matthews sep 2013 interview w.jpg
Мы говорили по-русски, потому что у Оуэна Мэттьюса, родившегося в Лондоне, очень приличный русский язык с московским произношением.
— Откуда у вас такой хороший русский с довольно богатым словарным запасом? — спросил я.
Он ответил:
— Я действительно хорошо говорю по-русски, но это достижение вовсе не моё. Моя мама русская, она педагог старой школы, и у меня не было никаких шансов уйти от изучения русского языка, она меня заставила. И ещё я много лет жил и работал в Москве в качестве корреспондента американского еженедельника Newsweek. Сначала с 1995 по 2001 год и потом ещё 6 лет до фактического развала журнала Newsweek я жил и работал в Москве. Женился на русской. Но в основном мой русский язык от мамы. Она родилась в Харькове, потому что её отец там работал, он был одним из основателей Харьковского тракторного завода. Он был из древнего дворянского рода Бибиковых, но один из тех странных российских дворян, которые стали искренними большевиками. Были такие люди. В 1937-м году он был расстрелян как враг народа. Его маленькие дочери — моя мама и её сестра, которой дед-дворянин-большевик дал имя Ленина, воспитывались в детских домах для детей врагов народа. Моя мама в 1953 году поступила в МГУ на исторический факультет. А в 1963-м году она познакомилась с моим отцом, англичанином, учёным. Он работал в то время в МГУ. У них был, так сказать, «роман Холодной войны». В КГБ хотели, чтобы отец сотрудничал с ними. Он им отказал. Они его выслали из страны, сделали персоной нон-грата. И 6 лет он боролся, чтобы её выпустили. Чудо, наконец, произошло в 1969 году. Власти включили мою маму и ещё двух советских граждан в обмен шпионами в качестве довеска. Потому что меняли британского студента на двоих советских шпионов. Так как обмен был неравноценным, советская сторона согласилась добавить в эту сделку двух женщин, желавших выйти замуж за англичан, и одного мужчину. Им был Олег Сергеевич Прокофьев, сын знаменитого композитора. Он женился на англичанке. Она была искусствоведом. Мама оказалась в Лондоне, и я там появился на свет в 1971 году. Такая история.
Эту историю Оуэн Мэттьюс описал в своей первой книге «Дети Сталина».
— «Дети Сталина» — сказал он, — это в переносном смысле. Это не про Якова, Василия и Светлану, а про детей врагов народа на примере моей семьи. На русском языке она вышла под названием «Антисоветский роман». А всего книга «Дети Сталина» переведена на 28 языков.
Вторая книга Оуэна Мэттьюса «Славные злоключения: Николай Резанов и мечта о Русской Америке», вышедшая в международном издательстве Bloomsbury, тоже будет переведена на русский. Об этом ведутся переговоры.
— Моя новая книга, — рассказывает Оуэн Мэттьюс, — про Николая Петровича Резанова, известного в России по поэме Андрея Вознесенского и по мюзиклу московского театра Ленком «Юнона и Авось». Вся эта прекрасная любовная история, описанная в поэме и показанная в мюзикле — о том, что российский дворянин едет в Америку и влюбляется в испанскую красавицу Кончиту — это всё основано на реальной истории. Моя книга — попытка пройти по следам Резанова в Америке, в Сибири и в Петербурге и рассказать удивительную историю русского мечтателя, который искренне хотел сделать Калифорнию частью Российской империи.
— Вы как-то заметили, что Россия никогда не упускала возможности упустить возможности. Что это значит в применении к истории Резанова?
— Да. В самом начале XIX века огромная часть территории тихоокеанского побережья Америки была, можно сказать, ничьей. Между Аляской, которую русские осваивали уже несколько десятилетий, и Сан-Франциско была огромная, где-то почти 1500 км, территория, которую можно было даже не захватить, а просто высадиться и взять. Резанов видел эту возможность и хотел создать здесь российскую колонию. Однако ему в осуществлении этой идеи ни только не помогали, но даже препятствовали. Почему я говорю, что Россия не упускает возможности упустить возможности, потому что, например, в 1826 году новая республика Мексика, отделившаяся от Испанской империи, предлагает часть Калифорнии царю Николаю Первому в обмен на дипломатическое признание и оружие. Но Николай Первый — этот «жандарм Европы» — не хочет иметь дело с республиканцами Мексики и отказывается: «Зачем нам Калифорния!» И в 1842 году Россия продаёт южную колонию Российско-Американской компании некоему швейцарцу по имени Джон Саттер, а 7 лет спустя Джон Саттер находит на своей земле непосредственно рядом с Русской рекой (Russian river по-английски) самые большие залежи золота в истории. То же самое происходит после продажи Аляски. Россия продаёт Аляску в 1867 году, а спустя 25 лет огромные залежи золота находят на Юконе, на реке Юкон.
— Вы считаете, что всему виной недальновидность российских властей?
— Частично, конечно, это вина властей, частично это проблема системы правления в Российской империи, частично это проблема русского характера. У Российско-Американской компании всегда была большая проблема найти людей для работы. Ведь кто оседал в Сибири? В основном, это беглые, бандиты, крепостные, пьяницы, авантюристы. Других не было. Их приходилось нанимать для работы в Русской Америке. Там, в очень тяжёлых условиях колониальной жизни на Аляске, было страшное воровство, пьянство, драки. Николай Петрович Резанов понял тогда одну очень важную вещь: колонии на Аляске никогда не будут работать при крепостной системе. Для работы в Российско-Американской компании, которую Резанов создал в 1799 году, люди подписывались на 15 лет, и они получали зарплату. Но из этой зарплаты вычитались деньги за пищу, одежду и так далее. И очень часто после этих 15 лет люди возвращались в Охотск с пустыми руками. Они не имели — вот это ключевая вещь — они не имели никакого интереса, своего личного, сделать эту колонию функциональной. И вот здесь Резанов понял, что самый успешный колониальный эксперимент в Новом свете не у испанцев, у которых была система, подобная русской крепостной, а у американцев, которые были свободными обладателями своей земли. И Резанов хотел дать русским крестьянам землю на Аляске и в Калифорнии, чтобы они были заинтересованы в колониях, чтобы на этой американской земле у них были семьи, чтобы они выращивали на этой земле пшеницу, чтобы имели какой-то интерес в этом всём, а не просто работали на хозяина и напивались до полусмерти. Одним словом, он хотел там создать подобие новой России на новой земле, так же, как англичане создали новую, улучшенную версию старой Англии в Америке.
— Вы говорите об Аляске и Калифорнии. А Гавайи?
— Гавайская авантюра немножко в стороне, потому что она была довольно краткой, хотя тоже интересной. В 1818 году один из служащих Российско-Американской компании, — а это была частная компания, которая владела всеми этими землями на Аляске, — некий немец по имени Георг Шеффер, приплыл на один из Гавайских островов — Кауаи, и убедил местного царька признать своим властителем российского императора Александра Первого. С этого момента Георг Шеффер начинает давать разным местам Кауаи — одного из самых маленьких островов Гавайского архипелага — русские названия. Он там понастроил всякие укрепления, даже крепости, и поднял над островом российский флаг. Но очень скоро главный король Камехамеха Первый, объединивший все Гавайские острова под своим началом и создавший государство Гавайи, прогнал русских с помощью американских шкиперов. Русские Гавайи просуществовали, примерно, год. В рамках стратегической мысли Николая Петровича Резанова о создании функционирующей экономической зоны, контролируемой Россией в северном районе Тихого океана, русские Гавайи были вполне в рамках возможного.
— Чем вы объясняете интерес к личности Резанова не только в России, где этот интерес понятен, но и в Америке?
— Мне кажется, что люди интересуются Резановым потому, что у него было видение нового мира, он видел мир, каким он может быть, а не каким он есть. В нём удивительным образом сочетались расчёт и мечтательность, прагматизм и идеализм. Отсюда, как следствие, трагическое и комическое в его судьбе, то есть и смех, и грех. Я надеюсь, что не сделал его абсурдной фигурой, хотя, конечно, в его делах и в делах его Российско-Американской компании много абсурдного. Например, в Ново-Архангельске (теперь это город Ситка), где Резанов и его команда зимуют в 1805-м — 1806-м годах, один из шкиперов, Николай Хвостов, выпивает в течение ста дней 272 бутылки коньяка. И каждую ночь он стреляет из пушек. И каждую ночь он делает пьяные попытки сбежать вместе с кораблём. К счастью команда была слишком пьяная, чтобы выполнять его приказы. Постоянно пьяные драки, поножовщина. Резанов в отчаянии. Но несмотря на беспредел и на абсурд, и на трагикомическое состояние колоний на Аляске, Резанова не оставляет мысль, что потенциально Россия может присоединить к своей империи земли в Северной Америке.
— В Португалии можно часто услышать о былом величии, когда в XV-XVI веке эта страна была могучей колониальной державой. Португальцам приятно вспоминать о прошлом, поскольку в настоящем это маленькая страна, не играющая особой роли в мире. Не наблюдаем ли мы сейчас у россиян такого же синдрома: увлечение сладостными воспоминаниями о былой, императорской или советской могущественной державе? И отсюда: «Вот если бы у нас ещё была Аляска да Калифорния, да Гавайи!..» Не этим ли объясняется интерес в России к Резанову?
— Это вопрос, который я тоже задавал себе не раз. У большинства старых держав Европы, включая Россию, колониальное прошлое. У российской историографии, особенно современной, наблюдается попытка восславить Российско-Американскую компанию и возродить память о ней, именно как о некоем смелом, державном эпизоде в мировой геополитике. Ранее, при советской власти, советские историки видели в Резанове царедворца-империалиста, который бедных алеутов всячески эксплуатировал, и действительно было довольно много примеров чудовищной эксплуатации человеческих и природных ресурсов Аляски с прилегающими островами. Аляска была в прямом и переносном смысле изнасилована российскими промышленниками, как называли тогда этих колонистов. В наши дни у многих россиян, в том числе у российских историков, очень заметно желание видеть в деяниях Российско-Американской компании какой-то упущенный вариант, благодаря которому можно было сделать Америку русской. А в Резанове видят русского героя, который почти завоевал для России Америку.
— Среди анекдотов про чукчу был когда-то такой: «Чукча очень обижен на Америку: Америка Аляску купила, а Чукотку нет!» В этом анекдоте отражено желание некоторых малых народов жить лучше. А лучше — значит в составе США, а не России. Вы сказали, что алеуты и эскимосы Аляски были в прямом и переносном смысле изнасилованы российскими колонистами-промышленниками. Чукотка в те времена, видимо, тоже подверглась подобному?
— Я удивился, как мало я знал о ранней истории Сибири, но об этом и русские мало знают. На самом деле чукчи, над которыми посмеиваются, были единственным сибирским народом, который сопротивлялся, пока не был заключён формальный мирный договор с имперской властью. Как ни странно, промышленники, казаки не смогли победить чукчей, которые были очень воинственным племенем. Все остальные сибирские народы очень легко сдались российским пушкам и мушкетам, а чукчи нет: 150 лет сопротивлялись! Изгнали казаков из Анадырьского острога. Позже, не оружием, а подкупом их завоевали и ассимилировали, как все малые народности северо-восточной Сибири. Но во времена Резанова, то есть в конце XVIII — начале XIX веков чукчи были смелым и независимым народом.
— Собирая материалы для своей книги, вы повторили весь путь Резанова. На Аляске, в Калифорнии, на Алеутских островах вы находили следы России? Сохранились ли они до наших дней?
— Это одна из самых интересных вещей, которые я видел во время моих путешествий в связи со сбором материалов для книги. Мы довольно часто видим колониальное эхо Англии или Франции везде, где были их колонии. На Филиппинах говорят по-испански и носят испанские имена, в Лаосе и во Вьетнаме до сих пор очевидно французские влияние. Колониальное эхо России встречается на Аляске. Там главным средством транспорта, до появления самолётов, были паромы, корабли, потому что очень многие города на Аляске не связаны дорогами с материком, только паромами. И когда подплываешь к этим городам, сразу видишь русскую церковь — главную достопримечательность во многих городах. Потому что до сих пор всё индигенное, коренное население, то есть аляскинские индейцы и эскимосы — они все православные христиане. Они служат литургию, в основном, на английском, и надписи на иконах на английском, но при этом узнаваема классическая православная церковь с ладаном и иконостасом. Там служат, в основном, священники-американцы, не русские. Там очень мало русских настоящих. На каких-то из Алеутских островов местами служат на церковно-славянском, которого прихожане не понимают.
— А имена, отчества, фамилии встречаются русские?
— Да. Они все носят абсолютно классические русские имена: Василий, Иван и так далее. И фамилии у индейцев простые русские: Мельников, Петров, или какие-то... Пенунин, например. Явно какое-то местное слово, но превращённое в русскую фамилию. Церковь — главный след давнего российского присутствия. Второй след — алкоголизм. Потому что алеуты, тлинкиты, эскимосы — все очень крепко пьют. Впрочем, индейцы по всей Америке очень сильно пьют. Они получили от американского государства большие деньги — компенсацию за их земли, где ведётся добыча нефти, газа, леса и так далее. По несколько сотен миллионов долларов компенсации получило каждое племя. Эти суммы были инвестированы, и все получают хороший доход из этого. Можно жить, не работая. Соответственно, у них полное социальное разложение, к сожалению.
— Дармовые деньги развращают — это мы видим и в Америке, и во многих других странах. В заключение, ещё раз, что больше всего мешало Резанову в выполнении его задачи? Пьянство и воровство колонистов? Взяточничество чиновников? Коррупция придворных? Зависть и интриги внутри Русско-Американской компании? Равнодушие государя?
— Главных препятствий для Николая Резанова было несколько. Это недостаток средств: не было возможности купить достаточно торговых судов, чтобы снабжать, защищать и развивать русские колонии. В это время шли наполеоновские войны, кораблей нехватало по всему миру, строились они медленно. Две другие причины: в России не было банковской системы и не было системы страхования. Без системы страхования становилось катастрофой, когда судно тонуло, да ещё с грузом. В Голландии уже была система страхования. В Англии была. Даже в Америке. Наглядный результат этого: в год 10 американских кораблей доплывали до Русской Америки, чтобы купить меха и продать колонистам еду. 10 в год. А из России доплывало только одно судно в год. Следующая проблема: люди, их пьянство и воровство. Следующая причина... Надо помнить, что все великие колониальные авантюры XVII-XVIII веков осуществлялись не государствами — ни португальским, ни испанским, ни британским, а частными компаниями. Например, Индию завоевала не британская королевская власть, а Восточно-Индийская компания. Это были частные фирмы, как мы их сейчас называем. У них был свой флот, свои солдаты, свои деньги. Это было приватное маленькое государство в государстве, очень агрессивное, и всё, что им двигало, это деньги. Николай Петрович Резанов создал подобную Российско-Американскую компанию. Она зарабатывала огромные деньги. В конце XVIII века она зарабатывала по 3 миллиона рублей в год, тогда как весь российский бюджет был 40 миллионов рублей в год. Частная фирма зарабатывает 8 процентов валового продукта России. Соответственно, в поддержке государства компания не нуждалась. Но колонисты не были заинтересованы в процветании своей колонии. Потому что они фактически были крепостными. Вот главная причина краха всего резановского эксперимента: люди на месте не были заинтересованы.
— Из вашей книги и из ваших ответов на мои вопросы видно, что Резанов для вас одновременно герой и антигерой. Это так?
— Резанов, которого мы знаем из «Юноны и Авось», на мой взгляд, банальный романтический герой. На самом деле, как можно предполагать, он не был таким. Он был интереснее, сложнее. Очень многие его не любили. Он был одержим идеей-фикс и готов был пожертвовать всем и всеми, чтобы осуществить свою мечту о создании Русской Америки. Но в отношении Кончиты он вовсе не был таким циничным, как он сам писал о себе. В 1806 году они помолвились. Они не сочетались браком, а только помолвились. Резанов объяснил это партнёрам по Российско-Американской компании, как чисто коммерческий ход. Надо иметь в виду, что директора Российско-Американской компании были родственниками его не очень долго прожившей покойной жены. То есть были совершенно очевидными причины, почему Резанов должен был скрывать своё настоящее отношение к Кончите. Царю он пишет то же самое: что это был его дипломатический демарш. То есть опять он сам говорит об отношениях с Кончитой хладнокровно, цинично. Но мне кажется, что там действительно было искреннее чувство. Потому что он после помолвки всеми силами пытался вернуться к невесте, которой было 15 лет, а ему было 43 года. Тогда такая разница в возрасте не так шокировала, как сейчас. Мне кажется, что он действительно любил Кончиту, и, конечно, она его, потому что она так и не вышла замуж, стала монашкой. Последние 35 лет её жизни после встречи с Резановым она осталась верной ему, это правда.
— Значит, за строчками «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду» есть реальная основа?
— Она говорила (есть этому записанные свидетельства), что когда Резанов уплыл в апреле 1806 года, у неё было предчувствие, что он не вернётся, что судьба их разлучит. Она не сомневалась, что он останется верен ей, но она предчувствовала катастрофу. На самом деле так и случилось: он скончался по дороге. Она потом говорила, что у неё сразу появилось именно это чувство, которое описывает Андрей Вознесенский в его поэме «Юнона и Авось»: «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду».
— Сделали ли вы в процессе сбора материалов и работы над книгой какие-то совершенно неожиданные для себя открытия?
— Я был удивлён, насколько Российско-Американская компания во главе с Резановым пыталась изменить старую Россию, которая жила ещё средневековой идеей шёлкового пути: меха везли по всей Сибири, по древним тропам прямо аж до Москвы, и то же самое в Китай, но это был старый мир, средневековье. А Резанов видел, что будущее за кораблями. Он пытался превратить Россию в мощную военно-морскую и торговую империю, он хотел переделать сущность российской экономики. И более того, он понял, что просто эксплуатировать природные ресурсы явно не дальновидная стратегия.
Добавить комментарий