Pauline's sketch of Turgenev w.jpg
Тургенев был в Германии своим человеком. Прекрасно владел немецким языком, в юности изучал в Берлине философию, в зрелые годы много ездил по немецким землям, в 1860-х до самой Франко-прусской войны жил с семьей Полины Виардо в Баден-Бадене. И хорошо жил, городок ему нравился, там он наконец обрел «тихую пристань» и подобие домашнего гнезда. Война Пруссии с Францией нарушила спокойную жизнь, пришлось срочно переезжать в Лондон, а затем переселяться в парижский дом Виардо на улице Дуэ. Но связи с Германией у русского писателя не прерывались. Немецкие переводчики переводили Ивана Сергеевича «с колес», буквально в ту минуту, когда вещь попадала в печать в России. Тогдашний немецкий читатель Тургенева любил и нетерпеливо ждал его новых произведений. Сейчас, увы, не только за границей, но и в самой России, интерес к Тургеневу резко упал. Лично мне кажется, что период этот пройдет, и дети и внуки тех, кто сегодня предпочитает Тургеневу Толстого, Чехова, Достоевского, вновь обратятся к автору «Отцов и детей» и «Дворянского гнезда». Впрочем, проверить это мое предсказание нам не дано.
Моя тема, воплотившаяся в докладе, возникла неожиданно.
Читая по-английски жизнеописание Полины Виардо, я наткнулась на одно место, сильно меня заинтересовавшее. Это было письмо Тургенева, написанное певице из Куртавнеля, загородного поместья семьи Виардо, кстати, купленного на деньги от русских гастролей. В письме русский друг напоминал Полине, бывшей на очередных гастролях в Англии, как в его первый приезд в Куртавнель в 1845 году они вместе читали «Германа и Доротею» Гете.
Поэма Гете «Герман и Доротея» была в то время мне абсолютно неизвестна. Знала, что это какая-то идиллия, о которой вскользь упоминается в биографии великого немца.
Но я тут же вспомнила, что в одном из изданий видела письмо Полины Виардо с перечнем ее любимых книг, и «Герман и Доротея» не только входили в этот довольно компактный список, но и были особо выделены, наряду с «Дон-Кихотом». В эти же дни, перечитывая тургеневскую «Асю», я опять наткнулась на «Германа и Доротею». Герой повести читал поэму Гете вслух своему приятелю Гагину, а Ася, заинтересовавшись, прослушала ее до конца и на следующий день пыталась подражать мудрой и рассудительной Доротее. Тут уж я не выдержала, отыскала поэму Гете — и прочитала, даже в двух переводах. И знаете, несмотря на видимую слабость переводов, — мне понравилось. Что, впрочем, не удивительно. Наш Лев Толстой, отмечая книги, которые в молодости произвели на него наиболее сильное впечатление, на первое место поставил именно эту поэму Гете.
Удивительно однако вот что: первоначально вписав в свой список «Фауста», Толстой затем его убрал, а «Германа и Доротею» — трогающий сердце рассказ о любви сына трактирщика к беженке-чужестранке, изложенный величественным гекзаметром, — оставил.
Оттолкнувшись от этой поэмы Гете, читанной Иваном и Полиной на скамейке в тени куртавнельских лип, я попыталась определить модель жизненного поведения Тургенева, которого притягивали катастрофические бездны доктора Фауста (а первую часть поэмы Гете Тургенев знал наизусть), и в то же время влекла бесхитростная история любви и брака двух простых сердец. Так возник мой доклад «Немецкая нота в жизни Ивана Тургенева и Полины Виардо. К вопросу о модели жизненного поведения»1.
Pauline_Viardot_-_Scheffer-w.jpg
Вот почему я горда тем, что сумела побеседовать с некоторыми участниками конференции, чьи доклады были мне интересны и вызвали вопросы.
Прошу прощения у читателей, что эти интервью получились столь короткими. Мне кажется, что даже в этой своей лапидарной форме они помогут составить представление о докладах и докладчиках.
Первый, с кем я познакомлю читателей, это академик Сигурд Оттович Шмидт. Сын знаменитого математика и исследователя Арктики Отто Юльевича Шмидта, Сигурд Шмидт — типичный гуманитарий, — историк и краевед. Конференция началась с его доклада «Образы России и Германии в Германии и России (от С.Герберштейна к Н.М.Карамзину)». В перерыве, когда Сигурд Оттович ожидал машину, я подошла к нему со своим диктофоном.
ИЧ. Сигурд Оттович, я с большим интересом выслушала ваш доклад о связях Германии и России. Вы говорили об австрийском дипломате Герберштейне, который в 16-м веке посетил Россию, и о Карамзине, в 18-м веке посетившем Германию. Можно ли коротко сформулировать, что немецкий и русский путешественники выделили в России и Германии как самое положительное и что как самое неприятное.
СШ. Знаете, на этот вопрос трудно ответить. Герберштейн понял, что Россия — страна европейского масштаба, о которой нужно писать. Он сумел обойти, я бы сказал, оценочную сторону, стараясь дать этнографо-географические и социологические описания.
Он отметил, однако, сильную власть. Карамзин побывал в Германии, когда уже многие русские ездили за границу. Он русским рассказал о достижениях немецкой духовной культуры, о бытовых и общественных особенностях, причем обращал внимание в Германии на высокие достижения в области философии и литературы. Он встречался с самыми знаменитыми людьми. Первый, с кем он говорил, был Кант. Потом Вердер, Веллингтон. Я говорю даже не о Германии, а о странах немецкоязычной культуры. Герберштейн был послом Австрии в России. После Карамзина определилась важная тема на многие годы: восприятие русского образованного человека иностранцами...
На этом пришлось прервать запись интервью, так как машина за Сигурдом Оттовичем уже приехала и опекающая академика дама не хотела ждать ни одной минуты.
В перерыве же я устремилась еще за одним докладчиком, выступавшим с основным докладом. Это был Владимир Карлович Кантор, писатель, философ, литературовед, профессор Высшей школы экономики. Нагнала его в буфете и, каюсь, скорей всего не дала насладиться положенным кофе-брейком.
ИЧ. Владимир Карлович, ваш доклад назывался «Немцы и структурирование русской культуры».
Меня в нем заинтересовал один персонаж — Дитмар Ильяшевич Розенталь. Вы назвали его «представителем немецкой культуры». Но он был евреем, к тому же родился в Польше.
ВК. Я сказал, что он был немецким евреем.
ИЧ. Вы не замечали, что часто люди с немецкими фамилиями становятся для нас «представителями немецкой культуры», хотя они на самом деле были евреями. Правда, некоторые из них не очень хотят выпячивать свое еврейство, скорее наоборот. Тот же Мейерхольд. О нем пишут как о немце. Но стоит взглянуть на его портрет — и как-то сомнения в его происхождении рассеиваются. Трудно мне было разобраться и с Мариенгофом. О нем можно прочитать, что он «из дворян», что учился в Пажеском корпусе... Если бы я не наткнулась на воспоминания Михаилa Михайловича Козакова, где один из героев «дядя Толя Мариенгоф», я бы так и считала его немцем. Вы этими проблемами не интересовались?
ВК. Для меня это очевидно. Гейне все же немецкий поэт, хотя у него много еврейских тем.
ИЧ. Для меня он немецкий поэт с еврейскими корнями.
ВК. Гейне и многие другие — это поэты Рассеяния. Поэтому они немецкие или русские поэты и писатели, несмотря на обилие у них еврейской проблематики.
ИЧ. Если говорить о Розентале, то это вообще феноменальный случай. Он ведь, насколько я знаю, русским языком овладел очень поздно?
ВК. В Россию он приехал лет в пятнадцать.
ИЧ. И стал арбитром в вопросах русского языка — орфографии, пунктуации, стилистики. Он возглавлял кафедру стилистики на факультете журналистики МГУ. Я готовилась к поступлению на филологический факультет по его пособиям. И так было с несколькими поколениями филологов.
ВК. Так, как он, русский язык мало кто знал.
ИЧ. Прошу прощения, я выхватила эту фамилию из вашего очень интересного доклада. Мне был интересен поворот темы. Люди с немецкими фамилиями — кто они? Всегда ли немцы?
ВК. Меня в свое время позабавила ситуация с Коперником. Немцы его считают немцем, поляки поляком. Существуют два письма, одно написано по-польски, другое по-немецки. Вот и разбери, кто он, поляк или немец. Мать у него, по-моему, была немка, а отец поляк.
ИЧ. А кем он считал себя сам? Очень важна самоидентификация.
ВК. Вот этого я не знаю.
ИЧ. Международное сообщество его все же причисляет к полякам.
ВК. А немцы и поляки спорят по этому поводу.
ИЧ. Вопрос интересный, согласитесь? Мы говорим о связях двух стран, двух культур, и тут возникают какие-то дополнительные связи.
ВК. Кто был знаменитый Михельсон, победивший Пугачева? Немцы его называют немцем, русские — русским дворянином. А он был при этом эстонец. А кто был великий русский адмирал Ушаков, знаете?
ИЧ. Не знаю. Что-нибудь экзотическое?
ВК. Он был мордвин. Происхождение — вопрос очень сложный и не очень благодарный.
ИЧ. Согласна. Спасибо вам большое и извините, что подняла этот «сложный и не очень благодарный» вопрос.
♦
turg1w.jpg
ИЧ. Вы, уважаемый Рольф, прочитали очень интересный доклад о Тургеневе и его немецких друзьях. Прочитали на чистейшем русском языке. Вы заканчивали факультет славяноведения в Германии, знаете три славянских языка, кроме русского, еще польский и сербско-хорватский, долгое время преподаете в Польше.
У меня к вам такой вопрос: как и когда у вас возникло желание изучать славянские языки и в частности русский?
РК. Интерес к русской культуре и русскому языку возник у меня еще в ранней юности. Я был знаком с одной дамой, русской эмигранткой, которая очень любила свою культуру. Она передала мне свое отношение, я учился у нее русскому языку.
ИЧ. Это были какие-то лирические отношения? Любовь, дружба?
РК. Это была дружба.
ИЧ. В любом случае, ваш интерес возник на эмоциональной основе. Как вы его в дальнейшем удовлетворяли?
РК. Читал тексты на русском, обращал внимание также на русскую историю, географию, культуру. В университете я начал изучать право, но это было скучно. Одновременно с правом я слушал лекции по русской культуре и литературе.
ИЧ. Это у вас был второй факультет?
РК. Да, второй факультет. Но затем я решил совсем перейти на филологический факультет, чтобы изучать славянские языки.
ИЧ. В Италии — а я там долго жила — студенты славянского факультета читают русские книги по-итальянски. А вы не только читаете по-русски, вы пишете и выступаете с докладами, прекрасно говорите. Это особая способность к языкам?
РК. Сначала я тоже читал книги только до половины в оригинале, полностью было трудно. Я должен сказать, что, к сожалению, когда я начал свою научную и преподавательскую работу, на дворе стояло время Холодной войны. Нельзя было поехать ни в Польшу, ни в Югославию, ни в Советский Союз. Языки приходилось осваивать находясь в Германии, далеко от тех мест, где на них говорили.
ИЧ. А вам не мешало то, что ваша страна воевала с Россией? что ваши близкие, возможно, участвовали в этой войне?
РК. Конечно, тяжесть прошлого всегда существует, и нельзя это игнорировать. Однако я принадлежу уже к послевоенному поколению и считаю, как и мои русские друзья, что прошлое не должно нам мешать развивать хорошие взаимоотношения и учиться друг у друга.
ИЧ. Спасибо, огромное, дорогой Рольф!
♦
dinner-w.jpg
Позднее из разговоров с Готфридом выяснилось, что у него обширные контакты не только с Россией, но и с Америкой, и с Канадой. Круг его интересов удивителен: от Тургенева до «еврейского вопроса» в Германии. Здесь я приведу лишь небольшой отрывок из его интервью.
ИЧ. Готфрид, вы сделали прекрасный доклад об одном из первых переводчиков Тургенева в Германии — Генрихе Ноэ. Мне любопытно вот что: судя по всему, Ноэ — человек необычный, полиглот и бессребреник, с трагической, рано оборвавшейся судьбой. Но именно как переводчик Тургенева он сейчас мало кого может удовлетворить — слишком субъективны были его принципы перевода. Почему вы взяли эту тему?
ГК. Мне интересно было проследить работу всех переводчиков, переводивших на немецкий «Асю» Тургенева.
Пересмотрел множество переводов и однажды увидел маленькую ссылочку, что первый перевод «Аси» появился в официальном «Баварском вестнике», а переводчиком был Генрих Ноэ. Я подумал: кто он такой? о нем нет никакой информации.
ИЧ. То есть вы его не знали?
ГК. Никто его не знал. Его знали только как «певца» Альпийского края. Второе, что меня заинтересовало, это то, что он семь лет работал в библиотеке.
ИЧ. Работал волонтером, не получая жалованья.
ГК. Он был «вольнотрудящимся». Потом я узнал, что и в России были такие люди, хотевшие получить штатное место, они работали, не получая денег. Но я продолжал думать: на какие деньги он все-таки жил? Может, он из богатой семьи? Написал в Баварскую библиотеку, и они отыскали его персональное дело. Написал я и в городскую администрацию, чтобы узнать его персональный лист: кто он такой на самом деле? Его отец в юности служил у греческого короля.
ИЧ. То есть этот Ноэ был какой-то «космополит».
ГК. Похоже на то. В листе было написано, что он «протестантского вероисповедания». Сразу подумалось: может, гугенот? Но потом выяснилось, что отец его служил камердинером у Баварского короля, а мать этого короля была протестантка. Возможно, потому и Ноэ был протестантом.
ИЧ. У меня еще один вопрос, вытекающий из вашего доклада. Вы сказали, что Ноэ не брали на работу, потому что подозревали, что он еврей, так как он указал в своей биографии, что, кроме прочих языков, знает еще и древнееврейский. Это 1840-50-е годы в Германии. Мы, конечно, знаем, что чуть раньше Гейне должен был креститься, чтобы ему выдали университетский диплом, знаем, что Рихард Вагнер примерно в эти годы выступал со своими антисемитскими книгами и статьями, но здесь случай бытовой: человек хочет устроиться на работу библиотекарем, и оказывается, что, если есть подозрения, что он еврей, его не возьмут. Так? Такого уровня был антисемитизм? В Германии за сто лет до Холокоста?
ГК. Я не зря сказал об этом в докладе. Фамилия Ноэ по-французски — я специально проверил — это Ной, библейский Ной. Они же чувствовали, что здесь что-то не так. С другой стороны, с семьей — матерью и отцом — вроде все «благополучно», и у него самого намеков никаких на еврейское происхождение — я специально смотрел.
ИЧ. Хорошо, но если отойти от него. Я спрашиваю, как на это смотреть с точки зрения истории Германии. Проблема эта зрела, она же недаром возникла во время Второй мировой войны в форме «окончательного решения еврейского вопроса», согласитесь?
ГК. Ну конечно. Это начиналось уже тогда.
Вот что еще я хотел сказать. Всем не нравится, что в переводе тургеневской «Аси» у Ноэ были вольности. И Тургеневу это тоже не нравилось. Но сам Тургенев предложил Льву Толстому перевести на французский его «Войну и мир» — только без историко-философских отступлений. Разве это не вольность?
ИЧ. Поймали, поймали классика, уважаемый профессор! Спасибо вам огромное за интервью!
♦
Манфред Шруба, славист, доктор философии, приват-доцент Рурского университета из города Бохума, — был самым молодым из «немецкой группы», высокий, стройный блондин. В его внешности было что-то славянское. Я заметила, что во время его доклада в зал вошла группа людей, явно хотевшая послушать докладчика. Может быть, это его студенты?
Доклад у Манфреда был полемический. До него выступала профессор из Перми Галина Ребель, доказывавшая, что тургеневский Базаров не имеет никакого отношения к Максу Штирнеру.
Но именно эту идею — о сходстве Базарова со Штирнером — выдвигал в своем докладе Манфред Шруба. У меня были свои возражения к выдвинутому тезису, и я подошла к Манфреду в самом конце нашего прощального обеда в Тургеневке.
ИЧ. Дорогой Манфред, мне очень понравился ваш доклад «Тургеневский Базаров и Макс Штирнер». Правда, я не во всем с вами согласна.
МШ. Там есть натяжки.
ИЧ. Да, есть... Мне кажется, — не знаю, согласитесь вы с этим или нет, — что, если бы Базаров был похож на Макса Штирнера, то Тургенев не мог бы ему сочувствовать, не мог бы сказать, что он во всем с ним согласен, кроме взгляда на художество...
МШ. Вы знаете, я не ставлю знака равенства между Базаровым и Штирнером. Я подчеркиваю только, что в характере Базарова есть штирнеровские черты. И это важно, так как до сих пор Базарова изучали по Добролюбову. Штирнер в связи с Тургеневым нигде не упоминался.
ИЧ. Понятно. Вопрос любопытного человека: к вам на доклад пришла целая «группа поддержки». Кто эти люди? Вы не преподаете здесь?
МШ. Нет, я не преподаю. Приходили мой сын с друзьями и бывшая жена. Они живут в Москве.
ИЧ. У вас, Манфред, великолепный русский, даже без акцента. Наверное, это можно назвать подлинным двуязычием.
МШ. Какие-то славянские корни у меня есть. Я родился в Польше, но мои родители немцы из Восточной Пруссии. До войны это была Германия. Я вырос в двуязычной среде.
ИЧ. То есть у вас вторым языком был польский?
МШ. Да, польский. Польский и немецкий — для меня родные языки. Но я и русский легко выучил.
ИЧ. А сына вы отпустили в Россию? Или он здесь родился?
МШ. Сын родился в Германии. Одно время они там со мной жили. А потом сын остался с матерью. Он посещал школу в Германии, но сейчас он скорее русский, чем немец.
ИЧ. В Германию не хочет?
МШ. Нет, не хочет.
ИЧ. Спасибо вам, Манфред, до свидания!
Давно замечено, что Тургенев объединяет и сближает людей, страны, культуры... Вот и конференция, прошедшая под знаком Тургенева, сделала то же самое.
♦
После обеда гостей ожидала экскурсия по Тургеневской библиотеке — и я вместе со всеми в который раз обошла это необыкновенной красоты старинное здание, где есть место и для неторопливых раздумий над книгой, и для встреч с писателями и артистами, и для изучения иностранных языков, и для разговора за чаем.
Как хорошо, что конференция, начавшаяся в музее А.С.Пушкина, кончилась для нас именно здесь, в библиотеке-читальне имени И.С.Тургенева. Не знаю, о чем думали немецкие гости, прощаясь с библиотекой, я же для себя загадала: «На будущий год в Тургеневке».
♦
1 Интересующихся отсылаю к журналу «Вопросы литературы», где в 2013 году должна появиться моя статья на эту тему.
2 См. Ирина Чайковская. Подарки от Тургенева, где рассказано о тургеневской конференции, проходившей в сентябре 2008 года в трех городах – Москве, С-Петербурге и Орле. http://www.chayka.org/node/2048
Добавить комментарий