Элеонора Мандалян — член Союза писателей, Союза журналистов и Союза художников СССР, кандидат педагогических наук. Перу Мандалян принадлежит целый ряд художественных произведений, в том числе научная фантастика — романы, повести и рассказы, опубликованные в разные годы.
Роман «Анатомия зла» посвящен актуальной теме — трансплантации, клонированию и искусственному оплодотворению. Действие происходит в Калифорнии. В книге рассказывается о преступной деятельности хирурга и ученого Гроссе, использовавшего свой незаурядный талант и престиж в корыстных целях. Современное развитие медицины получает в романе фантастическое воплощение, развивающееся в остро конфликтной ситуации между тремя основными героями — Гроссе, его сподвижницей и любовницей Кларой и неким таинственным персонажем по имени Гроэр.
Книга «Анатомия зла» вышла в издательстве журнала «Чайка» Seagull Press. Ee можно приобрести в книжном магазине журнала «Чайка».
♦
Зайдем на минутку к донору, хочу на него взглянуть, — сказал Гроссе, толкнув одну из глухих, никак не обозначенных дверей.
Клара нехотя шагнула за ним следом и остановилась в тени бетонной ниши, заранее зная, как будет развиваться гроссовский фарс и не желая принимать в этом участия.
В небольшой унылой комнате, где всю мебель составляли кровать, тумбочка да пара стульев, находились двое: пожилая женщина в белом халате и чернокожий подросток в полосатой пижаме. Он сидел на подушке больничной койки, обхватив руками острые коленки, и при виде вошедших затравленно уставился на них, часто моргая. Как дикий звереныш в клетке, которому безумно хочется убежать, да некуда. Женщина, вскочив со стула, замерла в подобострастно-выжидательной позе.
— Hi, Joe, — приветствовал пленника Гроссе, таким тоном, будто они были знакомы всю жизнь и лишь вчера расстались.
В ответ паренек только крепче сжал зубы, тщетно пытаясь унять их лихорадочную дробь.
— Тебе холодно? Никак простудился? — В голосе незнакомца озабоченность. Он протянул руку ко лбу пленника.
Тот отпрянул и, прижав подбородок к груди, еще чаще захлопал ресницами из-под черного облака буйно вьющихся волос.
— Ты боишься меня?! — искренне удивился Гроссе.
— Джо, доктор всего лишь хочет узнать, нет ли у тебя температуры, — вмешалась пожилая медсестра. — Врачей бояться не следует.
Ее подопечный лишь переводил взгляд с заботливого доктора на скрывавшуюся в тени неподвижную фигуру женщины, еще глубже забившись в угол постели.
— Не дури, Джо, — одернул его Гроссе тоном школьного наставника. — Я пришел, чтобы обследовать тебя: измерить давление, пульс, выслушать легкие и сердце. Это займет всего несколько минут и, как ты понимаешь, совсем не больно.
— А чего ради вы должны меня обследовать?! — взвизгнул юнец, и голос его сорвался. Влажные колечки волос налипли на высокий, округлый лоб, бледно-сиреневые, по-детски оттопыренные губы дрожали, а глаза, из-за фосфоресцировавшей голубизны белков, светились на черном фоне лица, как болотные огни среди ночи. — Зачем меня схватили? Зачем привезли сюда? Кто вы? Что вам надо? Вы хотите убить меня? Но за что? Что я вам сделал? — Подросток перешел на крик. Он был близок к истерике.
«Сиделка» приняла позу боевой готовности. Гроссе молча пережидал, когда иссякнет этот каскад выплеснувшихся эмоций и слов.
— Отпустите меня! На что я вам? У меня ж ничего нет. Я хочу жить... — На последней фразе пленник сорвался и как-то сразу обмяк. Его большущие глаза наполнились слезами. Всхлипывая и шмыгая приплюснутым ноздрястым носом, он, теперь уже жалобно, продолжал подвывать: — Ну пожалуйста, дяденька, не убивайте меня. Очень вас прошу...
Перед Гроссе сидел большой, долговязый ребенок, насмерть перепуганный, готовый в любую минуту разреветься и завопить во все горло: «Ма-ма!!!»
— С чего это ты взял, дуралей, что тебя хотят убить? — Голос Гроссе стал отечески-укоризненным. Он опустился на край постели, прикрыл ладонью холодную от пота, нервно вздрагивающую руку паренька, которую тот не успел отдернуть, и заговорил доверительно и участливо, глядя ему в глаза: — Понимаешь ли, весь фокус в том, что ты, дружок, болен. Мы не сказали тебе этого сразу, чтобы не напугать. А получилось, кажется, наоборот. Ты на горячую голову нафантазировал себе черт знает что.
Придуманный на ходу довод был мало убедителен, но запуганный, одуревший от страха юнец уцепился за него, как тонущий — за спасательный круг. От Гроссе не ускользнули искорки совсем уже другой тревоги, промелькнувшие в его глазах.
— Гретта! — обратился от к сиделке. — Дайте-ка сюда результаты анализов больного.
Мальчик настороженно наблюдал за обоими. В нем и впрямь затеплилась надежда. Выходит, он попал в руки доброжелателей, а не злодеев, и все не так уж пугающе безнадежно.
Клара продолжала стоять на том же месте, прямая и неподвижная, будто проглотила кол или окаменела.
Гретта протянула Гроссе несколько отпечатанных лабораторных бланков. Он пробежал их взглядом и с озабоченным видом покачал головой.
— Вот видишь, Джо, я так и думал. Мои опасения подтвердились.
— Но у меня ничего не болит...
— Пока не болит! Тебе удалили аппендикс, не так ли? — Гроссе отметил изумление в глазах мальчика и удовлетворенно продолжил: — Больница была скверная. Они занесли тебе в рану инфекцию, в результате которой развился гнойный процесс. И теперь не только твое здоровье, но и твоя жизнь под угрозой.
Глаза парнишки совсем округлились, а шоколадного цвета радужка слилась с расширившимися зрачками, отчего на врача-спасителя смотрели сейчас две черные, бездонные дыры.
— И что теперь со мной будет? — еле слышно пролепетал он.
— Все будет Окэй, если доверишься мне. Одна очень маленькая, совсем легкая операция, и ты снова здоров. Снова на воле, со своими друзьями и с мамой, которая шлет тебе поклон и просит быть благоразумным и мужественным, как настоящий мужчина. Ведь ты ее единственная опора и надежда.
— Как!? Вы знаете мою маму?! — вскричал Джо. — Это правда? Вы видели ее? И она знает, где я?
— Глупыш. А разве могло быть иначе? Тетушка Бетси и твой дядя Том сами обратились ко мне за помощью. Кому ж, как не им, знать о твоем недуге. Тебя увезли силой, уж ты не обессудь. Они уверяли, что добровольно в больницу ты не пойдешь.
— И то верно. Не пошел бы. — Магические имена «Бетси» и «Том» сделали свое дело. Лицо пленника посветлело, насколько позволял черный с сизым отливом цвет его кожи. Утихла дрожь. После пережитых волнений и самых страшных предчувствий он согласен был на любую операцию, лишь бы живым вернуться домой.
— Мама непременно придет навестить тебя. Возможно, даже я разрешу ей остаться, чтобы ухаживать за тобой. Если, конечно, ты будешь умницей.
Он послушно кивнул, и на лице его появилось подобие улыбки.
— Так как, Джо, доверишься мне? Будешь делать все, как я скажу?
— Да, доктор, — пролепетал полностью укрощенный подросток.
— Вот и договорились. А теперь ты пойдешь за тетей Греттой. И помни, операция совсем легкая и не опасная. Пустяковая, можно сказать. Ты ничего даже не почувствуешь, обещаю тебе... Гретта, приступайте.
Ободряюще похлопав парня по мокрому от пота плечу, Гроссе вышел из палаты, брезгливо обтерев об себя руку. Маска доброго доктора мгновенно слетела с его лица, уступив место привычной холодности.
Клара последовала за ним. Не глядя на нее, он свернул в отсек для пациентов, разительно отличавшийся от безликих серых коридоров, через которые они только что прошли. Здесь зловещую мрачность глухих стен смягчали деревянные панели с цветными репродукциями, а в дубовые двери больничных палат были врезаны окошки, задернутые изнутри занавесками.
— Ты отправляйся в операционный отсек, — приказал Гроссе Кларе. — Лично проверь, все ли готово к трансплантации, и жди меня в донорской. А я наведаюсь к реципиенту. Этот тоже там по-своему с ума сходит. Прямо беда с ними. Превратили меня в сюсюкающую няньку, — ворчливо пожаловался он, но не получил от Клары сочувствия.
Ничего ему не ответив, она молча продолжила путь.
Задумчиво и мрачно посмотрев ей вслед, Гроссе постучался в одну из палат и, не дожидаясь ответа, по-хозяйски распахнул дверь. В большой просторной комнате было светло, как днем, от скрытых в панелях неоновых светильников. Мягкая, удобная мебель, настенный телевизор, письменный стол с компьютером, широкая полностью механизированная кровать — не кровать, а целый агрегат, при необходимости превращавшаяся в кресло, каталку, операционный стол.
— Хэлло, сэр! — Голос Гроссе снова бодр и дружелюбен. — Как спалось?
— И вы еще спрашиваете. — Худосочный человек с морщинистым, болезненным лицом с трудом сдерживал раздражение. — Присаживайтесь, доктор. Чего-нибудь прохладительного? — Он потянулся к бару-холодильнику.
— Не беспокойтесь, — остановил его Гроссе. — Лучше без проволочек перейдем к делу.
— Без проволочек, говорите? — Передразнил его желчный старик. — Вы тут вероятно забыли, что я человек занятой, что у меня каждая минута деньги, что я не имею ни права, ни возможности так расточительно обращаться со своим временем.
Гроссе холодно выслушал отповедь и попытался прояснить клиенту ситуацию:
— К сожалению, у нас пока нет инкубатора для выращивания доноров. Мы зависим от случая. А случай, увы, не всегда работает на нас. Для того, чтобы как можно скорее решить ваши проблемы, нам пришлось пойти на дополнительный риск, что в нашей работе крайне нежелательно. Кстати, это найдет отражение в вашем счете. Ну а что касается вашего драгоценного времени, так, смею заверить, что если бы сейчас вы не теряли его здесь — у меня, то в очень скором будущем его не осталось бы вовсе. — В стальных глазах Гроссе вспыхивали недобрые желтые искорки, никак не вязавшиеся с его нарочито любезным тоном.
— Вы жестоки, — пробормотал клиент, поморщившись.
— Как врач, я обязан говорить вам правду. Результаты сканирования подтвердили мои опасения: опухоль злокачественная. А это, мой друг, как понимаете, конец. — Он сделал выразительную паузу, поудобнее устроился в кресле и продолжил: — Однако, к счастью, лимфатические узлы пока не содержат включений, а тумор целиком локализован в печени. Это позволит нам удалить печень тотально, заменив ее донорской. Надеюсь, вам не надо объяснять, с чем на сегодняшний день сопряжено трансплантирование живого, жизненно важного человеческого органа?
— Потому-то я и обязался перевести на ваш счет астрономическую сумму, — колюче парировал больной, обозначенный в досье, как «реципиент Р.О.».
— Астрономическая сумма, как вы изволили выразиться, плата не только за мое мастерство и мой риск, но, в первую очередь, это плата за вашу жизнь, — напомнил Гроссе. — Или вы оцениваете ее дешевле?
— Не будем ссориться, — пошел на попятную Р.О. Из заносчивого желчного бизнесмена он разом превратился в трясущегося за свою жизнь больного.
Сколько раз доводилось Гроссе наблюдать подобные превращения: болезнь, поразившая тело, попутно разъедает самоуверенность, высокомерие, спесь. Люди, привыкшие властвовать и повелевать, привыкшие верить во всемогущество денег, вдруг с ужасом осознают, что пред ликом смерти они столь же наги и беспомощны, как и любой, самый ничтожный бедняк. Правда, всей своей врачебной практикой Гроссе доказывал обратное. Если некто располагал необходимыми средствами, он брался возродить угасающую в его теле жизнь. О, он отлично знал, каким жалким и сговорчивым становится человек, едва учуяв запах смерти. Не там, не на поле брани и не в экстремальной ситуации, где разум и врожденный инстинкт самосохранения подменяет аффект, а здесь — в гнетущей тиши больничной палаты. Знал и, пользуясь этим, умело манипулировал своими пациентами.
— Мы приступаем к операции через полчаса, — буднично-небрежным тоном сообщил он и, как бы вскользь добавил: — Разумеется, если вы не задержите нас.
— Я?! Вас? Вы шутите, доктор? — Больной казался растерянным и обрадованным одновременно. — Чем же я могу вас задержать, когда...
— Небольшая формальность.
— Я к вашим услугам, доктор.
— Согласно нашему договору, вы обязуетесь сохранять полнейшую тайну относительно всего, что связано с намеченной трансплантацией, в чем дадите мне сейчас расписку.
— Сейчас? Прямо перед операцией? — удивился больной. — Неужели нельзя...
— Нельзя, — сухо отрезал Гроссе. — С этим вопросом мы должны покончить до операции. Таково мое непреложное правило.
— Но, насколько я помню, в разговоре с вашим доверенным лицом о расписке не было и речи, — запротестовал тот. — Расписка это документ. Улика.
— Совершенно верно. Наше стремление оградить себя от всякого рода неожиданностей вполне естественно. В случае, если у вас возникнет желание поделиться с кем-либо о том, как и где вам помогли исцелиться, мои люди, в первую очередь, постараются лишить вас того, что сегодня я намерен вам подарить...
— Вы хотели сказать продать, — не удержался от замечания Р.О.
Гроссе лишь презрительно скривил губы и продолжал тоном человека, чувствующего себя хозяином положения:
— Кроме того, документ, который вы сейчас напишете, немедленно будет предан огласке, и вас, естественно, обвинят в соучастии, поскольку в документе будет ясно обозначено, что мы действовали с вашего ведома и согласия. Однако, — тон Гроссе смягчился, став почти дружелюбным, — я ни на минуту не сомневаюсь, что до подобных мер дело не дойдет. Что у вас хватит благоразумия и элементарного чувства признательности к своим спасителям. А следовательно никто никогда не узнает о существовании этого документа.
Больной медлил с ответом. И как бы между прочим спросил:
— Ну а если бы я передумал и отказался от ваших услуг?
По непроницаемому лицу Гроссе скользнула зловещая улыбка.
— Позвольте ответить вопросом на вопрос: А как бы вы поступили на моем месте в подобном случае?
Почувствовав, как лоб его покрывается холодной испариной, Р.О. поспешно сказал:
— Давайте сюда ваш документ.
Гроссе вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и развернул перед ним отпечатанный на компьютере текст.
— Перепишите это собственной рукой и поставьте подпись и дату. Что у вас там есть из прохладительных напитков? В горле пересохло.
— Кока-кола? Апельсиновый сок? Содовая? — с не ускользнувшим от Гроссе заискиванием тотчас перечислил Р.О.
— Я бы выпил тоник без ничего.
— Скажите, доктор, каков процент риска во всей этой затее? — подавая ему пузатую бутылочку, поинтересовался больной.
— Минимальный, — не задумываясь, ответил Гроссе. — Не больше, чем при обычной аппендэктомии.
— Пытаетесь успокоить? — Больной уже сидел перед чистым листом бумаги с ручкой наготове.
— Видите ли, несовместимость тканей донора и реципиента, опасность отторжения имплантированного органа, как проблема, для меня давно перестала существовать. Приступайте, пожалуйста, и побыстрее. Мы попусту теряем время. А время — самая дорогая вещь на свете... после жизни, разумеется. Время и жизнь! Пожалуй, это одно и то же. Время это живая ткань Жизни.
Взяв с тумбочки книгу, Гроссе рассеянно просматривал ее, пока Р.О., сутуло склонившись над столом, переписывал печатный текст.
— Не забудьте поставить подпись и дату, — напомнил он.
Пододвинув к нему расписку, больной встал, нервно прошелся по комнате. Гроссе перечитал написанное им и, спрятав в карман оба листка, направился к двери.
— Сейчас за вами придет сестра, — бросил он уже через плечо. — И верьте мне, у вас нет причин для беспокойства. Я работаю без брака.
Он вышел, не закрыв двери, так как сотрудница уже ждала в коридоре.
a
Хирургическое отделение, помимо операционной, имело три предоперационных помещения. Одно выполняло свое прямое назначение — подготовку хирургов и их ассистентов к предстоящей операции. Два других предназначались для реципиента и его донора.
Клара поджидала Гроссе в донорской. Он вошел, как всегда, стремительно, бросив на нее быстрый сканирующий взгляд.
— Можно начинать, сэр, — отрапортовала она. В такие минуты между ними не существовало близости.
— Контейнеры с консервантами?
— Доставлены, сэр. — Она заставила голос звучать деловито и ровно. Но, не удержавшись, спросила: — Разве они нам понадобятся? Почему бы не ограничиться одной печенью? А на ее место вшить что-нибудь из законсервированных отходов — печень прошлогоднего реципиента С.Т., например. Молодой крепкий организм парня сумел бы побороть цирроз. — Клара отчетливо читала нетерпение и недовольство на лице Гроссе, но, не желая отступать, продолжала: — Есть ведь и другой вариант: оставить парню кусочек его собственной печени, и тогда у обоих печень отросла бы до нормальных размеров.
Выстрелив в нее испепеляющим взглядом из-под насупленных бровей, Гроссе хрипло рявкнул:
— Ради чего? Ты полагаешь возможным отпустить его на волю?
— Н... не обязательно. Вы... Ты сам говорил, что живые органы надежнее и сохраннее консервированных. Он мог бы жить в клинике... пока.
— Тешишься самообманом? Думаешь, если по-страусиному сунуть голову в песок, можно спрятать и все остальное? Ты сделала свой выбор. Вот и придерживайся его. И не морочь мне голову сентиментальным нытьем перед самой операцией.
Он раздраженно прошелся по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Остановился перед нею, перекатывая вес тела с пятки на носок и обратно, и наконец сказал:
— Нужно быть круглой дурой, Клара, чтобы не понимать, что участь донора, попавшего сюда, заранее предрешена, что обратного пути для него нет и быть не может. И все же клянчишь невозможного. Ладно, пусть будет по-твоему. Я сохраню ему жизнь... в том виде, в каком сочту нужным. — Он как-то странно — зловеще и загадочно усмехнулся.
Сговорчивость не в характере Гроссе, и Клара не поверила ему. Но благоразумно предпочла промолчать. Впрочем одного ее вида оказалось достаточно, чтобы он вспылил.
— Я устал от увещеваний. Донора успокаивай, реципиента уговаривай. Вот только тебя мне и не хватало.
Обиженно поджав губы, она отвернулась.
Помещение для доноров преследовало тайную цель — скрыть свое назначение, обмануть бдительность жертвы. Обычная мебель, на стенах несколько отвлекающих гравюр фривольного содержания. Передвижной столик с медикаментами скрыт за китайскими расписными ширмами.
Джо привели именно сюда. Он остановился посреди комнаты, пугливо озираясь по сторонам и крепко, по-детски держась за руку Гретты, будто она могла защитить, уберечь от щемящей сердце неизвестности. Очевидная умственная недоразвитость этого чернокожего парнишки облегчала задачу его вольным и невольным палачам.
— Иди сюда, мой мальчик. — Голос Гроссе снова журчал, как ласковый ручей. — И помни, мама просила тебя быть мужественным.
Неохотно отпустив руку Гретты, пленник шагнул вперед.
Женщина отвернулась, но Клара успела заметить слезы, блеснувшие в ее глазах. Заметил и всевидящий Гроссе.
— Вы свободны, сестра. Сегодня вы мне больше не понадобитесь. Отдыхайте. — Он взглядом проводил ее до дверей и только после этого обратился к парню: — Джо, слушай меня и делай, что я тебе скажу.
Кларе неоднократно доводилось быть свидетелем, более того — испытывать на собственной шкуре способность Гроссе подчинять себе чужую волю. И все же каждый раз она с внутренним содроганием наблюдала этот зловещий ритуал.
— Сними одежду и ляг на тахту.
— Как, совсем раздеться? — Парнишка стыдливо покосился на Клару.
— Она врач, Джо. А врачей не стесняются. Ну же, не задерживай меня, поторапливайся. Чем скорее мы начнем, тем скорее все кончится.
Стараясь не смотреть на Клару, Джо стащил с себя несложную больничную одежду и лег на жесткий топчан, прикрытый красочным покрывалом с длинной бахромой.
— Умница. А теперь расслабься, дыши ровно и постарайся думать о чем-нибудь хорошем. Например о том, как ты скоро встретишься с мамой и с друзьями. Тебе сделают сейчас один маленький укольчик в руку, и ты уснешь.
— И ничего не буду чувствовать?
— Ровным счетом ничего. А когда проснешься в своей палате, все будет уже позади. И мы вместе посмеемся над твоими страхами.
Джо доверчиво улыбнулся и прошептал:
— Спасибо, доктор.
— Литический коктейль номер три, — скомандовал Гроссе, не отрывая взгляда от мальчишеского, словно вырезанного из черного дерева, лица.
Шприц еле заметно вздрагивал в руке Клары, когда она искала вену, стараясь не замечать устремленных на нее, тревожно застывших глаз.
Парнишка уснул мгновенно, как и обещал ему Гроссе, ничего не почувствовав. И уже никогда — Клара в этом не сомневалась — ничего не почувствует.
— Неужели нельзя обойтись хотя бы без этих ужасных спектаклей, — сдавленно прошипела она, глядя на распростертое полудетское тело, на ребра и тазовые кости, резко выступавшие из-под лоснящейся кожи цвета хорошо прожаренного кофейного зерна. На его впалый, упругий живот, который через несколько минут будет безжалостно вспорот...
— Меня удивляют твои дилетантские вопросы, — огрызнулся Гроссе. — Ты прекрасно знаешь, что когда человек нервничает, в кровь выбрасывается огромное количество гормонов. А мне нужны высококачественные органы и чистая, спокойная кровь. Вот для чего я устраиваю все эти спектакли.
Гроссе нажал на скрытую в панели кнопку и отдал распоряжение явившемуся на зов санитару перевезти усыпленного донора в операционную.
Добавить комментарий