Она родилась 8 апреля 1914 года в городке Аламос, в Мексике. При рождении ее нарекли Мария де Лос Анджелос Феликс Герена. Мария была десятым ребенком в семье, где было двенадцать детей. Но она не росла в той убогой нищете, которую так сладострастно рекламируют сегодня всевозможные агентства, собирающие деньги на бедных крошек из Третьего мира. Родители не были богаты, но старались дать детям пристойное образование. Когда Марии было 14 лет, семья перебралась в Гвадалахару — второй по величине, после Мехико-Сити, город. Мария посещала школу, но при этом с энтузиазмом скакала на неоседланных лошадях и участвовала в карнавалах, на которых ее за удивительную красоту постоянно выбирали королевой праздника. Она поспешила рано выйти замуж за продавца косметических товаров Энрике Альвароса и в 19 лет родила своего единственного сына Энрике Альвароса Феликса. Жизнь вполне обеспеченная, спокойная текла потихоньку, не предвещая никаких бурь впереди. И вдруг...
Ах, всегда эти, невесть откуда берущиеся, взрывающие существование “вдруг!” Так вот, уже перейдя опасную грань своего 25-летия, Мария Феликс, вдруг, познакомилась с пионером мексиканского кино, режиссером Фернандо Паласиосом, который был намного старше ее (она называла его дедушкой) и который предложил ей совершенно новую жизнь. Жизнь киноактрисы, даже более того, кинозвезды, исполнительницы главных ролей в его фильмах. Ну, какая девушка, даже мексиканская, может отказаться от такого предложения? Мария оставляет мужа и уходит к Фернандо Паласиосу. Он не обманул ее ожиданий, и слава пришла к Марии Феликс сразу после ее первого фильма “Каменные души”, где она сыграла девушку, которую убивает ее дед за то, что она полюбила врага семьи.
Биограф Марии Феликс, Пасо Игнасио Таибо называет ее “мексиканской Марлен Дитрих”, и по иронии судьбы только ступившая на путь славы актриса, как и героиня Марлен Дитрих в “Голубом ангеле”, бросает старого любовника. Он, открывший ей путь к вершинам искусства, оказался ненужным. Мавр сделал свое дело... От фильма к фильму, а Феликс на протяжении сорока лет снялась в 47-ми фильмах, создав череду незаурядных женских характеров — от куртизанки Отеро, жившей на рубеже XIX и ХХ веков, до римской императрицы Мессалины, прославившейся своим ненасытным вожделением. В ее галерее были и певица кабаре, и содержательница борделя, и молодая индианка — дочь вождя индейского племени, и дочь монгольского хана. Каждый фильм приносил актрисе новое признание, новые восторги, новых почитателей ее удивительного многостороннего дарования. В свои 49 лет в фильме “Секс и любовь” она снялась обнаженной, и это не только никого не шокировало, но и вызвало всеобщий восторг перед женской красотой и полным отсутствием вульгарности.
Аргентинский писатель Мануэль Пуго — автор получивших международную известность романов “Поцелуй женщины-паука” и “Преданные Ритой Хейворт”, посвятивший много лет изучению феномена, который он назвал “святые монстры”, подразумевая под этим звезд мирового экрана, писал о Марии Феликс: “Она никогда ничего не брала от театра, или Голливуда, или от европейского кино. Ее никогда не привлекал реализм в искусстве, и она не стремилась к нему в своем творчестве. В ее игре было нечто наджизненное, эпическое, мистическое. Ее низкий голос имел огромный диапазон, и его модуляции брали за душу”. Играя в кино женщин, из ряда вон выходящих, Мария Феликс сама была одной из самых незаурядных, крупных личностей в Мексике, в мире мирового кино и искусства. В Мексике ее называли “Ла Дона” (после того, как в 1943 году она сыграла заглавную роль в фильме “Дона Барбара”) и в этом прозвище, сопровождавшем ее всю жизнь, была дань ее врожденному аристократизму. (В ней, действительно, вопреки ее простонародному происхождению, было что-то царственное).Те, кто были к ней ближе, называли ее “пожирательницей мужских сердец”. И это тоже — правда. Мужчины, только увидев ее, уже теряли головы. Ее всегда окружали интеллектуалы и люди искусства и они все были без ума от этой женщины. Сама Мария Феликс рассказывала незадолго до смерти американскому журналисту Эдмонду Уайту о своих отношениях с мексиканским художником Диего Риверой: “Он сделал несколько моих портретов. Я всегда говорила ему, что он мне нравится как друг, как человек, но не как художник. Но он все равно продолжал писать меня, пока я сама не прекратила эти занятия, бесполезные, с моей точки зрения. Теперь это все смешно вспоминать, но он был очень влюблен в меня, а мне он совсем не нравился. Я никогда не любила взрослых мужчин, распускавших нюни, как восемнадцатилетние подростки. И к тому же, Ривера был феноменальным лгуном. Мне нравилось бывать у них — у него и его жены Фриды Кало, замечательной художницы. Они оба были забавные. Когда Фриду разбил паралич, она умоляла меня выйти замуж за Диего после ее смерти. Но я не могла стать его женой”.
А вот еще один рассказ: “Однажды ко мне сумели пробраться два восторженных почитателя моих фильмов, два студента университета в Мехико-Сити, никому тогда неизвестные Че Гевара и Фидель Кастро — милые такие интеллигентные юноши. Я подружилась с ними, естественно, не подозревая, как могут обернуться события в скором времени. Моим другом и поклонником был тогдашний президент Кубы — предшественник Батисты. Однажды, живя в Гаване, я собиралась на прием в президентский дворец. Парикмахер укладывал мои волосы, а рядом стояла корзина с письмами от моих зрителей. Я наугад взяла одно письмо. Оно было от человека, приговоренного к пожизненному заключению за то, что убил негодяя, изнасиловавшего его сестру. Он писал, что верит, я могу спасти его, хотя дело, по сути, не подразумевает надежду. В тот вечер, после обеда, президент Кубы торжественно провозгласил: “Среди нас великая Мария Феликс. Что может Куба сделать для нее?” “Дать мне мужчину. Кубинца”, — ответила я и протянула президенту письмо. И он помиловал этого человека. Интересно, возможен ли был бы подобный поворот в кастровской Кубе? Помиловали бы человека эти борцы за человеческое счастье?”
Случайностями, совпадениями полна жизнь Марии Феликс. Когда ей было 14 лет, она впервые услышала по радио песни Агустина Лары, которого величали “мексиканский Ирвинг Берлин”. Это был замечательный композитор и поэт, создатель многих мексиканских шлягеров, вроде “Гренады” и музыки для многих кинофильмов. “Когда я впервые услышала самого Лару, исполнявшего свои песни, я была потрясена, — говорила актриса. — Его голос не был красивым, в обычном смысле слова, но он был выразительным и прекрасным. Я сказала моему брату: “Когда-нибудь я выйду за него замуж”. Годы спустя, я встретилась с композитором. Он оказался маленького роста. Я взглянула на его испещренное морщинами лицо и сразу поняла, что люблю его. Он написал для меня песню “Мария Бонита” (Мария Прекрасная), а потом, когда я уехала сниматься в Испанию, он написал “Мадрид”.
Августин Лара стал вторым мужем Марии Феликс. Масс-медиа сделала из этого брака “Женщины без души” (так назывался фильм с Марией Феликс) и души нации — лучшего мексиканского композитора то, что она только и могла сделать — настоящий бум. Брак именовали “мистическим союзом”, заключенным на небесах. Но... вскоре последовал третий брак актрисы. Ее третьим мужем стал Хорхе Негрете — красавец, звезда мексиканского кино, сыгравший героя самого популярного мексиканского фильма “Вива Запата”. И опять налет мистики и в этом браке.
“Я увидела его в Гвадалахаре, когда была девчонкой, — говорила Мария. — В городе снимался фильм, и все валом валили поглазеть на съемки. Конечно, прибежала туда и я. Стояла я как раз рядом с ним, и он спросил: “Ты, малышка, хочешь сниматься в кино?” Я тогда была очень гордая и заносчивая. “Простите, разве мы с вами знакомы?” — отрезала я. Промчались годы, и судьба снова свела нас. В моем первом фильме Хорхе Негрете снимался вместе со мной. Когда съемки закончились, я подошла к нему и попросила автограф на мой экземпляр сценария. Он отказал, сказав: “Никогда! Кино — это кино, а жизнь — это жизнь. Я могу быть вашим любовником в кино, но в жизни — мы враги”. Я сразу поняла, он влюблен в меня. Мы встретились через десять лет. Он уже не мог и не хотел скрывать свои чувства и сделал мне предложение. “Нет, — ответила я. — Не соглашусь, пока ты не подпишешь экземпляр сценария нашего первого фильма”. Негрете умер в 1953 году. Я была в Париже, когда получила телеграмму из Лос-Анджелеса, где Негрете снимался, сообщавшую о его внезапной болезни. Я полетела к нему. Тогда этот полет занимал 36 часов! Хоронили Негрете в Мехико-Сити. Я шла за гробом, а за мной растянулась траурная процессия на десять миль”.
Феликс работала с такими режиссерами, как Луис Бунюэль и Жан Ренуар, она снималась во Франции, в Италии, в Испании вместе с такими звездами, как Жак Палан, Витторио Гассман, Розано Брацци, Ив Монтан, Жерар Филип. Однако, как утверждают биографы, свои лучшие фильмы актриса сделала в Мексике, с режиссером Эмилио Фернандесом и оператором Эмилио Фигуэро. “Она воплотила красоту и интеллектуальную сложность десятилетий, на которые пришлась ее актерская карьера”, — писали о ней.
После смерти Негрете Мария вышла замуж в четвертый раз — за французского финансиста, построившего в Мехико-Сити метрополитен, Алекса Бергера. Вместе с Марией он основал крупнейшую в Европе частную скаковую конюшню, и их скакуны взяли немало международных призов. Алекс Бергер умер в 1974 году. За четыре года до этого ушел в мир иной Августин Лара, а в 1980 году умер первый муж Марии Феликс, отец ее сына. “Я многократно овдовела”, — говорила о себе актриса, не без иронии. Она вообще отличалась остроумием и за словом в карман не лезла. Когда журналисты, бравшие у нее интервью, спрашивали:
— У вас много врагов?
— Все те, кому я делала добро, отвечала она.
— А много ли у вас друзей?
— Все те, кто ждут, чтобы я сделала добро для них.
— Если бы вы не были Марией Феликс, кем бы вы хотели быть?
— Поклонницей Марии Феликс.
В 1967 году мексиканский писатель Карлос Фуэнто написал роман “Святое место”, героиня которого списана с Марии Феликс. У нее, как и у Марии в жизни, есть сын, молодой человек, раздавленный славой матери. Он проводит дни, смотря фильмы с ее участием, а кончает тем, что приходит в ее квартиру и рядится в ее туалеты. Мария была вне себя от гнева, прочитав роман. Она бушевала, заявляла, что не желает даже произносить имя писателя и впредь будет именовать его только: “Мистер Икс”. Гнев актрисы был вызван тем, что в реальной жизни ее сын — исключительно достойный и успешный человек. По настоянию матери он окончил экономический факультет университета. Однако в день получения диплома объявил, что желает стать актером. И только. Ничто иное в жизни его не влечет и ничего иного он не собирается делать. Мария пробовала протестовать, но безуспешно. И Энрике Альварес Феликс стал одним из лучших актеров мексиканского театра. У него свои очень успешные программы на телевидении, и маме беспокоиться о нем не пришлось. С матерью у него были теплые дружественные отношения. Он ее обожал, гордился и покорно принимал ее любовь и заботы.
Гневалась актриса на Фуэнто недолго — он был старым другом и обожал Марию, утверждая, что она — “национальный миф и национальное сокровище”. И горько сетовал лишь на то, что Мария никогда не соглашалась “лечь со мной в постель”.
До самой своей смерти Мария Феликс жила в Мексике. Большую часть времени она проводила в своем поместье, изредка наезжая в Мехико-Сити, где у нее был небольшой, но великолепно обставленный дом. С нею вместе больше двух десятков лет жил ее возлюбленный и компаньон, художник Антуан Цапофф (любопытная фамилия, не правда ли?). Он был на 30 лет моложе Марии. Она сама и все, что с нею связано, было окутано его искренним обожанием. Он постоянно писал ее портреты в различных костюмах, в разных антуражах. Однако большую часть своего сказочного состояния она оставила не ему, а своему помощнику, 28-летнему Луису Мартинесу де Анда.
Однажды Марии Феликс задали провокационный вопрос: “Что значит быть такой красивой, что мужчины даже сейчас, несмотря на ваши лета, по уши влюбляются в вас?” Ответ был без самолюбования, но и без ложной скромности: “Люди всегда превозносили меня за красоту и ум. А я — обыкновенная женщина, только с мужским сердцем. Я никогда не пила, не обращалась к наркотикам, знала, что надо избегать комплиментов и похвал, как яда. Всегда и во всем, всю мою жизнь я придерживалась строгой дисциплины, особенно, когда надо делать трудные неприятные вещи. С возрастом жить становится труднее. Нелегко видеть, как утрачиваешь свежесть. Но надо жить и за эту жизнь бороться: чтобы хорошо выглядеть, чтобы хорошо себя чувствовать, чтобы не поддаваться старости”.
Добавить комментарий