две тысячи женщин, нанятых за гроши из окрестных деревень, не разгибая спины, шьют и расшивают причудливым орнаментом и драгоценными камнями новые костюмы для девятисот (!) участников. Эта аутентичность обошлась в 600 тысяч долларов. Не слабо. Жаль только, что исполнители были далеко не в восторге от обновок. В фильме есть сцена, когда Мета и костюмеры уговаривают разбушевавшуюся Турандот (Шарон Свит), которая отказывается надеть громоздкий, как башня, головной убор: "Сами его надевайте! Он уродлив, как смертный грех, а мы все-таки делаем что-то прекрасное..."

Для того чтобы заполнить огромную сцену, Чжану потребовалось привлечь к массовке триста солдат и нарядить их в костюмы древних китайских воинов. На современный взгляд в этих костюмах не то что воевать - передвигаться невозможно, но аутентичность - прежде всего. Новобранцев предстояло научить держать копье точно под углом в 45 градусов, ни больше ни меньше. Тут Чжан был неумолим. Солдаты, привлеченные к высокому оперному искусству, реагировали на божественную музыку Пуччини весьма своеобразно: "Что это за музыка! - возмущались они. - Это же коровье мычание!.."

Нельзя сказать, что Зубин Мета не разделял амбициозных этнографических претензий своего китайского коллеги. Он и пригласил его потому, что все предыдущие постановки "Турандот" напоминали ему, по его собственному признанию, "один большой китайский ресторан". Он искренне считал этот эксперимент по скрещению западной культуры с восточной удавшимся и был счастлив, что именно ему выпало на долю осуществить его. Лично для меня было куда большим удовольствием видеть любимого дирижера в неформальной обстановке, без фрака и дирижерской палочки, то радостного, то огорченного, но неизменно вдохновленного грандиозностью поставленной перед ним задачи.

По мере того, как шло углубление в этнографию, нарастали проблемы. Каждый тянул в свою сторону. Осветитель итальянец Гвидо Леви настаивал на собственной световой интерпретации каждой сцены. Вольфганг Фриц, звукооператор из Вены, тоже стоял на своем: был серьезно озабочен акустикой в огромном открытом пространстве зрительного зала и считал, что расположение мужского хора на авансцене, а женского - в глубине, нарушит и без того нестойкий акустический баланс. Четкого разграничения сфер влияния, на которое уповал Чжан, не получалось. Чжан нервничал. С его лица не сходила гримаса. Он привык чувствовать себя полным хозяином, а тут приходилось считаться с мнением осветителей, звукооператоров, дирижера, кинорежиссера и еще Бог знает кого. Слишком много начальников. Ему приходилось воевать сразу на несколько фронтов. Он имел дело с несколькими сотнями разноязычных певцов, актеров, музыкантов, статистов и требовал на сценической площадке идеальной творческой атмосферы, трудно достижимой в обстановке всеобщего бедлама. Режиссер, не имеющий опыта работы с кинооператором, не мог взять в толк, что певцы должны двигаться по сцене в такт музыке, чтобы не выпасть из объектива кинокамеры. К мнению метеорологов тоже приходилось прислушаться, премьера могла сорваться из-за погоды. Достаточно того, что из-за проливных ливней пришлось отменить генеральную репетицию, что привело Чжана в состояние близкое к предынфарктному. Бюджет, между тем, медленно, но неумолимо приближался к роковой отметке в 15 миллионов долларов - таков был первоначальный бюджет проекта. Ввиду этого обстоятельства жестоковыйному Чжану пришлось пойти на некоторые уступки. Он, например, отказался от требования, чтобы актеры за период репетиций выучили формальные китайские жесты и телодвижения, которым детей обучают с малолетства...

Звезда оперной сцены Барбара Гендрикс в роли служанки Лю

"Действие происходит в Пекине в сказочную пору", говорится в справочнике "Оперные либретто". Не верьте справочнику: действие происходит в XV веке, в эпоху Мин. Каждый элемент - от китайских солдат до акробатов и барабанщиков, приветствующих появление императора, - выполнено строго в соответствии с традициями династии Мин. Даже самоубийство Лю (которая в менее продвинутых спектаклях незамысловато закалывается) происходит в традициях древнего ритуала. Чжан дотошно и терпеливо учил бедную западную певицу, как правильно нужно проводить кинжалом от горла до низа живота, чем поверг ее в состояние депрессии.

Какое счастье, что Пуччини не был знаком с обычаями династии Мин! Иначе он никогда не написал бы свою изумительную оперу, а написал нечто такое, что ласкало бы слух воинам Поднебесной империи. Но тогда это был бы уже не Пуччини.

Где-то ближе к концу фильма я почувствовала, что меня неудержимо клонит в сон. Пока шли дискуссии и споры, пока кипело строительство - было интересно. Но потом пошел спектакль, и это стало утомлять: мельтешение огромного количества людей в красном на необъятном пространстве сцены, прыжки акробатов, размахивающих кинжалами, герои в костюмах, больше напоминающие средней величины дома, массовые пляски. И, наконец, - слоноподобная Турандот с тройным подбородком, по-моему, местного происхождения (за маской не было видно лица), которая вполне соответствовала гигантомании всего проекта. На каждую главную роль было назначено три исполнителя. Почему режиссер выбрал именно эту певицу для премьеры, остается только гадать. Может быть, и даже вполне вероятно, что национальный вопрос оказался решающим: в китайской премьере были задействованы почти исключительно национальные кадры.

И в заключение: опера является самым условным из всех существующих жанров искусства. Никто всерьез не верит, что умирая от туберкулеза или с кинжалом в груди, можно так долго и красиво петь. Если мы не принимаем эту условность, лучше в оперу не ходить, а посещать ансамбли Моисеева или Надежды Надеждиной. Там этнографии навалом, там она к месту и на месте. Превращать оперу, написанную европейцем, в некое массовое национальное зрелище с элементами дзюдо, джиу-джитсу и театра марионеток - отнюдь не значит приблизить ее к оригиналу и сделать более реальной. Это означает заменить одну, общепринятую, условность другой, менее удачной И еще: если в основу проекта ложатся амбиции, все равно какие, получается то, что получилось: громоздкое, нелепое дорогостоящее мероприятие, имеющее очень мало общего с божественной музыкой Пуччини и годное лишь на то, чтоб быть занесенным в Книгу рекордов Гиннеса.