Рассказывают, что некий репортер спросил у Эйнштейна, как делаются великие открытия. На что великий физик ответил:
— Видите ли, миллионам людей достоверно известно, что то-то и то-то происходит так-то и так-то. Но среди них обязательно имеется один невежда, который этого не знает. Вот он-то и делает открытие.
Это, бесспорно, остроумно, это шутка как раз в духе Эйнштейна, но на практике это выглядит совсем иначе. Рассмотрим же эту тяжелую и мучительную практику.
Скажем, некоторые авторитетные эксперты-климатологи яростно доказывают, что земной климат меняется прямо на глазах в сторону потепления. Другие, не менее авторитетные, так же яростно доказывают, что это чистейшей воды фантазия, и что, наоборот, мы, кажется, стремительно охлаждаемся. Кому верить? Некоторые эксперты-онкологи настоятельно рекомендуют сорокалетним женщинам регулярно проверяться на возможность появления рака груди. Другие презрительно фыркают и говорят, что в этом возрасте беспокоиться совершенно не о чем. Лауреат Нобелевской премии, химик Лайнус Полинг утверждал, что прием витамина С в больших дозах — отличное превентивное средство против гриппа и простуды, но Американская медицинская ассоциация авторитетно объявила: ничего подобного, много витамина С — это вредно. Кто прав? От этих противоречивых рекомендаций легко можно свихнуться. Или с отчаяния обратиться к доктору Кеворкяну или ему подобному, чтобы он помог спокойно отправиться туда, “где несть ни болести, ни страдания, но жизнь вечная”. И, опять же, никаких разногласий.
Но если взять себя в руки и со спокойным мужеством взглянуть на подвиги науки, окажется, что она, бедная, совсем не виновата в описанных выше выкрутасах: просто таков способ ее развития, именуемый в ней же, в науке то есть, методом проб и ошибок. Выражаясь фигурально, в необъятном пространстве — от астрономии до зоологии — исследователи идут вдоль запутанных, как в лабиринте, извилистых тропинок через terra incognita — неисследованную, девственную территорию. Они заблуждаются, делают ошибки, потом выходят на правильную дорогу и снова попадают Бог знает куда — и так все время. Они выдвигают роскошную теорию или гипотезу, от которой хочется петь и смеяться, как дети, а спустя некоторое время другую, — прямо противоположную предыдущей. Но все равно роскошную. Они осмеивают старые аксиомы и каноны и устанавливают новые, а потом снова меняют их в надежде найти ускользающую истину. И главное то, что сами ученые прекрасно понимают все это.
Вот что говорит Марта Эйнджелл, редактор-администратор “Медицинского журнала Новой Англии”: “Вполне естественно, что люди хотели бы, чтобы наука давала на всё точные и недвусмысленные ответы. Но, к сожалению, противоречивость — неотъемлемое свойство медицинских исследований”.
Брайан Сильвер, профессор химии в израильском Технологическом институте, сравнивает науку с победительницей на конкурсе красоты: “Да, она выглядит чудесно сегодня, уверенная в себе, с короной на голове, а через год — она уже в прошлом. И ей на смену приходит новая красавица”.
В этом отношении весьма показательно “открытие” жизни на Марсе. 7 августа 1996 года ученые из НАСА публикуют сенсационное известие: в метеорите с картофелину величиной, найденном в Антарктике, обнаружены следы древних примитивных бактерий, некогда живших на Марсе. Теперь все ясно, теперь мы можем быть спокойны мы не единственная живность во вселенной. Ура.
А уже в ноябре, после тщательного исследования этого марсианского метеорита, группа исследователей из трех престижных университетов заявила, что эта сенсация не стоит выеденного яйца: это, оказывается, не следы марсианских бактерий, а всего лишь крохотные частицы скальных кристаллов. И наука вновь берет свое слово назад, к полному расстройству восторженной публики и даже некоторой части ученых.
Вот эта сложность современной неимоверно сложной науки приводит в отчаяние самые мощные компьютеры, равно как и самые могучие интеллекты. Сотни, тысячи самых разнообразных исследований ведутся в различных странах мира. Поступают и собираются воедино горы данных из самых дальних уголков бесконечно большого мира вселенной и из глубин бесконечно малого мира атома. Создаются теории о возникновении жизни, о том, что такое сознание, а что — материя. Всё это с давних пор было заповедной областью философов и священников, а теперь это область десятков разделов науки.
В своей недавно появившейся книге Восхождение науки (The Ascent of Science) упоминавшийся выше профессор Сильвер утверждает, что современная наука может заставить обычного человека почувствовать себя так, словно он — средневековый селянин, присутствующий на обедне в готическом соборе: он слушает с благоговением проповедь, он знает, что с амвона говорится нечто крайне важное, и он ни черта не понимает, поскольку служба ведется по-латыни”.
Но в том-то и дело, что ни черта не понимают не только “обычные”. Рон Грэм, математик из лабораторий корпорации AT&T замечает, что некоторые разделы и методы решений в современной математике настолько сложны, что даже многие математики-профессионалы не в состоянии понять их.
Сейчас очень модна физическая теория: все существующее состоит из ускользающе малых по размеру нитей-струн, вибрирующих в десяти измерениях. Разумеется, это выглядит очень эффектно, и вполне возможно, что так оно и есть. Но это полностью противоречит нашему здравому смыслу. Квантовая механика, доминирующая в физике нашего времени, выглядит настолько дико, что Ричард Фейнман, нобелевский лауреат по физике, писал: “Я могу утверждать совершенно определенно, что квантовую механику по-настоящему не понимает никто”. А Эйнштейн, признанный “человеком столетия”, до конца дней своих видел в квантовой механике “судно с треснувшим дном”.
К счастью, сам этот процесс выдвижения новых теорий, отказа от старых, беспощадная критика и осмеяние — помогает ученым проверять их идеи на прочность и исправлять ошибки.
Но, слегка перефразируя известные слова философа, ученые — тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Они довольно часто склонны многократно преувеличить сделанное ими — как ради славы, так и ради получения грантов на дальнейшие исследования. Они любят подобрать и опубликовать все факты, подтверждающие их открытие, скромно умалчивая о тех, что ему противоречат.
А иногда они делают вещи, напоминающие “чудеса” мадам Блаватской. Как те два химика из университета штата Юта, утверждавшие в 1989 году, что им удалось получить энергию из сосуда с обычной водой путем “процесса холодного синтеза”. К вящему разочарованию, не только никто другой не смог повторить их эксперимент, но и они сами — в присутствии других.
Джон Польяни, нобелевский лауреат, химик из Торонтского университета, вообще сравнил науку с фондовой биржей: “Человеку постороннему это весьма напоминает сумасшедший дом. Те же, кто находится внутри, то принимают правильные решения, то грубо ошибаются без какой бы то ни было закономерности”.
Бывает и так, что тот, кто якобы совершил ошибку и был полностью проигнорирован, впоследствии оказывался правым. Так было с Грегором Менделем, крестным отцом генетики, и Чарльзом Дарвином, творцом теории эволюции. Впрочем, чаще случается так, что окончательный приговор не выносится сразу, как это случилось с жизнью на Марсе: исследователи терпеливо ждут дальнейших наблюдений и данных.
Не так давно два швейцарских астронома сообщили об открытии ими планеты вне пределов солнечной системы. По их словам, регулярные колебания звезды Пегас 51 вызываются неким объектом размером с наш Юпитер, вращающимся на орбите вокруг этой звезды. А год спустя канадский астроном Дэвид Грей заявил, что колебания звезды — это результат действия ее собственных внутренних сил, и никакой вновь обнаруженной планеты нет и в помине. “Считайте, что этой планетной гипотезы более не существует”, — сказал тогда Грей. И снова восторг сменился полным разочарованием. А тем временем другая группа астрономов, применив не признанный Греем метод, обнаружила более дюжины планет вне пределов нашей системы. Это значительно укрепило отвергнутые было позиции “пегасцев” и послужило началом поисков планет по всей Вселенной.
В мае 1998 года Луис Фрэнк, астроном из университета Айовы, сообщил, что видеокамера, установленная им на спутнике НАСА, показывает поразительное явление: в земную атмосферу ежедневно врезаются снежные комья величиною с дом, невесть как прилетающие из космоса. Фрэнк, ликуя, увидел в этом подтверждение теории, выдвинутой им еще в 1985-м и вызвавшей жизнерадостный смех в научном мире. А в ноябре того же года физик Джордж Паркс из университета Сиэтла провел собственную демонстрацию “эффекта Фрэнка” и доказал, как дважды два, что “снежные комья” — это не что иное, как оптический эффект, производимый линзами видеокамеры Фрэнка.
Доктор Холли Эткинсон, врач и известный лектор на темы общественного здоровья, рассказывает, с какими трудностями из-за науки, ей приходится сталкиваться во время чтения лекций о здоровье: “Сначала я должна убеждать людей, что маргарин намного полезнее масла, после чего вдруг оказывается, что наука “передумала”. Я говорю, что рыба помогает против болезней сердца, а потом оказывается, что совсем наоборот. Меня спрашивают: “Так что же нам все-таки делать? Почему ваши ученые не могут посоветовать правильно один раз?” Что мне им ответить?”
Карл Поппер, известный философ и специалист по истории науки, однажды написал: “История науки, как и история всех человеческих идей, это история безответственных мечтаний, упрямства и ошибок. Но наука представляет собой один из очень немногих видов деятельности человека, где ошибки систематически критиковались и довольно часто своевременно исправлялись”.
А профессор Сильвер выразился еще афористичнее: “Наука — это детектор лжи”.
Мне, в свою очередь, кажется, что ученым, делающим великие открытия, нужно не столько завидовать, сколько сочувствовать.
Добавить комментарий