Фильм снят талантливо. Во всех отношениях: режиссерском, операторском, актерском. Талантливы саундтрек, костюмы, грим, атмосфера Иерусалима 1-го века... Его съемочная техническая группа значительно превосходит по количеству актерский коллектив (на прикидку по титрам — не менее сотни человек, а скорее — и две сотни). Одних только звуковиков и всяких миксеров человек 20.
Актеров нужно было учить арамейскому произношению (не знаю, насколько это точно) и грубой солдатской латыни. Многие слова в устах Понтия Пилата звучали очень знакомо, особенно вопрошание: Что есть истина — Quid est veritas?
Да, кино сделано талантливо. Сотни людей трудились на совесть. В фильме нет никакой “отсебятины” в смысле сюжета. Он точно следует Евангелиям.
Но явным просчетом является жуткое преувеличение одной стороны первоисточника (Евангелий). А именно: истязаний и телесных мук Иисуса. В общем — фильм ужасов.
Продюсер фильма по поводу спецэффектов этого страшного правдоподобия истязаний сказал, что их механизм останется в секрете, дабы “усилить загадку фильма, в котором техника поставлена на службу веры”.
Да, каждый взмах бича и его удар со свистом по обнаженной спине человека жутко достоверен. Мы видим появляющиеся на теле кровавые полосы. Куски отлетающей кожи. Брызги крови, летящие в лица палачей... И даже ее потоки. Лицо Иисуса, искаженное гримасами чудовищной боли, его кисти рук, судорожно дрожащие от невыносимых страданий. Видеоряд усугубляется звуковым рядом. Иисус не кричит. Но лучше бы кричал. Он пытается сдержать рефлекторный вопль боли, и из груди у него прорывается тяжкий всхлип с мучительным стоном, просто-таки надрывающий душу.
По отдельности — страшная реальность. Но все вместе это сливается во что-то неправдоподобное.
В начале фильма дьявол неизвестного пола (его играет дочь Адриано Челентано, Розалинда) предупреждает Иисуса (и нас), что Ему предстоит вынести нечеловеческие пытки. Такие, какие никогда и никто не переносил ни до Него, и не будет после. И в этом уже есть догматическая неточность фильма.
Принципиальная особенность христианства заключается в том, что Бог нуждается при спасении человека в содействии его самого. Бог много раз спасал человечество “своими силами”. Например, он спас Ноя с семьей во время всемирного потопа (остальных и спасать уже не стоило). Тем не менее, человечество каждый раз снова и снова погрязало в грехе. И вот тут Господу пришлось вытаскивать человечество, как бы это выразиться, “двойной тягой”. Ибо Бог — Христос в земной жизни был человеком. То есть Иисус осознавал, что Он — Сын Божий, но плоть-то все равно имел человеческую. Она, эта плоть, хотела есть и пить, страдала от холода и жары, она неимоверно мучилась на кресте. И психологически Христос был человеком. Именно поэтому он боялся предсказанного подвига и молил Господа в Гефсиманском саду, дабы Тот пронес мимо Него “чашу сию”. А потом на кресте воззвал с невыразимой болью: “Боже мой, почему ты меня покинул?” (Евангелие от Матфея и Луки). Но для спасения людей нужны были усилия двоих: и Бога, и человека, коим в это время был Иисус Христос. Иисус заранее знал о своей миссии. Знал, что его ждет. Хотя каким-то непостижимым образом все-таки надеялся, что его минует кошмарная участь.
В так называемом историческом Евангелии от Иоанна Иисус много раз говорит о своей предопределенной свыше роли и доле. Говорил там он и о том, что является сыном Бога. А это по иудейским верованиям страшное кощунство, и святотатец повинен смерти. Не случайно на допросе у Каифы, услышав подобное, первосвященник в ярости разорвал на себе одежды, завопив: “Каких еще свидетельств его богохульства нам нужно, когда он сам сказал!” (от Марка).
К тому же Иисус усугублял свое иудейское кощунство поношением иудейских властей, говоря, что, если Его Отец — сам Бог, то: “Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего” (От Иоанна, 44).
То есть, Иисус вполне осознанно шел к своей великой искупительной жертве. И его страдания на кресте были подлинными, настоящими, такими, какими их испытывал любой другой — хотя бы два разбойника Дисмас и Гестас, распятые рядом с Христом. Их имена мы знаем по роману Булгакова “Мастер и Маргарита”, а сам Булгаков взял их из апокрифического Евангелия от Никодима (имен разбойников нет в четырех канонических Евангелиях).
Существовало бичевание двух видов — просто плетью и плетью, в которую были вплетены свинцовые шарики. Во втором случае число ударов ограничивалось 39-ю, ибо при большем числе бичуемый мог умереть от болевого шока. А этого никак нельзя было допустить — ведь казнимый должен был еще помучаться на кресте и умереть на нем. В фильме Гибсона Христа бичует не один легионер, а двое, притом дюжих, видом с большой платяной шкаф. Рядом сидит третий, который ведет учет ударов. Я не считал их. Тем более, что частью сидел с закрытыми глазами. Но слух не перекроешь, ужасные звуки отбивали свой чудовищный ритм. Думаю, (если Гибсон был пунктуален по части римских палаческих обычаев), что “легионер-секретарь” как раз довел число ударов до 39.
Что такое каждый удар бича, на который и смотреть-то страшно, свидетельствует следующее место из “Мастера и Маргариты”.
“Выведя арестованного (Иешуа, которого Пилат приказывает немного проучить, но не калечить — В.Л.) из-под колонн в сад, Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
— Римского прокуратора называть — игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
— Я понял тебя. Не бей меня”.
Вот так отреагировал на один несильный удар бича Иешуа Га-Ноцри. У меня нет сомнения, что таких зверских ударов, как показаны в фильме не выдержал бы ни один человек. В том смысле, что он не остался бы в сознании. А скорее всего — и в жизни.
Но этого Гибсону мало. Только зрители перевели дух (наконец-то бичевание закончилось), как легионеры берут в руки нечто похуже — большие плетки, на концах которых закреплены крючки-кошки. И истязание начинается снова. Мы видим (у кого есть силы смотреть на это), как после удара крючки впиваются в тело и обратным движением выдергивают из тела куски мяса. Спина и ноги превращаются в одно кровавое месиво. Затем тело переворачивают и такие же множественные удары обрушиваются на грудь и живот. Неведомо, сколь долго это продолжается и сколько ударов нанесено. Думаю, еще не менее 39. Это все не допускалось никаким законом. И было бы просто бесполезным для последующей казни, так как неизбежно бы привело к смерти от болевого шока.
Ужас творимого продолжал нарастать по мере движения к Голгофе. Христос, совершенно изувеченный бичеванием, надеванием тернового венца с большими колючками, идет в гору, неся свой крест. При этом его продолжают нещадно бить, толкать, он несколько раз со всего размаху падает головой на камни. Каждое такое падение было бы смертельным даже для здорового человека, а не только для уже почти чуть дышащего Иисуса.
Сцена прибивания к кресту с таким же обрушиванием тела на камни (крест — сверху, потом — снизу) и самого распятия не поддается никакому описанию. Даже во время съемок все отказались играть роль “забивающего” и Гибсону самому пришлось сунуть в кадр свои руки с кувалдой и огромным гвоздем.
Об диких пытках не нужно было бы писать. Это уже какое-то извращение. Но... как не писать, если именно вот это запредельное распыление человеческого тела и есть содержание фильма.
Те кадры, в которых Иисус обращается к апостолам (но и это подается как прорывы его помутненного дикой болью сознания в недавнее прошлое), повествуют о его речах на тему о пресуществлении Его крови и тела в вино и хлеб, и еще немного — о любви друг к другу и ко всем людям. Но эти включения — всего лишь незначительные фрагменты двухчасового пособия по садизму.
Само распятие применялось двух видов (эту казнь Рим заимствовал у Карфагена). При одном казнимого просто привязывали к перекладине, а во втором — прибивали. Привязывание считалось много более мучительной казнью, ибо казнимый тогда дольше не умирал и больше мучился. Так, например, казнили Спартака и всех захваченных рабов из его армии. Причем крестные муки, по свидетельству тех, кому удалось чудом уцелеть, были самые сильные из всех других видов казни, превосходящие даже муки посаженного на кол или тех, у кого в китайских казнях большой тяжести отрезали “тысячу кусочков”. Вопрос, впрочем, спорный, ибо воспоминаний о муках посаженного на кол или расчлененного на кусочки мне не попадалось.
В любом случае распятие считалось не только мучительнейшей, но и позорнейшей казнью. Ею казнили обычно восставших рабов и разбойников. Одна деталь: гвозди вбивали не в ладони, а в запястья (канонический вид Христа с гвоздями в ладонях не соответствует историческим реалиям, между прочим, в фильме Гибсона гвозди тоже вбивают в ладони). И под ногами у казнимых прибивалась маленькая дощечка, на которую мог бы опираться повешенный. Ибо если бы он просто висел на пришпиленных руках, то умер бы слишком быстро от удушья, от того, что мышцы грудной клетки устали и не могли бы поднимать грудную клетку со всем телом для дыхания. А с подставкой несчастный мучился до трех (!) суток. В этом обстоятельстве — разгадка вроде бы непонятной процедуры, описанной в Евангелии от Иоанна: римский стражник, чтобы не оставлять тела на пасхальную субботу непогребенными (это противоречило иудейским обычаем, и они просили похоронить тела до наступления сакрального дня), к тому же надвигалась буря, перебивает дубиной голени казнимым (в фильме легионер делает это кувалдой, которой прибивали распятых). Он это делает именно для ускорения наступления смерти от удушья. Подойдя к Христу, стражник увидел, что Тот и так мертв и, чтобы не утруждаться, не размахивать кувалдой, не перебил Ему ноги. Но на всякий случай, для проверки, ткнул Его копьем под ребро, на что Христос никак не отреагировал. Вот и хорошо, как видно подумал стражник, без моей помощи отмучился.
Известный итальянский кинокритик Витторио Мессори, в числе первых посмотревший фильм на “опытном” просмотре в Италии (там в прокат фильм выйдет только в июне), пишет о реакции зрителей:
“Тишина не покидает маленькую комнату. Лишь беззвучно рыдают две женщины, рядом со мной с закрытыми глазами сидит бледный епископ в облачении, а молодой церковный служитель нервно перебирает четки. Раздавшиеся было отдельные, неловкие аплодисменты сразу же прекратились. На протяжении долгих минут, пока шел фильм, никто не вставал, не говорил и даже не шевелился. Значит то, что нам рассказывали, была правда. “Страсти” произвели на нас, подопытных кроликов, тот эффект, к которому и стремился Гибсон — фильм потряс нас”.
У нас в зале тоже никто не встал после фильма и не двинулся к выходу. Все сидели в полном молчании, уставившись на длинные титры с перечислением всех участников фильма. Состояние у нас (и, думаю, у всех) было подавленное. Но состоялся ли катарсис? Позволю себе в этом усомниться. Да и само название: “Страдания Христа” (сначала Гибсон назвал фильм просто “Страдания”, что точнее, чем старорежимное русское “Страсти”) говорит о том, что главное в фильме — запредельные, невероятные страдания именно тела.
Оторопь от фильма была. Изумление человеческой жестокостью — было. Недоумение, зачем ее надо было показывать в такой изощренной и гипертрофированной форме тоже посещало. Но просветления, высокого катарсиса, очищения от душевного мусора? Как-то не ощущалось.
В общем весь (почти) фильм посвящен (повторюсь) исключительно физиологической теме терзания плоти Иисуса. Зачем — не совсем ясно. Если для того, чтобы не просто выявить, но усилить евангельскую идею, что такова плата (мучениями) за искупление грехов всех людей, то не слишком ли много этого искупления? Другими словами, не слишком ли много грехов накопилось у человечества со времен первородного греха Адама и Евы? Может быть столько, что никаких человеческих сил не хватит его искупить? Еще раз скажу, что ведь Иисус в своей земной телесной жизни был человеком, а не Богом. А вынести подобные пытки был бы не способен ни один человек в мире. Он просто бы умер еще до уготованного ему распятия. И, таким образом, не искупил бы Великого Греха. И люди бы остались во тьме порока, и самого христианства бы не возникло. Равно как не было бы и самого главного символа христианства — креста.
Подобные пытки были бы нормой при показе Камо, который симулировал безумную ненормальность — нечувствительность к боли (как раз для того, чтобы избежать смертной казни). И то при медицинском эксперименте на боль врачи заметили, что его зрачки от боли рефлекторно расширились и прекратили опыт.
Не могли они себе позволить пытать человека, пусть и “экспроприатора”, убившего скольких-то жандармов.
Когда огонь на костре Клааса, отца Тиля Уленшпигеля, уменьшился, то все люди вокруг, включая самого Тиля, закричали: добавить огня! Ибо мучения на медленном огне ни с чем нельзя сравнить, и это понимали даже палачи. Добавили огня.
Мне встретился только один беспредельный случай в “опытах” на нечеловеческие муки. Это в “экспериментах” у “доктора” Менгеле. Там врачи-эсэсовцы определяли, как долго может продержаться человек в ледяной воде. Двое советских летчиков находились в ванне с водой со льдом 5 (!) часов. Они умоляли застрелить их. Помощник Менгеле не мог видеть такого неслыханного мучения и несколько раз хотел пристрелить их, Менгеле пресекал этот гуманизм, грозя самого помощника засунуть в ванну. Но ведь Менгеле, некоторым образом, не был человеком.
Странно, что в фильме не затронуто главное в Христе. Его учение. Его моральные максимы. Его отношения с учениками.
Обойдена Нагорная проповедь. Нет ни одной логии Христа, давно вошедших в фольклор. Нет ни одной сцены или притчи. Даже такой выигрышной в драматургическом отношении, как “Прощение блудницы” или “Динарий кесаря”.
Эти упреки легко отвести ссылкой на слова Гибсона, что его интересовали только последние 12 часов земной жизни Иисуса. А в эти 12 часов входили как раз такие события, как его арест и последующие допросы, пытки и распятие. А не его Нагорная проповедь или ответы фарисеям и саддукеям. Что ж, таков замысел... И таково его воплощение.
Конечно, в фильме и в помине нет чувства “священной мести”. Дескать, пусть за все это неслыханное зверство ответят евреи. Евреи в фильме представлены всего-то членами Синедриона во главе с первосвященником Каиафой (и то в фильме один синедрионовец выступает против приговора) и сравнительно небольшой толпой — группой поддержки, требующей от Пилата распять лжемессию. Есть среди толпы одна неприятная баба, гнусно гогочущая при виде истерзанного Иисуса. Она даже и не фурия, а так, безумная идиотка (выражение хари лучше всякого диагноза). Во всяком случае эта толпа ничуть не хуже толп советских трудящихся, которые на манер “Распни его”, скандировали “Смерти, смерти, смерти” врагам народа. Если бы кто-то снял эту толпу (да ведь и снимали) в фильме, то на этом основании не стоило бы говорить о русофобии автора.
С другой стороны в фильме есть вполне хорошие “тоже евреи”. Апостолы. Мать Иисуса (играет румынская еврейка Майя Моргенштерн). Иоанн, все время бывший с ней в самые трудные минуты, которого мать Иисуса усыновила. Мария Магдалина (итальянская секс-бомба Моника Беллуччи). Симон из Киренаики, помогавший Иисусу тащить крест.
Зато с третьей стороны имелось отребье из римского легиона, откуда рекрутировались палачи. Между тем никто не устраивал кампаний по поводу того, что фильм разжигает “антиитальянские”, точнее “антидревнеримские”, — чувства.
А вот Антидиффамационная Лига (по защите евреев) решила, будто фильм насыщен антисемитизмом и полагает:
— что евреи в фильме изображены негативно как враги Бога и средоточие зла;
— что вина за казнь Христа возлагается исключительно на евреев.
В общем, в Израиле фильм не покажут.
Результат для противников фильма оказался ошеломляющим. Отрицательная реклама привела к тому, что он только за пять дней проката на 1800 экранах США собрал в пять раз больше затрат на постановку (затратили около 30 млн, собрали за пять дней $125,2 млн). Через три недели сбор уже превосходил затраты в 10 раз! А впереди прокат по всему миру. Российская премьера фильма состоится 7 апреля одновременно с Европой. Посмотрим на реакцию. Пока же один американский зритель написал:
“Я задаю себе вопрос, открыл ли Гибсон золотоносную жилу изображения подлинных страданий различных мучеников. Последуют ли за этим сцены сдирания кожи в реальном масштабе времени при дворе Великого Тюрка, детали сажания на кол при Иване Грозном, колесования, четвертования, разрывания дикими конями, отваривания в кипящем масле. Поле непахано. Наверное чуткий Гибсон решил, что общество достаточно закалено видеорепортажами, искусство не может плестись в хвосте”.
В метафизическо-религиозном отношении говорить о виновности в смерти Христа каких-то отдельных людей и даже какого-то народа не приходится. Бог послал Своего Сына на землю ради принятия грехов людей на себя и мученической смерти во искупление грехов всех людей.
Об этом же сказал и известный проповедник Билли Грэм:
“Картина Гибсона соответствует учению Библии, ведь все мы ответственны за смерть Христа, потому что мы все согрешили. Не злодеяния какой-то отдельной группы людей, а грехи всего человечества стали причиной смерти Иисуса. Я верю, что любой, кто посмотрит “Страдания Христа”, уже никогда не будет прежним”.
Билли Грэм заметил в фильме Воскресение. А это не всем будет дано. Воскресение Христа мелькнуло в самом конце фильма в течение нескольких секунд. Одни в это время моргнут, другие будут смахивать слезу. И не увидят самого главного.
Согласно догматике, после искупления всех грехов, человечество могло бы жить, как бы заново родившись. Безгрешно. Могло бы, но не жило. Оно, это человечество, и после этого продолжало жить во грехе и многих преступлениях.
Так что же, требуется Второе Пришествие Сына Человеческого?
Да, отменно сделанный фильм. Но... лучше бы его не было.
Добавить комментарий