Два рассказа

Первый поцелуй

Ганнибал разочаровал ее. Маленький, захолустный городишко, затерявшийся в самой сеедине Америки. Таким он был во времена Марк Твена, таким и остался, с той лишь разницей, что в городок приезжают туристы и на каждом шагу пестрят имена знаменитого автора и его не менее знаменитых героев. А впрочем, что она ожидала увидеть? Разве не таким описывал городок автор: сонный, скучный, с единственным развлечением — церковью по воскресеньям. Конечно, раньше она не обращала внимания на детали. Главное, что действие происходило в Америке. А жизнь там, просто обязана была быть особенной. Даже церковь привлекала, ведь то, чего лишен, всегда захватывает.

“Том Сойер” был первой книжкой, которую Ирина одолела самостоятельно в первом классе. С нее и началась, пожалуй, ее любовь к книгам. Она читала всегда и везде, в том числе и на уроках в школе.

Том ей очень понравился, в нем было то, что так не хватало ей, тихой и послушной девочке. А главное, в книге была настоящая любовь с объяснениями, поцелуями и клятвами, что не могло не волновать молодую душу. Ведь книги для того и пишут, чтобы люди видели или мечтали о подобном тому, что прочли.

“Летняя природа сияла — свежая кипящая жизнью. В каждом сердце звенела песня, а если сердце было молодое, песня изливалась из уст. Радость была на каждом лице, каждый шагал упруго и бодро. Белые акации стояли в цвету и наполняли воздух ароматом. Кардифская гора, возвышавшаяся над городом, покрылась зеленью. Издали она казалась Обетованной землей — чудесной, безмятежной, заманчивой”.

К сожалению, им с погодой не повезло. На городок медленно наползала чернейшая туча, грозившая разразиться дождем в любую минуту. А Кардифская гора — вот она рядом. Ступеньки ведут вверх к памятнику самых знаменитых мальчишек в мире. Вокруг аккуратно подстриженные кустики, цветы в бочонках и доска, объясняющая, что на этой горке мальчики любили играть.

Когда же это все-таки было? В третьем, а может, в четвертом классе. Учительница английского, Ирина Федоровна, решила подготовить к вечеру сценки из “Тома Сойера”. Играли, естественно, на английском. Ирине Федоровне было под сорок, и поэтому она казалась Ирочке ужасно старой, правда, очень модной и, можно сказать, шикарной женщиной. Обеспеченная дочь генерала, красивая с копной рыжих волос, жизнерадостная и очень эмоциональная, а вот жизнь как-то не складывалась. Она никогда не была замужем и детей не имела. Вот и жила чужими страстями и жизнями своих учеников.

Ирина Федоровна почему-то чувствовала особое расположение к Ирочке и по доброте душевной ставила ей пятерки. Впрочем, она была самой нестрогой учительницей, и получить плохую оценку у нее было сложно. К удивлению всего класса, роль Бекки была отдана серой мышке Ирочке, а не признанной красавице Татьяне.

“Проходя мимо дома, где жил Джефф Тэчер, Том увидел в саду какую-то новую девочку — прелестное создание с золотистыми волосами, заплетенными в две длинные косички, в белом летнем платьице и вышитых панталончиках”.

Это прелестное создание и предстояло сыграть Ирочке.

А может все дело было в золотистых косичках и голубых глазах, у Ирочки было и то, и другое. Она ненавидела свои косы, большинство девочек к этому времени уже расстались с ними, но ее мать была категорически против стрижки.

С выбором Тома было просто, им стал самый красивый мальчик Вова, по нему сохли все без исключения девочки в классе. Знаете, такое стадное чувство, в каждом классе есть мальчик, которого обожают все девочки, и есть девочка, о которой мечтают все мальчики. У Вовочки были потрясающие карие глаза и необыкновенной длины ресницы.

Ирочка и обрадовалась, и огорчилась одновременно, а преобладал страх не справиться и провалиться. Но играть с Вовочкой мечтала каждая девчонка, а учительница почему-то выбрала ее. В сценке было объяснение в любви и даже поцелуй. Партнер отнесся к роли снисходительно и желанием целовать Ирочку не горел, а потому играл без чувств. Зато в Ирочке Ирина Федоровна открыла настоящую Бекки, в ней было все: кокетство, живость, любовь, то, чего никогда не было видно в жизни. Какой талант, оказывается, скрывался в этой тихой девочке. “Вовочка, проснись же ты, наконец, ты же в любви объясняешься, а не на уроке отвечаешь, больше эмоций”, — наставляла учительница.

А Ирочка не играла, она жила и верила, что Вовочка любит только ее и требует клятвы верности и любви. Легко верить в то, во что так хочешь верить. А дальше самый красивый мальчик ее целовал, и это был первый поцелуй в ее жизни. Она краснела, бледнела, земля уходила из под ног и, слава богу, что они сидели за партой, иначе она точно бы оказалась на полу. И больше всего на свете хотелось обнять и прижаться к Вовочке и уже не отпускать его. А внутри все кричало: “Я люблю тебя, Вовочка!!!”

Туча накрыла город, и они с мужем укрылись в ресторанчике имени Тома Сойера. Они все-таки успели пройтись по улочке, где стоял знаменитый дом судьи Тэчер. Там теперь были два маленьких магазинчика: сувениров и книжный. Дом показался Ирине каким-то игрушечным. Знаменитого забора не было, правда, на его месте красовалась табличка, что он здесь был... Они даже сфотографировались в костюмах Бекки и Тома, такая картонка с дырками для голов, просовываешь свои — и, пожалуйста, вы — Бекки и Том. Старая Бекки без золотистых кос.

Расплели вечные косички, бабушка накрутила на ночь бумажки на тряпочках. Спать было неудобно, зато результат был потрясающий. Девчонки ахали и с завистью смотрели на новую, ставшую за одну ночь красивой Ирочку. Но даже вид прелестных золотых кудряшек, который так подействовал на Тома, ничуть не смутил Вовочку, он по-прежнему был равнодушен. Зато Ирина Федоровна была в восторге, девочка была копией ее в детстве.

Любовь Ирочки тлела до восьмого класса, а потом в один прекрасный день, она проснулась свободной от любви к Вовочке. А все другие, новые, уже были взаимными. Вовочка оставался равнодушным и не выделял своим вниманием никого. И вдруг в десятом классе он как проснулся и увидел все и всех в новом свете — свете любви. Он был влюблен и хотел любить, и нужен был только объект. Подруга Ирочки стала счастливой избранницей. В нужный час и в нужном месте она оказалась рядом. Ей потребовалось еще пять лет замужества, чтобы окончательно избавиться от чувства любви, приобретя взамен чувства горечи и опустошения.

Дождь прошел, и, казалось, смыл последние краски города. Солнце так и не появилось, серо, мокро, противно. Гулять по лужам не хотелось. По дороге домой Ирина думала об иронии судьбы, которая заставила ее, ненавидящую английский, говорить вторую половину жизни на нем. Могла ли она в том далеком детстве мечтать, что посетит городок Марк Твена, будет бродить по его улочкам, чувствуя тонкую ниточку связи со своим прошлым? И будет вспоминать свою первую детскую любовь и первый поцелуй, который, к сожалению, был всего лишь театральным.

Этюд

Тихонько проскальзываю в кладовку. Муж смотрит телевизор и я, слава богу, в полнейшей безопасности. С удовольствием натягиваю новые блестящие колготки, затягивающие мой и без того плоский живот. Надеваю любимый бюстгальтер, показывающий то, что я имею, в лучшем свете и в обрамлении французских кружавчиков. У меня страсть к нижнему белью, я покупаю только самое красивое и под цвет одежде. Тонкая шелковая юбка, гаечка и я почти готова. И в тот момент, когда моя голова пытается найти дырку в майке, появляется он и застает меня в моем беспомощном положении. “Fuck!” В той же последовательности мои вещи, новые и красивые летят на пол, колготки грубо стаскиваются, взамен мое тело покрывается поцелуями. Я не чувствую ничего кроме глубокого раздражения и усталости. Его прикосновения неприятны, я стискиваю зубы и закрываю глаза. Минута и я свободна.

Я лечу в Нью-Иорк впервые в моей жизни! Я отлично прошвырнусь и освежусь, и обойму необъятное. Я посещу все музеи, увижу Бродвейские шоу, я отведу душу и порадую тело в лучших магазинах мира.

Я безуспешно вталкиваю сумку в место хранения над головой, она сопротивляется. Чьи-то ловкие руки спасают меня. Я поворачиваюсь и смотрю вверх на лицо бога... Он улыбается мне, я глупо улыбаюсь в ответ. Я понимаю это судьба и мои следующие три дня.

Боже, он красив до неприличия и явно герой не моего романа. Но это было прежде, до него... На нем черная тонкая водолазка и джинсы. Как прекрасно сидят джинсы, идеально сзади и еще лучше спереди. “Armani look” — мой любимый, обожаю мужчин в водолазках, а в черных особенно. Он опускается в кресло рядом со мной. Боже, помоги мне, что-то должно быть не так, может голос или запах изо рта или просто дурак от рождения. Нет, кажется, все в порядке. Зовут Лэсли, ноль ассоциаций с моей стороны, Лэсли я еще не знавала. Надо собраться, я даже не понимаю, о чем он говорит. Да, мое имя, к счастью, это я еще помню. Моя рука соприкасается с его, какая тонкая и приятная ткань, я ощущаю его руку. Моя же — раскаленная сковородка, стыд какой, так не владеть собой. Я не люблю прикосновений, но сейчас мне приятно и волнующе. Он передает мне стакан пепси, а с ним и заряд тока, и я проваливаюсь в воздушную яму. Он работает моделью в рекламном агентстве. Конечно, где еще с таким лицом и телом. Я вся какая-то расплавленная и сгораю от нетерпения первый раз в моей жизни. Я уже привязана к нему канатами, я уже одно невидимое целое с ним. Интересно, что чувствует он? Если и чувствует, то какое самообладание, какая улыбка, так и погасила бы ее своим поцелуем. Мое тело и, о боже, мои мысли больше не подчиняются законам разума.

Куда и зачем я еду? Поздно спрашивать и мне, практически все равно. Мое новое тело больше мне не подвластно. Я вся безобразно дрожу. Вот и захлопнулась наконец-то дверь. Ноль сознания, одни ощущения! Впервые пытаюсь раздеться сама. Колготки влажные и стали второй кожей, прилипли и сопротивляются. К черту сорок долларов, рву в нетерпении. Бюстгальтер, что случилось с застежкой, какая я все-таки неуклюжая. О блаженство голых мягко касающихся друг друга тел. Его нежные пальцы и губы убийственно медленно познают мое безумное тело. Я не знала, что можно умирать от поцелуя и с радостью умираю. Глаза — в глаза, прикосновение — ожог, губы в кровь, его нежная кожа рядом, твоя... Одно целое на век — полет, я не чувствую своего тела, я кричу от свободы и невесомости, от этого нового и непонятного, взрывающегося во мне. Мое тело опять со мной, оно в сладкой усталости. Оно отдыхает, чтобы обезуметь опять... Нет прошлого, нет будущего и только это божественное сейчас. Три дня и три ночи в одно мгновение. И табличка на двери: Не беспокоить!