radical African-American MOVE w.jpg
В трагедиях самоновейшей американской истории — 11 сентября 2001-го года, взрыв в Оклахоме, побоища в школах и колледжах, кошмар бостонского марафона — эта, двадцативосьмилетней давности, несколько потерялась. Джейсон Осдер объяснил свой выбор просто: душа и совесть давно требовали — и вот замысел, наконец, вызрел. Молодой режиссер сам вырос в филадельфийском пригороде, ребенком узнал о большом пожаре в городе и о том, что сгорели дети. Запомнил собственный страшный испуг: как же их никто не защитил? Где были взрослые, почему не вызвали полицию? Кто в чем тогда виноват, мальчугану понять было нелегко — но то, что дети ни при чем, казалось аксиомой.
Группа MOVE
Каковы же подробности трагедии, легшей в основу добросовестно смонтированного Осдером архивного материала и пронзительных по силе воздействия любительских видеосюжетов?
Филадельфийская группа MOVE была основанная в 1972 году чернокожим лидером Джоном Африка (эту самую «Африку» прибавят потом к своим фамилиям, данным при рождении, все его сподвижники). У группы было еще одно название — «Христианское движение за жизнь», был и лозунг: «Назад, к природе!» — прямое идеологическое наследие британских луддитов — секты сопротивления прогрессу, существовавшей с 1811 по 1816 годы. Новоявленные филадельфийские анархо-примитивисты тоже считали блага технического прогресса, науку, медицину растлением души. Они носили характерные паклеобразные косицы — дреды, не пользовались электричеством, ели исключительно сырую пищу. По одним источникам, употребляли сырое мясо, по другим, позиционировали себя как вегетарианцы и яростно боролись за права животных. На их подворье проживало огромное количество бездомных собак, хозяева которых систематически устраивали акции протеста против зоопарков, где, по их мнению, животные томились в заточении: гривастые львы, тигры полосатые, гиены мерзкие — все, по их мнению, должны были быть выпущены на волю. В любое время суток из репродуктора, установленного на крыше их обиталища, могла раздаться самая отборная брань в адрес тех, кого «Африка» не любили. Распорядок дня работающих соседей их не волновал: самим-то спешить поутру было некуда...
Великий кормчий секты Джон Африка был неграмотным, от рождения не обладал способностью к обучению — однако он надиктовал некое «Руководство» прогрессивному и гуманному чернокожему профессору Дональду Гласси, дом которого в филадельфийском квартале Пауэлл-Вилледж служил секте кровом. Благодарность за гостеприимство выражалась своеобразно: квартиранты жили как в хлеву. Их дети, о любви к которым будет так много и истерично говориться на будущем суде, целые дни валялись в грязи: видимо, этим должна была подтверждаться близость к природе. Животы у ребятишек были вздуты, как на фотоагитках, призывающих спасать Африку от голода — но, слава богу, голодной смертью они не умирали, а к среде скотного двора как-то приспособились.
Полиция наблюдала за происходящим, собирала жалобы соседей, уставших от шума и дикой антисанитарии — но держала дистанцию: пресловутая политкорректность подняла знамя не вчера, начальство департамента явно побаивалось обвинений в расизме. Но люди взывали к властям опять и опять: мусор во дворе поборников чистой жизни разлагается, крысы бегают — а травить их не дозволяется. Вопли из матюгальника не прекращаются...
Первое столкновение с полицией произошло восьмого августа 1978 года. Семеро «копов», пятеро пожарных и трое активистов MOVE получили ранения, а белый полицейский Джеймс Рэмп погиб. Девять сектантов угодили в тюрьму. Их перепуганные сподвижники спешно подчинились приказу о выселении и перебрались из апартаментов своего благодетеля Гласси в дом под номером 6221 на Осэйдж Авеню. И жизнь пошла по тому же сценарию: горы мусора и навоза во дворе, там же — приблудившиеся животные и грязные дети, не знающие, что такое школа.
Со временем захламленность квартала перепугала вменяемых и нормальных черных, живущих по соседству — те опять пожаловались в город. Очередному мирному требованию о выселении сектанты не подчинились.
«А» плюс «Б» на Осэйдж Авеню
Ранним утром тринадцатого мая 1985-го года полицейский комиссар города Грегори Самбор подъехал к дому 6221 на Осэйдж Авеню и четко объявил в репродуктор: времени на сборы — пятнадцать минут. Обитателям было велено вывести жен и детей, всех предупредили: возвращения назад не ожидайте. В ответ из дома раздались выстрелы. Перестрелка длилась полтора часа, полицией было выпущено 10 тысяч пуль и применены взрывчатые вещества неразрушительной силы. Так называемый план «А» оказался завершен — но безуспешно. Наступил черед плана «Б»: Лео Брукс, бригадный генерал в отставке, позвонил мэру Филадельфии Уилсону Гуду — первому чернокожему главе городской администрации. Тогда и были применено шахтерское взрывное устройство Товекс и военный взрыватель С-4. Целью взрыва было ликвидировать укрепленный бункер на крыше осажденного дома. Бункер уцелел, но начался пожар. Тогда же и прозвучали слова: «Дайте огню гореть!» — приписываемые мэру. Пламя бушевало сорок пять минут до тех пор, пока глава пожарного департамента Уильям Ричмонд не дал указания привести в действие пожарные машины. Но большого смысла это уже не имело: квартал выгорел, двести пятьдесят неповинных жителей остались без крова. Из окопавшихся сектантов в живых осталась только взрослая женщина Рамона Джонсон Африка и тринадцатилетний мальчик Берди (Птичка) Африка.
Гуд не появился на сцене в течение всего дня: по его словам, непоименованные полицейские замышляли его убить. Впоследствии он создал комиссию по расследованию случившегося. Комиссия под председательством юриста Уильяма Брауна осудила Брукса за «пассивность», Самбора — за «безответственность», Ричмонда — за «покорность», Гуда — за сложение с себя полномочий. Применение бомб было охарактеризовано как «чрезмерное». Однако никто из городских чиновников не пострадал по службе. Мэр принес извинения. Его карьеру можно было бы считать конченой, но удивительным образом он выиграл вторые выборы — правда, набрав куда меньшее, чем в первый раз, количество голосов. Сейчас Гуд — добродетельное духовное лицо. Комиссия также выдвинула версию, что полиция стреляла по выбегавшим из дому. Впоследствии суд, состоявшийся в 1988-м году, ее не подтвердил.
Рамона Джонсон Африка получила семь лет тюрьмы за неподчинение властям и разжигание бунтарской деятельности. Сейчас она — ведущий спикер на многих левацких тусовках и героиня освободительного движения. Но не только. Она и еще несколько родственников погибших — владельцы роскошных апартаментов в комплексе Victorian Twin возле знаменитого Университета Пенсильвании: Верховный суд присудил им как пострадавшим от филадельфийских властей полтора миллиона долларов вознаграждения. По мнению жильцов комплекса, все «Африка» — чудесные соседи. Выходит, блага цивилизации при известных обстоятельствах бывают не так уж противны, и железобетонные сектантские убеждения могут меняться.
Справка горше, чем жизнь
Но вернемся к фильму, к добросовестно смонтированному архивному материалу. Сцена за сценой в суде, выступление одного официального лица, потом другого... Белым людям выматывают душу, заставляя признать, что они были неправы и отнеслись к своим обязанностям с пренебрежением... Выступление бывших членов движения-банды — многословно обвиняющих, говорящих бессмысленно, но цветисто, с претензией на интеллект и сильно упирающих на то, что они тоже чувствовать могут...
Уильям Ричмонд и Грегори Самбор, согласно решению суда, должны были выплачивать пострадавшим по одному доллару в неделю в течение одиннадцати лет. Эту сумму осилили, конечно — но Ричмонд не скрыл тогда горечи: «В зале заседаний не восстановили картину и не объяснили, почему властями было принято именно такое решение...»
Я не знаю, как выкуривать дикарей из нор, совершенно не эксперт в данной области. Но совершенно точно знаю, что дети, какого бы цвета ни была их кожа, не должны гореть в огне. Голопузая мелюзга — отпрыски членов секты — ежедневно бегала в ближайший городской парк, где полиция могла спокойно всех забрать и передать в соответствующие органы надзора и опеки. Не случилось. Ситуацию осторожного наблюдения явно «передержали» — а потом накопившийся пар разорвал котел.
В зале заседаний также не объяснили, почему собственно противостояние движению MOVE и полиции длилось так невероятно долго. Ведь речь не о том, что белым зверям-полицейским не нравятся черные пакли-косички или запах навоза с подворья секты. Никто в зале заседаний не нашел в себе мужества сказать в открытую, что добрая половина героев-борцов MOVE состояла из настоящих преступников, нарушивших закон о досрочном освобождении, а также незаконно владевших оружием. Наконец, неподчинение закону о выселении — тоже не милая забава. Как отметил после суда Ларри Черфус, эксперт по гражданским искам: «Если бы обсуждалось грубое нарушение закона городом, то вознаграждение тянуло бы минимум на пять миллионов. Но заседатели, рядовые граждане, подустали от «героев», противостоящих правительству...»
Зритель не узнает и о том, что практически все ордера на арест после взрыва были отменены, о том, что полицейский департамент Филадельфии сильно прошерстили на предмет расовой нечувствительности и укрепили цветными кадрами...
Табу на интервью
Девяносто три минуты я сидела с широко раскрытыми глазами: в нашем политкорректном мире показано безумие черной секты? И белый человек не побоялся это снимать? Придя домой, немедленно отправила электронную просьбу об интервью с режиссером. И тут начались интересные вещи. Молодая дама, верховный представитель прессы на фестивале Трайбека, переадресовала меня к другому представителю, рангом пониже. Тот уклончиво ответил, что этот участок работы — не его, а вот не обратиться ли мне прямо к дистрибьютору фильма. Дистрибьютор мистер И. долго не реагировал, потом его ответ поразил: «Во время фестиваля у режиссера нет времени». Вот это было откровением! Для встреч с участниками и гостями фестиваля аккредитована целая армия журналистов, работает пресс-центр, бесчисленное количество помощников помогает устраивать встречи пишущих со снимающими... Что за невероятная занятость препятствует встрече молодого режиссера с корреспондентом? Решив запастись терпением, дождалась конца фестиваля и вновь набрала номер дистрибьютора, совершенно официально указанный в соответствующих материалах для прессы. Понятно, что мистер И. был на другой линии, ясно, что на вежливую просьбу перезвонить, переданную через секретаря, не отреагировал. Новый звонок главной пресс-даме, некоторое смятение в ее голосе — затем неуверенная просьба прислать просьбу по электронной почте. Посылаю — в ответ: «До выхода фильма на экраны от интервью желательно воздержаться». Опять новость: фильмов еще не купленных на любых кинофорумах показывается великое множество — но никто не оцепляет их создателей кольцом, запрещая беседовать с прессой. Эмбарго на публикацию завершенного материала в некоторых случаях возможно — но, как правило, оно сохраняется до премьеры. Таковая уже состоялась — видимо, результатом оказался чей-то очень большой перепуг... И потому режиссер Джейсон Осдер (кстати сказать, получивший на фестивале награды за лучший документальный фильм и отдельно за лучшую редактуру) остается сегодня под невидимой, но бдительной стражей.
Надо сказать, коллеги из местного журнала «Filmmaker» оказались удачливей меня — еще до фестиваля им позволили задать Джейсону Осдеру несколько вопросов по электронной почте. Ответы отличаются осторожностью: он подчеркнул, что намеренно воздержался от личного присутствия на экране, дабы не вредить объективности. Философ по образованию, а ныне преподаватель киношколы университета Джорджа Вашингтона не стал углубляться в дебри политики — лишь неопределенно заметил, что настало «время говорить о расе». Тут у меня новый вопрос — правда, пока в пустоту: что за таинственная дефиниция такая — раса? О том, что человечество условно разделено на три — белую, желтую, черную — известно даже детям. То, что в одной и той же расе могут быть светлые умы, а могут постыдные отбросы творения божия, тоже не есть тайна великая. По мне, режиссер Осдер, не появившийся в кадре, достаточно явственно сказал о цивилизации и необходимости ее защищать, о том, что заигрывание с дикарями — это всегда беда.
Хьюбер без страха и упрека
А теперь воспоем славу неожиданному безумству новых храбрых! Пару месяцев назад в том же городе, где была написана американская Конституция, в прекрасной Филадельфии разорвалась еще одна бомба — слава богу, на этот раз без дыма и пепла. Сотрудник местного журнала Philadelphia Magazine Роберт Хьюбер написал статью «Быть белым в Филадельфии» — очень умеренную, совсем не агрессивную. Он пересказал несколько историй столкновений белых с черными — истории нестрашные, словно бы извиняющиеся. Одна белая женщина, у которой черные соседи украли решетку для гриля с заднего двора, винит себя саму: не огородила дом забором... Девушка-студентка пересказывает эпизод с потерей мобильного телефона. Когда она обратилась к однокурсникам по электронной почте с вопросом, не видел ли кто пропажу, только черная девица из группы стала в позу: меня спрашивают — значит, подозревают в краже? А подозревают потому, что я — черная! Белый ребенок попал в местную паблик-скул и стал предметом травли черных одноклассников, а черная директриса травлю вдохновенно поддержала. Сотрудница одной из местных юридических фирм, наша русскоязычная соотечественница, задала автору статьи прямой и наивный вопрос: почему те из них, что сидят на крыльце, курят марихуану и делают детей, не делая более ничего, находятся на подкормке государства?
Статья наделала много шума. Нынешний темнокожий мэр Филадельфии Майкл Наттер сильно осерчал: какое право редакция журнала, где работают только белые, имела на освещение данной чувствительной темы? Он притянул автора и редактора к ответу — их вызвали на заседание городской комиссии по человеческим взаимоотношениям. Глава этой комиссии — крикливая дама латиноамериканского происхождения, пошла разносить несчастного Хьюбера на все корки. Редактор Том МакГрат послушал политкорректный бред, многократно извинился — но не дал сожрать своего сотрудника, а заметил, что тот всего лишь хотел «навести мост» между противоборствующими сторонами. О статье говорилось в одной из передач CNN: хорошенькая ведущая Эрин Бурнетт тщательно пыталась придать дискуссии видимость демократичности, но не вышло. Нашу соотечественницу — ту самую, из юридической фирмы — заклеймили как ограниченную, малоумную и не понимающую, что есть настоящая демократия.
Демократия сегодня покрыта дымом политкорректности... Но у отдельно взятого пожилого журналиста — не чиновного, не влиятельного, не имеющего в дружках крутых политиканов, прекрасно понимающего, что известного рода храбрость обходится недешево, — все-таки хватило пороху назвать вещи своими именами, и это вселяет надежду.
А цвет — всего лишь цвет: кстати, ни абсолютно белого, ни полностью черного в природе, как известно, не существует. Но это к слову.
Добавить комментарий