Окончание. Начало в №8 (16-30 апреля 2011 г.)
Красная скала
Всех австралийцев, коренных и приезжих, можно разделить на две большие группы: тех, кто совершил паломничество к знаменитой «Красной скале», и тех, кто отложил его до лучших времен. В этом году ожидается, что ЮНЕСКО назовет семь новых чудес света, и огромная скала — монолит, напоминающая по форме буханку хлеба, имеет все шансы попасть в этот список. Ее называют иногда Айерс-рок — по имени чиновника, занимавшего пост статс-секретаря Южной Австралии в 1873 году, когда ее впервые пометили на карте, но многие австралийцы предпочитают аборигенское название Улуру. Поистине чудом является то, что скала посреди пустыни сохранилась, не рухнула под ураганными ветрами за миллионы лет. Геологи объясняют это так. 500 миллионов лет назад здесь было море. Отложения из песка и гальки образовали на дне его горный хребет, ныне ушедший глубоко под землю. Хребет выходит наружу только двумя красными утесами — Улуру, и скалой поменьше — Ката Тьюта (ее другое название Маунт Ольга). А красный цвет придает им минерал гематит — оксид железа.
Всего каких-нибудь 50 лет назад до Улуру могла добираться лишь сотня-другая смельчаков, решившихся с риском для жизни проехать на машине больше тысячи миль по выжженной солнцем пустыне. Достаточно сказать, что летом здесь средняя температура 45 градусов по Цельсию. Но интерес к скале зрел, поток смельчаков густел, и чтобы доставить их к Улуру, соорудили аэродром в городке Алис Спрингс. Это примерно в 200 милях от скалы, и теперь туда можно проехать за пять часов. Дальше — больше. Теперь к услугам туристов отели и мотели с видом на скалу, так что ныне ее посещает... более 400 тысяч туристов в год, что создает серьезные трудности по обеспечению их водой. А через 10 лет, по некоторым прогнозам, воды для туристов там явно не хватит.
Национальный парк Улуру — Ката Тьюта, принадлежит аборигенскому племени Анангу, которое сдало его в аренду правительству сроком на 100 лет. Как тысячу и десять тысяч лет назад, Анангу охотятся и собирают плоды и корни растений в этом парке, только теперь еще и стригут купоны в виде отчислений от доходов с туристов. Как гласит молва, этих ползающих по скалам туристов местные аборигены называют между собой «минга» — муравьи.
Для аборигенов Улуру — самое святое место. Здесь совершался обряд посвящения в мужчины юношей в возрасте 13-ти лет, после чего они уходили на два года в пустыню. Тех, кто выживал, провозглашали совершеннолетними — и опять же на вершине Улуру. А до этого момента им запрещалось появляться близ скалы. В одной из мало доступных пещер Улуру тысячи аборигенок испокон веков рожали детей, тогда как мужчинам, как объяснил нам абориген-экскурсовод, и по сей день запрещено подходить к этой пещере, а за фотографирование этой и других пещер с древними наскальными рисунками взимается штраф в несколько тысяч долларов.
Не удивительно, что аборигены, которых вы встречаете в таких парках, от ожирения не страдают. Они чаще всего мускулисты и атлетически сложены. В то же время их соплеменники в городах довольно часто выглядят обрюзгшими и мрачными. По статистике, аборигены остаются самыми бедными и необразованными жителями страны. Писатель Дэйзи Бэйтс точно подытожила их судьбу в своей книге об аборигенах: «Они могли перенести любые превратности природы, дьявольскую засуху, сокрушительные наводнения, муки жажды и голода, но перенести цивилизацию им оказалось не под силу».
У аборигенов есть несколько преданий о происхождении Улуру. Вот одно из них: два племени духов предков были приглашены хозяевами пустыни на пир, но не явились. Их отвлекли спящие женщины в образе ящериц. Разгневанные хозяеваспровоцировали столкновение этих двух племен. В яростной битве пали вожди племен, а земля вздыбилась от скорби кровопролития — так образовалась скала Улуру.
Звучит, я бы сказал, сюрреалистично, однако австралийцы весьма реалистично относятся к аборигенским табу. Так, если в телепрограмме предполагается показать фотографии предков аборигенов, то зрителей заранее предупреждают. Это значит, что сами аборигены смотреть такую передачу не будут, подобно тому, как у нас некоторые зрители избегают сцен насилия. Некоторые суеверные туристы возвращают по почте привезенные с Улуру камни из боязни проклятия, которое через посредство этих камней могут наслать на них аборигены, а о несчастьях, постигших нераскаявшихся, нередко пишут в бульварных изданиях.
«Красная скала» бывает красной только на закате и восходе солнца. В другие часы, в зависимости от освещения, она меняет цвет на бурый, синий или серебристый, как, например, во время дождя. По традиции, туристы появляются на рассвете с шампанским, чтобы поднять бокалы, когда первые лучи достигнут вершины скалы. Правда, зимой на рассвете очень холодно, приходится кутаться в теплые шали и свитера.
Улуру можно увидеть на календарях, рекламных плакатах и, конечно, в кино, например, в фильме «Крик в ночи» (A Cry in the Dark) с Мерил Стрип в главной роли. Казалось бы, Улуру так известна, что увидев ее наяву, человек не должен неметь от удивления. А он немеет — мощный монолит, в 400 метров высотой и более полутора километров длиной поражает своим величием, завораживает, так что трудно оторвать глаза, и ощущение чуда при соприкосновении с ним остается с вами навсегда. Побывав на Улуру, мой одиннадцатилетний внук Андрей написал в школьном сочинении, что «Красная скала» должна присутствовать на новом национальном флаге Австралии.
По восточному побережью
...Мы путешествовали с ним и его родителями на автомобиле по восточному побережью Австралии, где проживает более 80 процентов населения страны. Приезжий из США не сразу привыкает к австралийским шоссе: они очень узкие по сравнению с американскими. Повсюду лишь две полосы, вместо шести или восьми, как у нас, и если впереди медленно тащится какой-нибудь фургон, перевозящий лошадей, — а их в Австралии разводят в больших количествах — то его долго нельзя объехать. Зато чувствуешь себя ближе к природе: с обеих сторон, совсем рядом, тянутся эвкалиптовые леса. В Австралии насчитывается до 700 видов эвкалиптов, и далеко не все сбрасывают с себя кору. Но те, что сбрасывают и открывают глазу обнаженные стволы и ветви, — в России их называют «бесстыдницы» — скульптурно красивы. Они, как руки, тянутся друг к другу под вечно зеленой сенью листвы.
Нередко встречаются банксии: деревья с длинными черными шишками, свисающими в виде гирлянд. Они растут только в Австралии и размножаются, как это ни поразительно, во время пожаров, когда лопаются шишки и выпадают семена. А пожары в засушливые месяцы здесь довольно частое явление. Из этих очень прочных шишек австралийские умельцы делают всевозможные вазы и фигурки для туристов.
Леса сменяют луга, где пасутся овцы, коровы и лошади, потом возникают холмы — их склоны возделаны под виноградники. Австралия — одна из ведущих винодельческих стран мира, хотя вина там стали производить всего лишь лет 30 назад. По качеству австралийские вина, по-моему, не уступают французским, а по цене они гораздо дешевле. Вдоль дорог пестрят красочные рекламы вин с приглашениями посетить дегустационные погребки. Лично мне больше других марок нравится шираз «Кунавара» — его производят на юге страны.
А что касается рекламы, то очень примечательна история знаменитого курорта в штате Квинсленд, на северо-восточном побережье Австралии. В 50-е годы городок Элстон был незаметным, ничем не отличавшимся от других прибрежных городков с прекрасными пляжами. Но лишь до тех пор, пока отцам города не пришло в голову переименовать его в Серферз Пэрэдайз — Surfer’s Paradise, то есть, рай для сёрфинга. И поскольку в то время этот спорт быстро входил в моду, то и эмблему городку придумали соответствующую, пусть и не очень оригинальную — кенгуру на доске скользит на гребне волны. В бывший Элстон валом повалили туристы. За недолгие 20 лет здесь возникло второе Майами — десятки небоскребов, отелей, ресторанов, казино, полей для гольфа и аттракционов. Сегодня так называемый Золотой берег Куинсленда — один из самых популярных в Австралии курортных районов, но, как говорится, «в начале было слово», в данном случае реклама.
Спешить на шоссе не хочется, такая красота вокруг. Впрочем, спешить здесь — себе дороже, так как по обочинам тут и там установлены специальные камеры, фиксирующие превышение скорости. Штрафы весьма чувствительные, но австралийцы уходят от них, покупая новейшие GPS — навигаторы, которые предупреждают о приближении участка с камерой. Милый женский голос воркует: поворот через 5 километров, потом слияние с другой дорогой... и вдруг его прерывает резкий мужской голос: «Осторожно, через сто метров камера безопасного движения». Тут уж невольно тормозишь.
Зато, проезжая через городки, почти не встречаешь светофоров и соответственно камер над ними. Вместо светофоров через каждую милю сделана кольцевая развязка — нужно только вовремя повернуть по кругу, двигаясь по часовой стрелке, движение ведь левостороннее, и прислушаться к навигатору, без которого просто запутаешься. Провинциальные городки весьма американизированы: те же макдональды и старбаксы, таргетсы и уолмарты, те же заправочные станции. Да и дома по преимуществу одноэтажные, и школы мало отличаются от наших — разве что непривычно яркими цветами в палисадниках и разноцветными формами школьников в широкополых шляпах, прикрывающих шею от палящего солнца.
Большие города
Cамобытны большие города: Аделаида, Перт, Сидней и Мельбурн, которые, по рейтингу влиятельной аналитической компании Economist Intelligence, находятся в числе 10 лучших для проживания городов мира. Хотя Мельбурн получил наивысшее третье место в этом списке, я предпочитаю Сидней, с его живописными гаванями. Собственно, различные городские районы и протянулись вдоль этих гаваней. Их береговая линия протянулась почти на 250 километров. Заканчиваются гавани маленькими бухточками, где стоят на якоре сотни яхт, владельцы которых, обитающие рядом, в виллах на берегу, пользуются всеми благами сельской жизни «у самого синего моря». По утрам всего за какие-то полчаса множество старомодных коричневого цвета паромов доставляют их в центр города, где в стеклянных небоскребах они работают. В перерывах они могут прогуливаться в парках или в прекрасном ботаническом саду, где на лужайках можно увидеть белых ибисов, с длинными изогнутыми клювами, и где сотни наглых попугаев разных пород и цветов радуги могут спланировать вам на плечи, руки, голову, если завидят в ваших руках корм...
На пути в центр города и обратно все паромы проплывают мимо Сиднейского Оперного театра, который считают одним из чудес современной архитектуры. Австралийцам он люб прежде всего потому, что напоминает близкие им образы паруса и морской створчатой раковины. В мой пятый приезд в Австралию я, вместе с экскурсией, прошел за кулисы нескольких залов этого комплекса, посмотрел репетиции оперы, балета, драмы, оркестра, а также побывал в помещениях, где занимаются артисты, где устраиваются конференции и банкеты. Для культурной жизни Сиднея этот комплекс значит даже больше, чем «Линкольн-центр» для Нью-Йорка. Он буквально преобразил город — благодаря ему Сидней вышел, по-моему, победителем в многолетнем культурном состязании с Мельбурном, хотя мельбурнцы со мной, конечно, не согласятся.
Теперь трудно себе представить, что в 50-е годы на месте «Оперного театра» было трамвайное депо. Потом был объявлен конкурс на лучший проект строительства концертного зала для филармонического оркестра Сиднея. Отцы города выбрали в высшей степени оригинальный проект малоизвестного 37-летнего датского архитектора Йорна Утзона. Он планировал построить здание театра за несколько лет и истратить менее 7-ми миллионов долларов. На самом деле этот комплекс строился 15 лет и обошелся государству в 14 раз дороже.
Утзон, возможно, был гениальным архитектором, но ничего не понимал в финансах, так что отведенные для строительства фонды вскоре иссякли, рабочим стало нечем платить, и автор проекта был с позором уволен. К счастью, мэру города пришла в голову спасительная идея: собрать деньги с помощью лотереи. Он знал о пристрастии австралийцев к азартным играм — по статистике они тратят на них в пересчете на душу населения больше, чем жители какой-либо другой страны мира. В каждом городке вы найдете игральный клуб и, став за незначительную плату его членом, можете раз в неделю пообедать с большой скидкой. Хозяева таких клубов не скупятся, зная, что вы истратите гораздо больше на «одноруких бандитов». Так было и в этот раз: несколько сиднейцев выиграли по миллиону, а город собрал необходимые средства для завершения строительства.
Издалека «Оперный театр» кажется легким, словно плывущим на волнах, особенно когда медленно приближаешься к нему на пароме или на старинном парусном клиппере, похожем на корабль капитана Кука, на котором мы с внуком совершали экскурсию по сиднейскому заливу. На самом деле весь комплекс весит 161 тысячу тонн и опирается на 580 свай, опущенных на глубину 25 метров. Самое поразительное в этом здании — это кровля, состоящая из нескольких тысяч секций, называемых раковинами. Только вблизи видно, что раковины собраны из сборных бетонных панелей треугольной формы. Кровля покрыта белыми плитками, их несчетное число, и при смене освещения игра радужных оттенков создает причудливые цветовые гаммы. Плиток так много, что работы по их очистке и замене не прерываются ни на один день.
Под этой уникальной кровлей смонтировано несколько потолочных перекрытий, создающих идеальную акустику. Два огромных свода, в виде парусов, образуют потолки оперного и концертного залов, другие своды поменьше обнимают пространства театров, ресторанов и... мемориального зала имени Йорна Утзона. Так была сглажена бестактность — ведь когда в 1973 году «Оперный театр» открывала сама королева Елизавета Вторая, датского архитектора даже не пригласили. О нем вспомнили десятилетия спустя, уже после того, как сиднейский «Оперный театр» прославился на весь мир, а знаменитые архитекторы, например, американец Фрэнк Гери, стали проектировать здания с причудливо изогнутыми крышами под влиянием Утзона.
В знак запоздалого признания архитектору предложили создать специальный зал, который будет носить его имя. Так возник красивейший зал имени Йорна Утзона, отделанный розовым гранитом и деревом, с абстрактными картинами кисти того же Йорна Утзона. Жаль только, что сам он не смог увидеть свое последнее детище — он умер незадолго до его открытия. На торжестве присутствовал его сын.
С богатой культурной жизнью Сиднея знакомит читателей прекрасный журнал LimelightMagazine.com.au, главным редактором которого является Фрэнсис Мерсон, талантливый молодой журналист и лингвист. Я встречался с ним в Сиднее, в доме его отца Джона Мерсона, ученого и общественного деятеля, и позже в Нью-Йорке, и в Москве. Хотя я и коренной москвич, Фрэнсис знает сегодняшнюю российскую столицу гораздо лучше меня, потому что в течение нескольких лет издавал там журнал на английском языке о новостях культуры. Первоначально его привела в Москву любовь к русской литературе — Фрэнсис захотел освоить русский язык настолько, чтобы в подлиннике читать великие русские романы и стихи. И за несколько лет пребывания в Москве он в совершенстве овладел русским, благо его шарм, остроумие и замечательное умение импровизировать на рояле расположили к нему многих молодых москвичей и особенно москвичек. Однако профессиональным славистом он так и не стал, уже и защитив диссертацию. По возвращении в Австралию, он вложил весь свой московский опыт в издание журнала в Сиднее, который быстро приобрел популярность. Именно такие талантливые люди, как Фрэнсис Мерсон, хорошо знающие культуру других стран, превратили Сидней в один из самых важных космополитических центров мира.
Правда Сидней, наряду с Москвой, стал также и одним из самых дорогих городов мира. На мой вопрос о дороговизне билетов в театр, экскурсовод объяснил, что «Оперный театр» тратит столько электричества, сколько хватило бы на освещение города с населением в 25 тысяч, и это, в частности, влияет на стоимость постановок. Так или иначе, для американцев цены в Австралии в последние годы заметно повысились. Произошло это, в частности, потому, что американский доллар сильно упал по отношению к австралийскому. Два года назад австралийский доллар стоил примерно 70 центов, а теперь он дороже американского. Все дело в том, что Австралия пережила мировой кризис гораздо легче, чем другие страны. Безработица не поднималась выше 5 процентов, а долгов у этой страны практически никаких нет, даже несмотря на огромный урон сельскому хозяйству вследствие сильнейших наводнений этого года. От него, я полагаю, Австралия — страна сказочно богатая минеральными ресурсами — оправится довольно быстро, благодаря громадным доходам от их экспорта.
Я помню, что в 1981 году, когда я эмигрировал из России, нам сообщили в ХИАСе в Риме, что оформление в Америку займет два месяца, а в Австралию — больше года. Ехать в Австралию тогда приглашали только молодых и квалифицированных специалистов с семьями. И непременным условием для иммиграции в эту страну было свободное владение английским языком и уважение к ее законам и культуре. Не случайно прежний австралийский премьер Кевин Радд (сейчас он министр иностранных дел) заявил, что те мусульмане, которые хотят жить по законам шариата, могут спокойно вернуться на свою родину. Весьма смелое, я бы сказал, заявление, на которое вряд ли способны нынешние европейские лидеры. Не удивительно поэтому, что молодые образованные англичане продолжают эмигрировать в Австралию, ту самую страну, куда их добропорядочные предки ссылали преступников.
Улетать из Австралии грустно, одно утешает, что на обратном пути выигрываешь целый день при пересечении демаркационной линии суточного времени (Dateline), которая проходит где-то на долготе Японии. Идеально было бы, наверное, лететь в день собственного рождения: можно его отметить и в Австралии, и где-нибудь на Гавайях, и дома, в Америке...
Добавить комментарий