Из подвалов памяти
Для тех, кому неизвестно значение слова «ГАЛОША» (или калоша): это верхняя обувь, башмак от грязи или холода сверх сапог или башмаков (Словарь Даля).
В эту ночь, с 6 на 7 марта 1953 г., галоши спасли мне жизнь; я, естественно, надевать их не хотел, но мама настояла.
Дело было так. 5 марта объявили, что умер Сталин и что доступ к телу для прощания в Колонном зале Дома Союзов будет открыт с 6 марта. На школьном собрании решили, что 10 е классы пойдут в полном составе. Мы договорились встречаться у метро «Кировская» (не помню, в котором часу), но это было днем. Вообще этот день был теплым, началась весна, таяло. Под ногами слякоть. В назначенное время пришли не все, но народу было много, и из 8-9 классов тоже. Я как-то сразу договорился с Аликом Вороновым, что мы будем держаться вместе. До Сретенских ворот мы дошли быстро и там встали: по Сретенке наперерез нам шел поток людей со стороны Колхозной площади, на перекрестке, там, где была трамвайная остановка маршрута «А», стояла толпа. Выход на Рождественский бульвар вниз (в сторону Трубной площади) преграждала конная милиция, а вдоль бульвара, по его левой стороне, впритык друг к другу стояли грузовики и автобусы. Вскоре выяснилось, что поток со стороны Сретенки регулировщики заворачивали вправо, в коридор вдоль тротуара, отделенный от мостовой этими автобусами и грузовиками. Протиснуться туда никакой возможности не было: солдаты и милиция стояли стеной. Постепенно толпа перед пустым Рождественским спуском стала очень плотной: не протолкнуться. Мы с Вороновым стояли в первом ряду, практически упираясь в крупы милицейских лошадей. Стемнело, стало подмораживать. Становилась ясно, что с этого места в коридор, по которому проходили в направлении к Дому Союзов, нам не пробиться. С другой стороны, было очевидно, что наша позиция лучше других: на нас, хоть и давили сзади, но вид конной милиции сдерживал толпу. Было уже часов 11 вечера, может, и позже, потому что мы очень долго стояли в этой толпе, грелись друг о друга, над головами вился пар. Честно говоря, я в первый момент не сообразил, что происходит, но сам эпизод фотографически врезался в память. Мужик, стоявший в нескольких метрах от меня, тоже в первом ряду, раскурил папиросу и ловко засунул ее горящий конец под хвост милицейской лошади, которая стояла как-то боком. В мгновение лошадь встала на дыбы и шарахнулась, освобождая проход на бульвар. У нас выбора не было, мы с Аликом помчались вниз под топот и крики бегущей сзади толпы. Было скользко. Я очень боялся упасть, если бы упал, как потом выяснилось, был бы растоптан, как многие. Но галоши, хоть и спадали немного, удержали меня на ногах. Добежав до Трубной, мы перевели дух, перед нами стала выстраиваться новая стенка из разворачивающихся грузовиков, но нам удалось проскользнуть на тротуар, где тоже было полно народу, но такой давки не было. На Неглинную смысла идти не было, все проходы с нее были перекрыты наглухо, оттуда можно было только, не солоно хлебавши, вернуться домой. И мы втянулись в коридор, который вел нас по бульвару к Петровским воротам. Дойдя до них к утру и окончательно замерзнув, мы вернулись по домам. Но эта ночь на Петровском бульваре была совершенно необычной и запомнилась мне на всю жизнь. Сначала мне толпа казалась угрюмой и молчаливой соответственно моменту, где-то к середине ночи стало ясно, что нам пройти сегодня не удастся, что как всегда на проход к Дому Союзов существуют высшие приоритеты, но никто не расходился. Народ развеселился, стали травить анекдоты и «истории из жизни». Это был, что называется, «свободный треп», на котором я присутствовал впервые в жизни. Я кслышал там столько антисоветских анекдотов про всех вождей, включая только что умершего, и было так весело, что расходиться не хотелось. Повеяло свободой, и мне, 17-летнему мальчишке, это ощущение было совершенно внове. О чем только не говорили, стало казаться, что спáла страшная пелена и что теперь начнется совершенно новая жизнь. В ту ночь я получил такой заряд антисоветчины, что с него началось мое прозрение. Идти смотреть на Сталина расхотелось...
Домой я явился в восемь утра в целых галошах. К этому времени до родителей дошли слухи о давке на Рождественском спуске, они ожидали самого худшего. Кстати, один из восьмиклассников из нашей 657 школы в той давке погиб, его затоптали, когда он, поскользнувшись, упал. Вообще жертв было много: многие покалечились на столбах, прижатые к ним рвавшейся вперед толпой. Говорят, на следующий день давки не было, но я участвовать в этом спектакле больше не стал.
Добавить комментарий