cyril_tuschi_-laura_jay-w.jpg
Несколько лет назад человек с камерой поехал из Германии в Сибирь вовсе не помышляя о славе. Путь лежал в реально безвестный Краснокаменск, где находилась тюрьма и где его, естественно, ни к какому Ходорковскому не пропустили...
Он необыкновенно оживлен, весело произносит по-русски: «Очен приятно, менья зовут Кирилл!» Через два дня после нашей встречи в Манхэттене Сирил Туши летит в Москву на премьеру...
— Правильно ли я поняла: на премьеру «Ходорковского» — в России?
— Именно. В Москве шесть кинотеатров из семи нашли причины отказаться. Разные причины — но не потому, что позвонили из Кремля от Путина! А сейчас Эльдар Рязанов взялся показать картину у себя в киноцентре. Вполне возможно, что и руководство кинотеатра «Художественный» примет положительное решение: пока идут переговоры. Вот, кстати, смешной эпизод: в поезде «Москва—Санкт-Петербург» встретил я Никиту Михалкова и пригласил его на московскую премьеру. Он что-то бормотнул сквозь зубы. А что? Мое дело — позвать. Думаешь, не придет? (смеемся). — В Санкт-Петербурге мне обрадовались тоже не все, но один владелец мультиплекса рукой махнул: «Я этого вашего Ходорковского не особо люблю, но если народу интересно — ладно, один вечер будем крутить!» Вот, смотри! (включает айфон, на маленьком экране — огромные афиши в фойе петербургского кинотеатра — Б.Г.).
— Бывают же отдельно взятые храбрецы...
— Они не «отдельно взятые». Люди расстаются со страхом. Тигр еще жив, но зубы у него вырваны.
— Вот интересно: звонишь друзьям, и на вопрос о российской жизни ответ будто в старые времена: «Ну, не по телефону...»
— Ты извини, не тебя, ни твоих друзей обижать не хочу — но это их и твоя проблема. У вас страхи двадцатилетней давности! Понимаю, что не только у вас: я совсем недавно встречался в Москве с приятными интеллигентными людьми — и многие из них честно говорили: «Мы — рабы, такими родились, такими и остались!» Пусть это звучало с иронией, даже с сарказмом — но тем не менее... Вы боитесь поверить, что старые времена не возвращаются! А на следующий день после совершенно открытой конференции по фильму «Ходорковский» в Москве все живущие в России участники фильма собрались в центре искусств «Винзавод». Состоялся прямой эфир для радио «Дождь». Радио более чем вольное! На слушателей, которые звонили и обвиняли Ходорковского, ведущий, ничего не боясь, орал: «Да вам Первый канал мозги загадил!». Он резче говорил... И никто его не хватал, не тащил в Гулаг. Если хочешь знать, я сам трус. Да, честно, я «чикен». Если бы мне позвонили и пригрозили, то закрыл бы проект и убежал из России. Но этого не произошло. Говорю же тебе, жизнь там меняется — и люди становятся свободней, расстаются со страхом. Это не мое самоуспокоение, не самообман.
— Хорошо бы при новой российской вольности еще и узнать, жив ли судья Виктор Данилкин.
— Жив, хотя нездоров: что правда, то правда. Второй суд был — чистый «булшит», умный Данилкин все понимал.
— А ты не хотел пригласить сниматься его помощницу Наталью Васильеву?
— Я встречался с ней, она, как говорят, воздержалась. Эта необыкновенно мужественная женщина сказала всю правду о сфабрикованном обвинении и заранее написанном приговоре. Сейчас она без работы, зарабатывает муж. Но и она не в Гулаге...
— В одном из интервью ты сказал, что вначале хотел снимать художественный фильм о Ходорковском, но потом раздумал. Отчего?
— Я понял, что любая фантазия окажется бедней того, что показывает жизнь. Логику российского абсурда понять сложно — до меня она начала доходить только спустя несколько лет после начала съемок. Но, как ни парадоксально, чем больше деталей российской жизни узнаешь, тем сложней постичь эту механику.
— Что же немецкий режиссер все-таки постиг в России?
— Мое субъективное мнение: дело Ходорковского — чисто мужская разборка, кто сильней. Будь он и Путин женщинами, ничего подобного произойти бы не могло. Мы уже говорили о мазохизме унаследованного рабства. В России ты — либо часть авторитарной верхушки, либо у нее под пятой. А «верхушка верхушки» — отец, который покорных приближает, а непокорных уничтожает. При этом все обогатившиеся в перестройку повязаны одной виной: поживились, воспользовались ситуацией. Все! Подразумевается, что эти «все» должны быть заодно. Но Ходорковский захотел выйти из круга: я, дескать, не с вами! Он попытался отделить себя и сделаться чистым — вроде известного героя Достоевского, начавшего новую жизнь на поселении. Но при этом хотел оставаться одним из самых богатых людей в мире да еще и открыто поддерживать оппозицию! Позволить ему продолжать означало потерять контроль над ситуацией, ослабить вертикаль власти. Вот Путин и не позволил. Оставаться за границей для Ходорковского означало признание вины. Кроме того, Лебедев уже был в тюрьме — считай, заложник. Дальнейшее известно: самолет Ходорковского приземлился в Москве и был взят штурмом. Как видим, Путина Михаил явно недооценил, а поддержку и возможности Америки переоценил: США пока вроде не планируют вводить войска в Россию и освобождать его...
— Фильм, на мой взгляд, яркий, плотность информации на единицу экранного времени очень высокая — но мнения о нем были разные. Некоторые обозреватели упрекнули тебя в однобокости: дескать, в кадре преимущественно друзья, родные и сторонники Ходорковского.
— Я честно хотел взять интервью у Путина — получил отказ. Но из тех, кто снимался, далеко не все расхваливают Ходорковского. Тот же Дмитрий Гололобов, бывший глава юридического департамента «Юкоса», проживающий сегодня в Лондоне, кричит прямо в камеру: «Да мне на него плевать! Он сам подписал себе приговор!» Швейцарский аналитик намекает на то, что возвращение Ходорковского в Россию было частью хорошо продуманного плана сесть в тюрьму и выйти героем. А почему нет? Гусинский же был в тюрьме — правда, недолго. Кстати, чем дольше сидит Ходорковский, тем большее количество людей его поддерживает.
— Эпизод в начале фильма свидетельствует об обратном: на вопрос, кто такой Ходорковский, российские подростки уверенно отвечают: «А, это который деньги украл...»
— И все-таки отношение к нему меняется. Но не у власти: для Путина отсидка одного — пример другим олигархам.
— Скажи, не пытался ли ты провести параллель между судьбой Ходорковского и судьбой твоего прадеда? (Роберт Сан-Галли, итало-германский промышленник, жил в Петербурге и во время революции вынужден был бежать — Б.Г.)
— Сравнений подобного рода может быть много. Некоторые, что называется, лежат на поверхности: Путина сравнивают с Гитлером, Суркова — с Геббельсом. Если вспомнить революцию семнадцатого года, то сравнивать Путина с царем-батюшкой — очень неточно: царизм примитивней, новый российский капитализм изощренней. Конечно, абсолютистское мышление сохранилось. Конечно, сходство судеб есть: капиталист из России всегда обречен бежать. Но моя задача была не проводить прямую параллель с прадедом — это несколько дешевый прием. Я хотел исследовать амбивалентность человеческого мышления: вчерашний комсомольский деятель становится предпринимателем, бывший защитник социалистических идей занимает прямо противоположную позицию защитника собственности, система коррумпированного дикого капитализма, которая его породила, его и съедает. Для меня такая амбивалентность, при всем драматизме дела Ходорковского, позитивна: она дает надежду на перемены в человеке.
— Но покуда отдельно взятый человек сидит в тюрьме, а Путин в своей речи вещает про доказанные убийства, которые ведут к «Юкосу». Ты не даешь никаких комментариев — намеренно?
— А что я должен комментировать? Кто я — юрист, следователь? Если верить пропаганде, проект не надо было затевать вообще. Соратников Ходорковского по «Юкосу» Леонида Невзлина и Михаила Брудно вообще разыскивает Интерпол! Они живут в Израиле. Я туда полетел и дал им сказать перед камерой все, что считают нужным. Так делается документальное кино.
— Значит, режиссер — просто бесстрастное зеркало? Белый экран?
— И то, и другое — но прежде всего он — режиссер, имеющий собственную точку зрения, личный взгляд на тему. Кстати, и тема, и взгляд могут быть неоднозначны.
— Одна из американских газет назвала твой фильм «глубоким исследованием и прекрасным развлечением». Но очевидно, что не все близкие Михаилу люди пожелали в этом «развлечении» участвовать. Его жена и дочь мелькают в очень коротком эпизоде — да и тот похож на любительскую хронику. Побоялись?
— Да при чем тут боязнь... Инна сниматься просто не захотела: она подавлена, деморализована, не очень сильна. Отец Михаила тоже попросил обойтись без него: он человек пожилой и нездоровый, чуждается публичности. Мужчина в этой семье — Марина, мать Михаила. Вот кто «носит брюки»! Если бы она сдалась, он не смог бы держаться так мужественно.
— Первая жена Ходорковского Лена и его старший сын Павел появляются во многих эпизодах. Им решиться на съемку было легко?
— Не очень. Прежде всего, мне самому было очень сложно их найти, на это потребовалось много времени и сил. Когда мы встретились три года назад, Лена с трудом шла на разговоры. Но потом я обоих убедил.
— Рецензируя твою работу, британская журналистка Хелен Пидд называет интервью с Ходорковским во время второго суда одним из самых скучных эпизодов в фильме. Трудно понять, за что взъелась на тебя «Гардиан...»
— Я не гадаю, не обязался всем нравиться — и не мог «художественно» срежиссировать эпизод, когда человек говорит из клетки. Да и время было предельно ограничено: если помнишь по фильму, прессу выгнали очень быстро. Я успел спросить у Михаила то, что хотел: как он умудряется не впасть в отчаяние. Он ответил по существу: на отчаяние нет времени, много работает. Если для кого-то это недостаточно убедительно или не вполне зрелищно — прошу извинить.
— А насколько трудно было попасть на второй суд?
— Невероятно, фантастически трудно! Это тоже из области театра российского абсурда — пришлось играть в предлагаемых обстоятельствах, рисовать себе фальшивые «ай-ди» от разных телеканалов, добывать верительные бумаги...
— Пусть в этот раз в Москве тебе сопутствует удача — и пусть премьера состоится.
— Все будет хорошо! — по-русски.
Добавить комментарий