-op-bw-w.jpg
— Вы правы: семьи в традиционном смысле этого слова у меня в детстве никогда не было. Что было? Был двадцатидвухлетний роман моих родителей, двух творчески одаренных и страстных людей. Случилось так, что благодаря этому роману на свет появилась я, как раньше говорили, «незаконнорожденная».
— А через несколько лет после вашего рождения ваш отец, Евгений Рубенович, вас удочерил и женился на вашей маме. Его первая семья к тому времени распалась? У вас есть братья или сестры по отцу?
— Отец, действительно, меня удочерил и присвоил мне фамилию Симонова, когда мне исполнилось 7 лет — и надо было оформлять документы в школу и идти в первый класс. Официально он женился на моей маме и того позже, когда мне было уже 11 лет. У меня есть старший брат по отцу, Рубен. Его матерью (первой женой отца) была актриса театра Ленинского комсомола Маргарита Лифанова. Расставшись с моим отцом, Лифанова вышла замуж за знаменитого драматурга Алексея Арбузова.
— Хорошо. Какие спектакли поставил Рубен Николаевич с участием вашей мамы? Как их принимала публика, была ли положительная пресса?
— В спектаклях моего деда мама не была занята. Но она вводилась в некоторые уже поставленные им спектакли.
— Сколько всего проработала Валерия Николаевна в Вахтанговском театре? Какие самые громкие спектакли театра прошли за это время?
— В Вахтанговском театре мама проработала 5 лет. И поначалу ее карьера складывалась совсем неплохо. Она сразу же получила главную роль в пьесе греческого драматурга Севастикоглу «Ангела», где она играла бок о бок с Цецилией Мансуровой и Василием Лановым. Ставила спектакль ученица Евгения Багратионовича Вахтангова Александра Исааковна Ремизова. Что еще? Мама репетировала главную роль в нашумевшей тогда комедии «Дамы и гусары», но не смогла из-за беременности участвовать в этом спектакле. На ее роль была срочно введена Екатерина Райкина. Мамин бурный роман с моим женатым в ту пору отцом, а затем скандальное происшествие с Людмилой Максаковой, когда мама из ревности к отцу прилюдно ударила эту актрису по лицу, подорвали ее репутацию. Мой дед, Рубен Николаевич, вынужден был уволить ее из театра «за хулиганство и неэтичное поведение» в священных вахтанговских стенах.
Думаю, что этим жестоким решительным поступком он надеялся отцовскую любовь к моей матери утихомирить. Дескать, с глаз долой — из сердца вон. Но не тут-то было!..
Filumena—w.jpg
— Я часто фантазирую: как бы сложились личные и творческие судьбы родителей, если бы они работали вместе как актриса и режиссер. Ведь есть же всем известные творческие союзы — Инна Чурикова и Глеб Панфилов, Алиса Фрейндлих и Игорь Владимиров, Вера Алентова и Владимир Меньшов. Думаю, отцу была необходима свобода. Уже после маминой смерти он признавался, что не хотел превращаться в подкаблучника: не хотел, чтобы она управляла театром! Ему казалось, что семейная и творческая жизнь несовместимы. Это было постоянным камнем преткновения в их отношениях. Мама была очень цельным человеком и мечтала стать большой драматической актрисой. Отца она до конца дней своих винила в том, что он ей в этом не помог. Надеюсь, что моя книга хотя бы частично дает ответ на ваш вопрос. Отец изначально выбрал форму романа-битвы, и театр Вахтангова был основным орудием нанесения все более и более глубоких ран. Отношения у них были сложнейшие...
— М-да... В театре имени Вахтангова в одно время собралось целое созвездие замечательных актеров: Юлия Борисова, Николай Гриценко, Владимир Этуш, Вячеслав Шалевич, Людмила Максакова, Михаил Ульянов, Василий Лановой. Я помню спектакли того времени: «Варшавская мелодия», «Филумена Мартурано». Какие спектакли вы, Ольга, назвали бы еще?
— Я выросла на «Принцессе Турандот», бессчетное количество раз смотрела «Конармию» по рассказам Бабеля в постановке деда, «Маленькие трагедии» Пушкина и старинные русские водевили в постановке отца и множество других спектаклей. Что касается спектаклей золотого века вахтанговской сцены — таких, как «Сирано де Бержерак», с моим дедом в главной роли», «Много шума из ничего», «Филумена Мартурано», «Лев Гурыч Синичкин» — эти спектакли я слушала на пластинках, поскольку все они были в свое время записаны на радио. Это совершенно ушедшая школа актерской игры! Поэтичность, элегантность, юмор, музыкальность речи, страстность и, главное, безупречный вахтанговский вкус — все это осталось в прошлом, в радиозаписях. Полагаю, вахтанговкий театр «золотого века» закончился с уходом из жизни учеников Евгения Багратионовича Вахтангова. Они-то и воспитали себе замену — всех вышеназванных вами вахтанговских звезд второго поколения. Беда в том, что большинство вахтанговских корифеев педагогикой особенно не интересовались. Их интересовали преимущественно их собственные карьеры.
— С интригами в коллективе было все в порядке? Кто-то, не помню кто, утверждал, что без интриг нет настоящей театральной труппы...
— Да, конечно же. Театральной труппы без интриг не бывает. И театр Вахтангова не был исключением. Мы об этом еще, наверное, поговорим.
— Так давайте начнем сразу! Перестройка негативным образом сказалась на работе гремевшего в те времена театра: к власти откровенно, если не сказать беспардонно, рвался «маршал Советского Союза» Михаил Ульянов, а одним из главных его «толкателей» был «офицер-кавалерист» Василий Лановой. Евгений Рубенович Симонов был от должности главного режиссера театра отстранен. И что в итоге? Что-то я не припомню, чтобы публика принялась штурмовать театр, превратившийся из вахтанговского в «ульяновский» ...
— Итак, на вахтанговском троне воцарился Михаил Ульянов. Отец до конца дней своих не смог смириться с потерей Вахтанговского театра и простить Михаилу Александровичу это предательство. Ведь во всех знаменитых постановках отца: «Город на Заре», «Иркутская история», «Антоний и Клеопатра» — главные роли играл именно Михаил Ульянов. Но отец и Ульянов были людьми совершенно различных социальных формаций.
Отец — баловень судьбы, интеллигент, поэт, музыкант, сын знаменитого актера и режиссера Рубена Николаевича Симонова. Его мать, моя бабушка, Елена Михайловна Поливанова, принадлежала к славному и древнему дворянском роду. Ульянов был сибирским самородком, бесспорно, выдающимся артистом, но... продуктом системы. Отцовская аполитичность (ни он, ни мой дед, к слову сказать, никогда не были членами партии), его музыкальность, игра на рояле и чтение высокой поэзии вызывали у Ульянова неприятие и недоумение. Кому это все, дескать, нужно? Театру нужен социум! Поскольку в своей книге я подробно описала вахтанговский переворот перестроечного времени, не хочется сейчас вдаваться в подробности. Но скажу одно: в перестроечное время отец был катастрофически несовременен и бредил идеей поэтического театра Александра Блока и Марины Цветаевой. Он полагал, что должна произойти некая перестройка духа. Вот он и поставил спектакль «Три возраста Казановы», основанный на его собственной инсценировке пьес Марины Цветаевой. На том и погорел! Но как великолепно погорел — на идее поэтического театра — когда все вокруг вопили, разоблачали, бичевали, клеймили. Помните эти перестроечные времена?
— Ну а кто же их, Ольга, не помнит?..
Михаил Александрович Ульянов, как все смертные, ушел из жизни; кто пришел на его место? В моей голове почему-то вертится фамилия Виктюка. Я ничего не напутал?
— Роман Григорьевич Виктюк поставил несколько спектаклей на сцене театра имени Вахтангова, но до руководства театром его не допустили: слишком чуждый, считалось, вахтанговкой эстетике вкус! После кончины Ульянова художественным руководителем театра был назначен литовский режиссер Римас Туминас. Это было, подчеркиваю, именно назначение министерства культуры! Старики-вахтанговцы вынуждены были принять это решение.
— Он по сей день руководит театром?
— Надо отдать должное Римасу Туминасу — театр имени Вахтангова стал сейчас необычайно популярен, на некоторые спектакли попасть просто невозможно. Мне часто задают в Москве вопрос: считаю ли я искусство Туминаса вахтанговским искусством. Я пытаюсь увильнуть от ответа — любыми путями (смеется). Потому как однозначно ответить на него очень сложно. Согласитесь, эпоха сейчас совершено иная! Главенствуют гламур, дурновкусие и попса. Театр во все времена — отражение эпохи. Вахтанговский театр его золотой поры, являлся, с моей точки зрения, последним островком модернисткой эстетики. Об этом мало пишут. Вообще, история этого театра, как это ни странно, мало изучена. Вернусь к Туминасу. Он очень талантливый режиссер, но он, выражаясь языком самих стариков-вахтанговцев — чужестранец. И для меня его постановки русской классики — чужестранны! Умом я все понимаю: профессионально, талантливо, все подчинено воле режиссера.
Но... Меня лично интерпретации-прочтения Римасом Туминасом величайших творений русской культуры (таких, как гоголевский «Ревизор», лермонтовский «Маскарад», чеховский «Дядя Ваня» и так далее) — совершенно не трогают! Более того, иногда мне кажется, что это насилие над русской классикой...
— Ух вы какая, Ольга! Мамин, видать, характер!..
Несколько слов о себе: какое образование вы получили, когда задумали написать книгу воспоминаний о родителях и других вахтанговцах? Я не спрашиваю, сколько времени ушло на книгу, мой вопрос, извините, таков: сколько слез вы пролили над ней?
— Во время работы над книгой, я, конечно же, переосмыслила многое, взглянула по-иному на отношения родителей и, поставив последнюю точку, перестала наконец-то быть их «деточкой». Я повзрослела в самом серьезном смысле этого слова.
Работа над книгой заняла у меня четыре года. Это было удивительное время! Я совершила прорыв к самой себе. После долгих лет овладевания новым языком, новой профессией я была движима необходимостью писать докторскую диссертацию и публиковать культурологические статьи по-английски. Когда я написала первую главу-увертюру, во мне какой-то шлюз отрылся и хлынул русский язык — язык моей души. Думаю, что постоянное преподавание и перечитывание русских классических произведений, во многом повлияло на мой стиль. Слез над этой книгой я пролила море! Но это были светлые, очищающие душу слезы.
— Вы ведь встречались со, слава Богу, ныне живыми участниками тех событий, брали у них интервью. У кого именно? Ваши впечатления о собеседниках.
— Во время работы над книгой я дважды ездила в Москву с диктофоном и брала интервью у старшего поколения вахтанговцев. Вначале я встретилась с Юрием Петровичем Любимовым, его представлять не надо, и старейшей актрисой театра Вахтангова Аллой Казанской. Казанская, к сожалению, умерла через три недели после интервью. Она была безумно влюблена в моего деда еще совсем девочкой. На моих глазах прошел их четырехлетний роман...
Интервью с Любимовым тоже незабываемо. Какая память, какая острота восприятия! Он вспоминал и играл для меня всех, о ком говорил: о моем деде, Охлопкове, Алексее Диком, Целиковской, Мансуровой — все они как будто находились в одной комнате с нами! Любимов ведь, прежде всего, великолепный актер! Потом я встречалась с Вячеславом Шалевичем, однокурсником моей мамы, Василием Лановым, человеком, «свергнувшим» отца. Встреча с Людмилой Петровной Максаковой тоже была интересной. Она великодушно простила мою маму!..
В стариках-вахтанговцах до сих пор остался удивительный юмор, задор, какая-то неповторимая вахтанговская легкость, хотя многим из них ох как нелегко приходится в новых, капиталистических условиях. Я же всех их знаю с детства. Но встречи с ними уже на другом этапе жизненного пути — совершенно другое дело. Во мне одновременно были перемешаны чувства и эмоции дочери и чисто профессиональный интерес американского слависта-культуролога, ведь моя специализация — русское исполнительское искусство. А актеры, как известно, и за кулисами не перестают играть. Было не просто уловить грань между театром и жизнью.
— Да, «вся наша жизнь — игра...» Как и когда вы оказались в Америке? Кто ваш муж, есть ли у вас дети?
— В Америке я живу с 1990 года — вышла замуж за американца-бостонца.
Мы женаты уже 23 года, у меня трое детей. Дочь Анастасия (от первого брака с актером театра Вахтангова и моим однофамильцем Владимиром Симоновом) и два сына: Александр и Николай от второго брака, 14 и 12 лет. Я уже бабушка — у моей дочери двое детей. У меня большая многонациональная семья эпохи глобализации: в доме звучит русская, английская и датская речь, поскольку мой зять датчанин. Но, находясь в предместье Бостона, Бруклайне, живем мы все же по-старомосковски: в 10 минутах ходьбы друг от друга, постоянно ходим друг в другу в гости на ужин, мы очень близки.
— Несколько слов о том, с чего мы начали: с преподавания вами русского языка и литературы в одном из колледжей Бостона. В чем «фишка» преподавания русского языка иностранцам?
— Мое первое образование — актерское. Я закончила театральное училище имени Щукина. Оказавшись в Америке, я решила пойти учиться в аспирантуру и овладеть новой профессией. У меня есть докторская степень (то, что здесь называется PhD) из Браунского университета, где я училась на кафедре славистики.
Я преподаю русскую культуру, литературу и русский язык в католическом колледже Святого Креста (College of the Holy Cross) в Вустере — это 50 минут от Бостона. С гордостью должна признать, что наша русская программа процветает. В чем «фишка»? В энтузиазме, энергии и творческом подходе к преподаванию. Конечно же, мне лично очень помогает в этом мое театральное образование. У нас есть наша собственная, недавно созданная мною и моими коллегами программа в Москве, при Российском государственном гуманитарном университете. Вот уже два с половиной года наши студенты ездят в Москву на летнюю программу интенсивного изучения русского языка. Я, со своей стороны, организую им в Москве обширную культурную программу — вожу их в театры, музеи и тому подобное. Это очень обогащает студентов. Они влюбляются в русскую культуру и многие хотят бывать в Москве еще и еще.
— Вернемся, Ольга, к вашей книге. Она считается одной из лучших в мемуарной литературе двух последних лет. Мне особенно врезался в память эпизод, в котором Анастас Иванович Микоян спас от верной гибели вашего деда...
— Я часто задаю себе вопрос: как удалось театру имени Вахтангова во главе с моим дедом уцелеть во времена сталинского террора? Официальные источники не дают правдивой информации. Многое становится понятно именно из историй, которые передавались из уста в уста в том или ином кругу. Согласно семейным легендам, у моего деда, Рубена Николаевича Симонова, и, конечно же, у театра имени Вахтангова был влиятельный покровитель в Кремле — Анастас Иванович Микоян. Он, действительно, был защитником многих известных армян. По рассказам отца и по воспоминаниям вышеупомянутой Аллы Казанской, Микоян часто звонил моему деду и говорил: куда ему можно идти, а куда категорически нет, что предпринимать, а что — нет.
История с отменой поездки в Минск со знаменитым еврейским актером и режиссером Соломоном Михоэлсом заслуживает особого внимания.
Рубен Николаевич относился к Михоэлсу с большим почтением и в 1948 году собирался ехать с ним в командировку в Минск по делам Комитета по сталинским премиям. Так вот, незадолго, чуть ли не накануне отъезда, Микоян позвонил моему деду среди ночи и сказал буквально следущее: «Рубен, не смей ехать в Минск. Заболей, исчезни...» и, ничего не объясняя, повесил трубку. Дед был страшно расстроен, но не решился перечить Микояну. Как известно, на Михоэлса было совершено покушение — его переехал грузовик, и критик Голубов, поехавший с ним в командировку, тоже погиб под колесами грузовика. (Согласно другой, более достоверной версии, обоих сначала убили, а уж потом, для большей, по гебистским понятиям, достоверности «положили» под грузовик. — В.Н.) Рубен Николаевич был глубоко потрясен случившимся и, думаю, испытывал по отношению к Микояну огромное чувство благодарности.
Добавить комментарий