На днях я объезжал окрестности в поисках упавших деревьев и вдруг увидел патрульную машину полиции. Она мигала на дороге, которая спускается к пляжу и отделяет наш поселок от соседней деревни. Там зимой никто не живет, потому что 15 октября им отключают до апреля воду.
Сейчас им отключили и океанскую воду: ураган «Сэнди» разметал их лестницу к пляжу, и неясно, когда местные власти сподобятся ее починить. В прошлый раз это заняло года два.
К лету отцы города, возможно, вообще закроют пляж, поскольку к нему больше нельзя цивилизованно спуститься, и недвижимость у соседей от этого резко упадет в цене.
Раньше они бы спускались по нашей лестнице. Но «Сэнди» разнес не только ее, но и обрыв, на котором она крепилась. В отличие от соседской, наша лестница принадлежит не городу, а нам самим, и у нас нет 100 тысяч долларов, в которые пока оценили ее починку. Впереди — непляжный период. Но я отвлекся.
Я подъехал поближе и увидел, что мент охраняет гигантскую кучу скарба на обочине. Рядом с ним стоял соседский управляющий Джимми и говорил про жизнь, сгущая по своему обыкновению краски.
Чуть подальше молодые парни разгружали большой фургон и бросали в кучу матрасы, черные мусорные мешки с постельным бельем, вьетнамками всех цветов и одежей, почти антикварную мебель, телевизоры, салфетки, кухонную утварь, пляжные зонтики, статуэтки птичек и кошечек, настольные лампы с оборочками и пластиковые садовые стулья.
Было много образчиков безвкусного барахла, которое забивает мещанские дома в наших краях.
Меня в такие дома приглашают редко, но я хорошо познакомился с их содержимым на сотнях распродаж, которые называются здесь garage, или yard или tag sale, и проводятся в теплое время года по субботам. Американский обыватель живет неплохо и всю жизнь исступленно отоваривается, благо деньги (или кредитки) есть почти у всех, а магазины лопаются от дешевого добра.
Психологи говорят, что шоппинг создает у людей ощущение контроля над своей жизнью, которого многим из нас не хватает. Увидел, возжелал, заплатил, и оно твое.
В последнее время по ящику гоняют документальные сериалы о здешних плюшкиных, которые забили свои дома под завязку и ютятся на пятачке в углу. Показывают, как специальные люди терпеливо отучают их от барахольства, как от наркотика, а в конце торжествующе вывозят их достояние вон.
Вид такого количества вещей на обочине глухого проселка, по которому зимой почти никто не ездит, сперва поставил меня в тупик, и я было решил, что в пустой деревне случился пожар, и добро погорельца эвакуировали на улицу сушить.
Джимми, однако, объяснил мне, что я созерцаю заключительную стадию выселения.
Одна женщина у них в деревне долго не платила за дом. Ее таскали по судам, которые в конце концов постановили ее выселить.
Неплательщицу много раз предупреждали, чтобы забрала вещи, но она давно живет во Флориде и в ус не дует. Куда их прикажете девать? В таких случаях в США положено просто выносить их на обочину.
У женщины был крошечный домик, и я до сих пор удивляюсь, сколько в него всего влезло. Понадобилось два полных фургона и один грузовик, в котором на обочину доставили кровати и матрасы. В куче была масса вполне приличных вещей, которые вызывали у Джимми обильное слюновыделение, потому что он сам барахольщик.
«Тут тысяч на пять всего!» — сказал он мне на ухо.
Я не залезал внутрь кучи, но разглядел сверху три телевизора и один монитор, правда, допотопный и поэтому неликвидный. На боку лежал вполне пристойный холодильник, но он у меня уже есть. Я присмотрел настольную лампу сравнительно неотталкивающей наружности, но при полицейском брать ее было неудобно.
«И что теперь со всем этим будет происходить?» — спросил я у полицейского, а точнее у шерифа.
«Пока я здесь, если вы что-то возьмете, это будет кража», — сказал он.
«И сколько вы здесь планируете пробыть? — заговорщически спросил я. — И чье это потом?»
«Сколько-то пробуду, ну а потом...», — развел он руками. Влюбленные понимали друг друга без слов.
Пока мы ждали его отбытия, мы неспешно беседовали на ту же тему, на которую беседуют нынче миллионы белых мужиков в американской глубинке. Мы сетовали на то, что власть решила всерьез наехать на оружие.
Все трое понимали бессмысленность модных ныне наездов на его длинноствольные полуавтоматические модели. Преступники пользуются ими крайне редко. Из них совершается ничтожное меньшинство убийств.
В любом случае, заметил шериф, запретам подчиняются лишь честные граждане, а не преступники.
Он, конечно, служака и будет делать то, что ему прикажут, то есть придет к вам изымать стволы. Но сейчас он ощущал себя среди своих и срывал злость на новые порядки, при которых он уже не узнает свою страну.
«Я хочу в Америке жить! — взорвался он под конец. — Я в Техас уеду!»
Джимми разнообразил повестку дня, посетовав на оленей, замечательно в США расплодившихся. Если бы я был охотник, я бы мог стрелять в них прямо из окна, перед которым они пунктуально дефилируют в 5 вечера и хорошо видны на фоне моря.
На них приятно смотреть, но они враги, потому что на них живут энцефалитные клещи, из-за которых мы боимся ступить летом в траву.
Джимми сказал, что его приятель, надзиратель местной тюрьмы, разбился насмерть, потому что увернулся от оленя и врезался в дерево. Поэтому если перед вами на дороге олень, рекомендуют ехать прямо на него и не сворачивать.
Сам Джимми много лет ни разу не встречался на дороге с оленями, но в последнее время врезался в двоих. Сломал обоим ногу, и они, спотыкаясь, убежали в лес.
«Умирать убежали», — со знанием дела сказал шериф.
Я сказал, что олени перебегали мне дорогу уже раза четыре, но пока пронесло.
Шериф для очистки совести прождал возле кучи добра минут 40, а потом развернулся и укатил восвояси. Я к тому времени расхотел лампу, и в любом случае мне надо было в город на работу. Когда я проезжал на станцию мимо кучи, Джимми подогнал к ней свой внедорожник и рылся в ее недрах.
Я был уверен, что кучу быстро сметут, но неделю спустя она уменьшилась лишь на треть и была слегка запорошена снегом. Джимми продолжал колдовать на том же месте.
Потом кучу погребло под торосами, которые поколебали мою веру в глобальный разогрев.
Добавить комментарий