Переводчики — почтовые лошади просвещения.
А. С.Пушкин
Pavsky w.jpg
Эта драматическая страница русской истории связана с ныне почти забытым именем Герасима Павского, выдающегося ученого, лингвиста и просветителя. Ему довелось жить не в самое лучшее время и даже вступить в конфликт с сильными мира сего, что на Руси никогда не приветствовалось. А за любовь к истине пришлось платить дорого.
Герасим Петрович Павский родился 4 мая 1787 года в семье сельского диакона в Лужском уезде Санкт-Петербургской губернии. Десяти лет отроду, по воле отца, начал священническую карьеру, окончив сначала Александро-Невскую семинарию, а затем поступил в только что открытую Санкт-Петербургскую духовную академию. В стенах последней проявилось его необычное для здешних мест и нравов увлечение — особая любовь к еврейскому языку.
В дипломной работе «Обозрение книги Псалмов, опыт археологический, филологический и герменевтический» вчерашний студент Павский первым из русских ученых высказал идею, что значительная часть псалмов Псалтири не принадлежит царю Давиду, но что они составлены разными лицами и в разное время. В ту пору, как и поныне, любое мнение о Библии, расходящееся с каноном, воспринималось настороженно, и требовалось немалое мужество, чтобы его высказать.
Сам Герасим Павский, оставленный преподавать иврит в Духовной академии, вспоминал: «Язык я узнал наилучшим образом, как никто не знал из моих соотечественников и даже из чужеземцев... По силе языка удалось узнать много, что противно толкованию наших мудрых толковников. А думать противно нашим толковникам беда, великая беда!»
Библия по-русски
После изгнания Наполеона из России образованная часть русского общества жаждала особых культурно-просветительских инициатив. В декабре 1812 года по указу императора Александра I в Санкт-Петербурге было учреждено Библейское общество с целью перевода Писания на разные языки и распространения его среди населяющих Россию народов. Президентом общества был избран друг царя, министр духовных дел и народного просвещения князь Александр Николаевич Голицын.
Сейчас в это трудно поверить, но в России не существовало Библии на русском языке. Богослужения велись на малопонятном простым людям старославянском. Известно, что Пушкин, да и сам Александр I, читали Библию по-французски. Поэт Василий Жуковский тайно, находясь в Германии, пытался переводить ее на русский, что считалось опасным вольнодумством.
Церковная верхушка всячески противилась изданию Библии на «простонародном» русском языке. Злостной крамолой звучала мысль о распространении текстов Писания среди широких слоев населения — по мнению иерархов церкви это могло уронить авторитет слова Божьего. Особой ненавистью к инициативам Библейского общества отличался президент Российской академии адмирал Александр Семенович Шишков. Добиваясь закрытия общества, Шишков писал: «Обучать грамоте весь народ или несоразмерное числу оного количество людей принесло бы более вреда, чем пользы. Наставлять земледельческого сына в риторике было бы приуготовлять его быть худым и бесполезным или еще вредным гражданином». Шишков находил кощунственным перевод сакральных старославянских текстов, «языка духа», на русский — «язык разврата и театра».
Несмотря на все интриги ревнителей Святой Руси, начался процесс переложения Библии на литературный русский язык. Работа растянулась на годы. Основное сопротивление вызывали планы ответственного секретаря Библейского общества Герасима Павского переводить книги Ветхого Завета с древнееврейского. Православие признавало только Септуагинту — древнегреческий (александрийский) перевод Писания, с которого впоследствии были сделаны переводы на старославянский. Протоиерей Герасим Павский утверждал, что переводы нужно делать напрямую с оригинала, ибо греческие и церковнославянские тексты содержат множество ошибок и искажений.
Иврит в Российском государстве по идеологическим причинам был либо запретным, либо замалчиваемым явлением культуры. Теперь же речь шла о признании иудейских текстов в качестве подлинного языка Библии. Было от чего возмутиться митрополиту Филарету Московскому: «Самой принужденностью состава слов и смысла [чтение это] обнаруживает повреждение текста, в котором не без причины можно подозревать неблагонамеренную руку еврея, искавшего средства уклоняться от силы пророческого свидетельства о распятии Господа». Особую нелюбовь Филарета вызывало то, что идея перевода Библии на русский язык, как и сама идея Библейского общества, пришла из Англии, «гнездилища всех ересей, сект и революций».
О состоянии умов «охранителей народной нравственности» свидетельствует деятельность известного литератора Михаила Леонтьевича Магницкого, одного из противников русского перевода Библии. В 1819 году Магницкий был послан в качестве ревизора в Казань с правами попечителя. В представленном им отчете он обвинял университет в безбожном направлении преподавания и предлагал «торжественно разрушить» самое здание университета. По его представлению были уволены лучшие профессора, преподавание римского права в университете заменили изучением Кормчей книги. Магницкий предлагал совершенно уничтожить предмет философии в русских университетах, а перевод Ветхого Завета с иврита называл «соблазнением в жидовство».
Герасим Петрович Павский в те годы создал первую в России грамматику еврейского языка для учебных заведений, и некоторое время был законоучителем в Царскосельском лицее. Впоследствии Пушкин и другие лицеисты отзывались о нем с неизменным уважением. Став одним из директоров Библейского общества, Павский занимался как непосредственно переводами с иврита, так и окончательным редактированием текстов Ветхого Завета. Cвоей главной целью он считал сохранение не только структуры оригинала, но и эмоциональной выразительности древних текстов. К 1825 году успели закончить русские переводы до книги Руфи включительно.
Воцарение Николая I, сопровождавшееся разгромом декабристского движения, коренным образом изменило климат в стране. Сбылась мечта Шишкова и Магницкого: Библейское общество было закрыто. Более того, мракобесы из Синода добились от императора «Указа об охранении книг Священного Писания в настоящем их виде неприкосновенными».
Ко времени высочайшего указа был отпечатан тираж из пяти тысяч ставших «запретными» экземпляров Ветхого Завета на русском языке. Синод немедленно распорядился уничтожить книги. Их сожгли в печах кирпичного завода Александро-Невской лавры в начале 1826 года. Нам остается только представить это ночное аутодафе: православные, осенив себя крестным знамением, подвозят на тачках и кидают в огонь тысячи новеньких, пахнущих типографской краской изданий Книги книг.
«Западная ересь»
Главный поборник чистоты русского наречия адмирал Шишков считал старославянский язык «исшедшим из уст Божиих». Президент Российской академии в пылу полемики забывал, что церковнославянская Библия также была переводом. Пушкин из кишиневской ссылки высмеивал шишковские «шаротык» (биллиардный кий) и «топталище» (тротуар) — неуклюжие попытки адмирала полностью искоренить из русского языка слова западноевропейского происхождения. Среди других филологических «изобретений» Шишкова: «мокроступы» — вместо калош, «тихогромы» — фортепьяно, «колоземица» — атмосфера... Все это было бы достаточно безобидно, но Шишков возглавлял цензурное ведомство, беспощадно запрещая «чуждые веяния».
Василий Андреевич Жуковский, назвавший Герасима Павского «другом просвещения», в 1826 году рекомендовал образованного священника и педагога в качестве законоучителя наследника, цесаревича Александра Николаевича (будущего императора Александра II). По прошествии лет царь-освободитель с благодарностью вспоминал его уроки. Но недремлющее око церковных иерархов вскоре узрело «западную ересь». По настоянию Санкт-Петербургского митрополита Серафима и Московского Филарета «сторонник рационализма» Павский был уволен. По свидетельству современников, наследник и его сестры прощались с отцом Герасимом «со слезами». В дневнике Пушкина в феврале 1835 года появилась запись: «Филарет сделал донос на Павского, будто бы он лютеранин. — Павский отставлен от великого князя. Митрополит и синод подтвердили мнение Филарета... Жаль умного, ученого и доброго священника!»
Павский также был отстранен от преподавания в Духовной академии, сохранив только чисто номинальную должность при церкви Таврического дворца. Но почти двадцать лет он тайно, нарушая царский указ, работал над переводом Нового Завета на русский. На склоне лет в автобиографии Павский вспоминал свой труд: «В богословии я должен был лицемерить, лукавить, притворствовать, а здесь — говорить правду, и только изредка, чтобы не оскорблять лукавых, промалчивать». Некоторые исследователи сравнивают его работу с подвигом Иеронима, который в VI веке перевел всю Библию на латынь. Пушкин писал в дневнике: «Павского не любят. Шишков, который набил академию попами, никак не хотел принять Павского в числе членов за то, что он, зная еврейский язык, доказал какую-то нелепость в «корнях» президента». Поэт имел в виду книгу Шишкова «Славянорусский корнеслов», в которой тот утверждал, что русский язык — первооснова мировых языков, — и квалифицированное опровержение Павского.
Как зачинатель русской библейско-исторической школы Герасим Павский держался строгих принципов. Основой Святого Писания он считал иудейские масоретские рукописи. Слово «масорет» происходит от ивритского מסורה, масора, что означает «традиция». Еврейские ученые-книжники в школах масоретов из поколения в поколение с особой тщательностью переписывали священные тексты. Чтобы при списывании даже случайно не вкралась какая-либо ошибка, в каждом книжном свитке подсчитывались слова и буквы. Так, количество букв в Пятикнижии Моисеевом равно 305607, в прочих книгах — 846600, а сумма букв всего Ветхого Завета составляет 1152207.
Усердие книжников-масоретов может показаться сегодня чрезмерным, но именно благодаря ему мир располагает сегодня надежным и достоверным текстом Библии. Поскольку древнееврейский язык постепенно выходил из употребления в ежедневном обиходе, масореты выполнили огромную работу, снабдив все слова Книги знаками гласных звуков. Это было крайне необходимо сделать, поскольку в иврите графически изображаются только согласные. Тем, что мы знаем сегодня, как произносились слова в библейские времена, мы обязаны масоретам.
Донос иеромонаха Агафангела
В конце 1841 года на имя иерархов Русской православной церкви поступил длинный анонимный донос. Как позднее выяснилось, автором его был иеромонах Агафангел, будущий архиепископ Волынский. Доносчик сообщал: «Змий начал уже искушать простоту чад святой православной церкви и конечно станет продолжать свое дело, если не будет уничтожен блюстителями православия...» Речь шла о новых переводах Павского с иврита. Оказалась, что еще во времена преподавания отца Герасима в академии, студенты записывали его лекции, а затем размножали их литографским способом. Эти литографированные экземпляры раздавались самым близким людям по предварительной подписке, но спрос на историко-филологические лекции «ученого священника» все возрастал.
После того, как к делу подключился обер-прокурор Синода граф Николай Александрович Протасов, в отношении Павского было начато следствие. Комиссию возглавил его давний недоброжелатель митрополит Филарет Московский. Пушкин в дневнике отзывался о нем как о «старом лукавце», а историк Сергей Михайлович Соловьев писал, что Филарет хитростью «мог превзойти самого ловкого иезуита». Отцу Герасиму был учинен суровый допрос. Ему ставили в вину перевод Песни Песней «в рационалистическом духе». Были обвинения и посерьезнее. Павский называл книгу Ионы «повестью». При расположении еврейских текстов не следовал порядку, в котором они находятся в Ветхом Завете, а руководствовался принципом хронологии. Иеромонах Агафангел донес начальству: там, где слово «Мессия» всегда передавалось как «Христос», Павский переводил «Помазанник», что было «умолчанием имени Иисуса Христа в пророчествах» и потому представляло собой «злоречие древнего змия».
Показательно, что члены комиссии не обвиняли Павского в незнании библейского языка — для подобного обвинения их собственных знаний не хватило бы. Преступление Павского заключалось в преподавании и распространении перевода с иврита, противоречившего догматам церкви. Ведь его переводы недвусмысленно демонстрировали, что «список свидетельств Ветхого Завета о пришествии Христовом» является подлогом: в пророческих книгах речь идет о совсем другой эпохе. Так, у пророка Исайи, согласно толкованию Павского, говорится об избавлении еврейского народа, а вовсе не о пришествии Христа, а в книге Иоиля говорится не об «излиянии святого духа на апостолов», а о «предречении иудеям Божьего благословения».
Филарет трижды лично допрашивал протоиерея, вырвав у него письменные покаянные признания. «Дело Павского, — писал через семьдесят лет профессор Санкт-Петербургской Духовной академии Иван Евсеевич Евсеев, — вызвало темные силы доносителей, и при чтении его, например, в митрополичьем архиве, получается впечатление, будто находишься в душной атмосфере сыскного отделения». От заточения в отдаленный монастырь Герасима Павского спасло лишь то, что он был давно отставлен от преподавания и не имел к инициативе распространения собственных лекций никакого отношения.
Как выяснила комиссия, размноженные экземпляры оказались не только у студентов, но и у архиепископов литовского, тульского, курского, саратовского, харьковского и у других духовных лиц. Перевод попал даже в Соединенные Штаты Америки! Началось обширное дело об изыскании и изъятии «испорченных еврейских текстов» во всех епархиях. Во второй раз научные труды Герасима Павского были приговорены к сожжению.
За два месяца до смерти Пушкин написал Чаадаеву: «Что касается духовенства, оно вне общества, оно еще носит бороду. Его нигде не видно, ни в наших гостиных, ни в литературе, оно не принадлежит к хорошему обществу. Оно не хочет быть народом. Наши государи сочли удобным оставить его там, где они его нашли. Точно у евнухов — у него одна только страсть к власти. Потому его боятся... Религия чужда нашим мыслям и нашим привычкам, к счастью...»
Павский один стоил всей Академии
Остаток дней Герасим Павский жил уединенно, в общественной жизни не участвовал. Он углубленно занимался «безопасной» областью науки — русской филологией. Итогом его кабинетного затворничества стала публикация в 1840-х годах «Филологических наблюдений над составом русского языка» в четырех томах. За этот гигантский труд он удостоился премии Академии наук, но в саму Академию Павского избрали лишь в 1858 году, когда на престоле был его воспитанник Александр II. По словам Виссариона Белинского, Павский «один стоил Академии».
Известно высказывание самого престарелого Герасима Петровича по случаю принятия его в действительные члены Императорской Академии наук: не делали академиком пока работал, а сделали, когда уже не в силах продолжать ученые занятия. Он умер 7 апреля 1863 года; в бумагах ученого нашли неоконченную объемистую рукопись, озаглавленную «Материалы для объяснения русских коренных слов посредством иноплеменных». Это был первый в России опыт создания этимологического словаря.
В 1876 году, через семь лет после смерти Павского, с соизволения императора Александра II была, наконец, издана Библия на русском языке, которая используется и по сей день. По настоянию Филарета Московского, русский перевод с иврита был сделан не дословно, на чем в свое время настаивал Павский, а «приведен в соответствие» с привычными переводами древнегреческими и церковнославянскими. Но даже такое, «компромиссное» издание русской Библии, вызвало протест консерваторов. Ректор Санкт-Петербургской Духовной академии епископ Феофан настолько был убежден в порочности «новомодной Библии», что надеялся довести это «синодальное сочинение» до «сожжения на Исаакиевской площади». Феофан сетовал в одном из писем: «Совсем все обмасаретились, отпротестантились... Помилуй нас, Господи! Гибнет Православие».
Многолетний гонитель Герасима Павского, митрополит Филарет Московский (Дроздов) был канонизован Русской православной церковью в 1994 году, его мощи перенесли в новый московский храм Христа Спасителя. Место захоронения Герасима Петровича Павского на кладбище Фарфорового завода в Санкт-Петербурге со временем было утрачено.
Добавить комментарий