Дорогие читатели ЧАЙКИ!
Хрупок мир, в котором мы сегодня живем.
Планета людей, под названием Земля, может в любой момент превратиться в необитаемое пепелище или в отравленное и малопригодное для обитания место. Недавняя гибель российского самолета от рук террористов, вчерашний разгул темных сил в Париже – все это страшно и само по себе, и как предупреждающие звоночки. Наши с вами жизни, жизни наших детей, внуков и тех, кто еще не родился, но, наверное, хотел бы появиться на свет и пожить на этой маленькой и прекрасной планете, зависят не только от Божественной воли, судьбы, решений правителей, но и от нас самих. Совместное противостояние людей террору и войне, противодействие сокрытию правды и дезинформации обо всем происходящем, - это та энергия сопротивления, которая может остановить гибель мира и человечества.
Редакция журнала ЧАЙКА
14 ноября 2015
Звездные мальчики
пьеса
alex2.jpg
Картина первая
Ночь. Старик и Старуха лежат каждый в своей постели.
Старуха. Боря, ты спишь?
Старик. Сплю. Ты испугалась самолетов?
Старуха. Ну да, зачем они летают по ночам? Пугают людей.
Старик. А днем было бы еще страшнее. Их целая туча, они закрыли бы все небо.
Старуха. Когда это наконец кончится. Ты не спрашивал у Вадима?
Старик. Я не видел его уже две недели, впрочем, как и ты. Он на дежурстве в своем ПЕН-ТА-ГО-НЕ.
Старуха. Не пугай, мне и так страшно. Пентагон — страшное название. Зачем он нанялся к ним?
Старик. Он для них лакомая добыча. Ведь он и Там занимал высокий пост, он выбрался только из-за тамошнего бардака, сделал себе новый паспорт, поменял фамилию...
Старуха. Ну да, он теперь не Лаковкин, как мы с тобой, словно и не наш сын. Ты не помнишь его новую фамилию?
Старик. Нет, не интересовался. Дай мне спать!
Старуха. Боря, я боюсь, иди сюда скорей, почешешь мне спинку.
Старик. Опять! Я вчера полночи почесывал тебе спинку, я хочу спать.
Старуха. Но они гудят! Это невозможно! Когда приезжает Маша? И сможет ли она приехать — оттуда? Мне кажется, не сегодня-завтра закроют границы. К Новицким, говорят, приехали внуки, не слышал?
Старик. Где я должен слышать? Я хожу на работу. Это ты целыми днями гуляешь или треплешься по телефону. Старший приехал или младший? Младший вроде бы еще учится. Старший, Ося, кажется, уже отучился, наверное, приехал к нам наниматься на работу. Там, я слышал, нет работы. (Гул усиливается.)
Старуха. Господи Боже ты мой, хоть бы не было войны, хоть бы не было войны...
Старик. Не будет, вот увидишь. Обе стороны слишком хорошо понимают, чем это кончится, если начнется...
Старуха. Ты думаешь? А прошлая война? Ты спишь? Ты же хотел почесать мне спинку! Господи, как же страшно! Что делать? Как спастись? Боря! Спит! И Машеньки нет, дочки. Она Там, и неизвестно, сумеет ли вырваться... в такое время... В такое время. Время нашей жизни. Нам с Борей разве не хочется пожить? И внуков мы еще не дождались, Маша вон еще даже не замужем, и Вадик не женат, никак не вспомню, какая у него теперь фамилия... Память стала совсем старческая. Но стихи помню, стихи помню. А, вот как я сделаю. Я сейчас стихи почитаю, чтобы страх прогнать. Боря, а Боря? Спит, его теперь не разбудить... Моторы жужжат над самой головой — спит. Я буду тихо читать, не разбужу. (Встает в позу посреди комнаты — в ночной рубашке, читает):
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги.
Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был.
Так, но прощаясь с римской славой
С капитолийской высоты,
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавой...
Старик (вскакивает как ужаленный). Сколько можно! Хватит издеваться над человеком! Кровавые звезды, ночь Рима! Это нестерпимо! Мила, не сходи с ума, успокойся! Все будет хорошо. То, что они летают, — это хорошо. Они нас охраняют, понимаешь? Было бы хуже, если бы они не летали, и мы остались без охраны... Ложись. Так и быть, переберусь к тебе. Где твоя спинка? (Она всхлипывает.) Не плачь. Скоро уже утро. Скоро утро.
Картина вторая
Утро. Мила, Боря и два незнакомца
Мила. А? Что? Кто-то стучится. Боря, ты спишь? Кто-то стучится. Не слышит. Какая тяжелая была ночь. Я только под утро заснула, и мне снилась бомбежка... Все это ночное гудение... А сейчас этот стук. Кто стучит? Почему? Может, это слуховая галлюцинация? (Подходит к двери, тихо.) Кто там? Кто? Боря, к нам кто-то пришел... Подождите, я должна одеться (накидывает халат, открывает дверь, на пороге два молодых человека). Вы кто? (Молодые люди мнутся.) Вы из России? (Молодые люди мнутся.) Вы, случайно, не внуки Новицких? Я слышала, что старики Новицкие поехали на Карибы. Кто вам дал наш адрес? (Молодые люди мнутся.) Не Маша, нет? Неужели наша Маша дала? (Молодые люди мнутся.) Ну, заходите же! Где ваши вещи? Почему вы без вещей? (Молодые люди мнутся.) А бог с ними, с вещами. Проходите, располагайтесь. Мы с Борей живем скромно, по американским понятиям. Но у нас есть комнатка для гостей. Идемте, я вас провожу, там есть диванчик, если расположиться валетиком... Вы знаете, что такое расположиться «валетиком»? (Молодые люди мнутся, она машет рукой.) Да располагайтесь, как вам будет угодно, что я вам за командир! Мы спим до семи утра. А завтракаем в половине восьмого. Я приготовлю вам омлет. А Новицким мы дадим телеграмму. (Строго смотрит.) Вы точно к ним приехали? Вы меня не дурите? (Возвращается в спальню.) Боря!
Боря (тихо). Не кричи, я не сплю. Что это за молодцы? Зачем ты им открыла? Чужим людям! Ты хоть знаешь, кто они такие?
Мила. Конечно, знаю. Они внуки Новицких. Те уехали на Карибы, им некуда было деться, и они пришли к нам. А адрес им дала наша дурочка Маша, ей всегда всех жалко...
Боря. Ты, Мила, неисправима. Будем спать? я что-то никак не могу проснуться. Мне последнее время снится детство, московский дворик в Кривоколенном... Тополиный пух. Мама... Представляешь, почти семьдесят лет, а снится мама... (переводит разговор.) Странно, что ты их не испугалась, этих пришельцев!
Мила. Да они юные совсем, у них мордочки — как у сосунков. Ты думаешь, даром я в школе проработала полжизни? Я знаешь, какой физиономист, разбираюсь. Эти ребята — не разбойники.
Боря. Я еще двадцать минут подремлю, хорошо? До семи. А то не выдержу рабочий день. Что-то мне говорит, что эти молодые люди появились неспроста. Ох, неспроста.
Картина третья
Завтрак в саду. Мила, Петр и Павел.
Мила (делает омлет, подает одному из пришельцев). Боря убежал на работу, даже не позавтракав. Боится опоздать. Боится, что начальник будет недоволен. Боре скоро семьдесят лет, его могут попросить на пенсию. Вот твой омлет. Тебя как зовут?
Петр. Петр.
Мила. Значит, Петя (ко второму). А ты, должно быть, Павел, угадала? Сейчас приготовлю тебе, ты ведь помладше будешь?
Павлуша. Я — Павлуша, не Павел, а Павлуша. На пенсию — это плохо?
Мила. Смотря кому. Мы сюда приехали поздно и пенсии не выработали, Боре нужно работать, чтобы мы нормально жили.
Павлуша. Нормально — это как?
Мила. Ну, сразу видно, что люди Оттуда (дает омлет). Держи. Тебе нужно знать, сколько Боря получает? Немного он получает, а я вообще не работаю, но мы живем нормально. Вот взгляните — у нас хорошенький домик, при домике сад, цветы, птички... Разве Там мы жили в такой экологии? Среди машин, на загазованном Садовом! (Смотрит.) А вы из каких краев? Новицкие, кажется, из столицы.
Павлуша. Какие Новицкие?
Петр (трогает его за плечо). Погоди. Можно я буду звать вас «бабушка»?
Мила(передергивает плечом). Бабушка? Почему бабушка? Я что — очень старо выгляжу? Вы думаете, я Борина ровесница? Он старше меня на два года, честное слово! Бабушка! Просто у Новицких дети рано переженились, у детей пошли внуки... хотя... Так вы не от Новицких? Вам не Маша дала наш адрес?
Павлуша. Маша? Какая Маша?
Петр (жмет на его плечо). Мы действительно нездешние. Но мы не от Новицких и не от Маши. Кстати, Маша, случайно, не ваша дочь? Мария? Мария Лаковкина?
Мила (в ужасе). Что с ней? Она собиралась приехать. Она заболела? Ее не выпустили?
Петр. Мы, к сожалению, не знаем, что с ней. Мы тоже хотим ее видеть.
Павлуша. Очень. Мы очень хотим ее видеть.
Мила. А что такое? Зачем вам наша Маша? Она взрослый человек, ей уже к сорока. Она вам в мамочки годится. (Павлуша хочет что-то сказать.)
Петр (его останавливает.) Помолчи, Павлуша.
Мила. Правда, когда я преподавала в школе — а я проработала в школе сорок лет, — в меня влюблялись мои ученики, совсем сосунки, вот как вы сейчас. Сколько вам? Лет сорок на двоих, так? (Они кивают.) Вы братья? (Они кивают.) Близнецы? (Они кивают.) Мне как раз вчера Сусанна переслала одну статью, там про эпидемию рождений близнецов, теперь все женщины стали рожать из пробирки и все как одна близнецов, некоторые сразу по четыре, по пять штук... Ну, не штук, конечно, а младенцев. Да, а с чего мы начали? Вспомнила. Вы хотели называть меня «бабушка». Ни за что на свете! Я Мила. Слышите. Я Мила — и никакая не бабушка.
Павлуша. Я бы хотел называть тебя бабушка Мила. Можно?
Мила. Можно, деточка, можно, мой золотой. (К Петру.) Тебе тоже можно. Я рада, что у меня появились внуки! Ну и... Что скажете вашей бабушке? Даже не представляю, чем занимается современная молодежь.
Павлуша. Но мы не совре...
Петр (перебивает его). Мы не современные, бабушка... Мила. Мы... Как бы это сказать... из другого мира.
Павлуша. И нам здесь все в диковинку.
Мила. Неужели ТАМ все еще живут по-другому? В чем это выражается? Я знаю: они нас ненавидят и думают, что мы ненавидим их. Но образ жизни... как они живут? Где они живут?
Павлуша. Я не понимаю, бабушка Мила, о ком вы говорите. Где это «там»? Мы с Петром живем под землей, в бункере. (Брату.) Петр, пожалуйста, не перебивай. Я буду говорить, подумав, и скажу то, что можно сказать... У нас, бабушка Мила, нет дневного света, только электричество. Вот это место, где мы сейчас сидим, как называется? Где так хорошо и красиво и где так чудесно пахнет? Мы никогда не видели такого места.
Мила. Это сад. Господи боже мой, вы что — сада не видели? Приехали. А и правда, где им бедным городским детям увидеть сад? У нас с Борей, дорогие внуки, даже не сад, а садик. Вот видите, птичка сидит на ветке — поет, с желтенькой грудкой. Это иволга. Слышите, как красиво по-русски звучит: и-вол-га. Я специально смотрела в определитель, чтобы найти название этой чудной птички. А то ведь читала стихи — и не знала, что такое иволга. (Читает нараспев, закрыв глаза от удовольствия.)
Есть иволги в лесах, и гласных долгота
В тонических стихах единственная мера,
Но только раз в году бывает разлита
В природе длительность, как в метрике Гомера.
Как бы цезурою зияет этот день:
Уже с утра покой и трудные длинноты,
Волы на пастбище, и золотая лень
Из тростника извлечь богатство целой ноты.
Вы слышите, как льется этот стих! Какая в нем роскошь и лень! Богатство целой ноты — как это сказано! Это поэт Мандельштам. Вам в школе о нем говорили? Он написал эти стихи перед войной. Перед Первой мировой войной.
Все замолкли, каждый думает о своем. Слышен стук. Мальчики переглядываются.
Мила. Что? Кто-то стучит? Подождите, я проверю. (Уходит в дом.)
Павлуша. Ты слышишь? Там все в порядке.
Петр. У нас есть еще время. Можно отдохнуть.
Павлуша. Здесь так хорошо! Так пахнет! Такие яркие краски! Я не хочу назад.
Петр. Еще не скоро. Ты что-нибудь понял из того, что она читала?
Павлуша. Ничего. Но мне понравилось. Там есть слово «покой», такое хорошее слово.
Возвращается Мила.
Мила. Никого нет, показалось. А может, какая-нибудь птица, тут у нас даже дятлы есть... Или сосед сумасшедший. Он воевал во Вьетнаме, а потом рехнулся. Он иногда стучит... Но нет, думаю, не он. Когда мама умирала, я ей сказала: «Мама, если сможешь, подай знак оттуда, я тебя услышу». Может, это мама оттуда?
Павлуша (глядя на Петра). Откуда «оттуда»?
Мила. А я откуда знаю? Оттуда. Из другого мира.
Павлуша (глядя на Петра). Из какого другого мира?
Мила. Послушай, «внучок», ты чего ко мне пристал? Не понимаешь, что значит «другой мир»? В школе не объяснили? Ну, другой, еще говорят, тот свет. Те, кто умер, они находятся на том свете. Мы о нем ничего не знаем, даже не знаем, существует он или нет, и вот я мамочку умирающую попросила: «Мамочка, если сможешь, подай, голубчик, оттуда знак, я услышу».
Павлуша. А, это где мертвые... Ты сказала «другой мир» — и я подумал... (Петр кашляет.) Бабушка Мила, вот ты нам прочитала, то что ты прочитала. Как это называется? Я там не понял ни одного слова. Но все слова мне понравились.
Мила (Петру). И ты не понял? (Петр отрицательно качает головой.) Чему вас только в школе учили! Собирайтесь, поведу вас на прогулку! Будем любоваться природой! Признавайтесь, вас кто прислал? Машка-негодница? Она способна подослать к нам даже марсиан. Вы, случаем, не марсиане? Хотя... Что здесь делать марсианам!
Павлуша. Машка — это ваша дочь? Мы с Петей никогда ее не видели. Нам хотелось бы ее увидеть.
Мила. Никогда не видели? Значит, вы не от нее? Тогда от кого же? (Мальчики молчат, опустив головы.) Молчите? Вы готовы к прогулке? Тогда вперед (оглядываясь). Хотите называть меня бабушкой? Так и быть! Но только в цветаевском смысле... (Напевает.) Когда я буду бабушкой — годов через десяточек... Вперед — за бабушкой Милой! (Танцуя, увлекает их за собой.)
Картина четвертая
День. Обед в саду. Боря и Маша.
Боря. Нет, нет, не вскакивай. Я сам. (Смотрит на часы.) У меня еще в запасе полчаса. Ты вовремя пожаловала, как раз когда я приехал на обед. Мама прекрасно готовит... гречневую кашу. Тут осталось немного, но нам хватит. А когда они вернутся, мама приготовит яичницу.
Маша. Они — это кто?
Боря. Мама и эти двое юношей, неизвестно откуда взявшихся, Петр и Павел. Утром я их видел мельком и так и не понял, откуда они взялись. Беженцы не беженцы, вид у них довольно фантастический.
Маша. Это не опасно? Для мамы?
Боря. Может, и опасно. Не дай бог, свихнется, снова начнет воображать себя воспитателем, просветителем. Я даже не узнал ее голоса, когда она позвонила, голос был как у молоденькой.
Маша. И что она сказала?
Боря. Сказала: «Боря, говорит бабушка Мила, мы вернемся через часик, здесь интересная полянка для наблюдений». Полянка для наблюдений! Но мы не о том. Так, ты говоришь, трудно было выбраться?
Маша. Не имеет значения. Выбрались. Одна я бы точно застряла.
Боря. Так ты не одна? С кем же ты?
Маша. Не имеет значения. С мужчиной. Если хочешь, с мужем. Он помог мне оформить документы как своей жене. Он военный, но сейчас на дипломатической работе.
Боря. Так.
Маша. Все произошло очень быстро, я не успела вам сообщить.
Боря. Что вышла замуж?
Маша. Что приезжаю. Про замужество я пока не думала сообщать.
Боря. Так. Военный, дипломат, наверное, разведчик — все они разведчики. Не еврей, конечно.
Маша. Не имеет значения. Еврей не еврей, сейчас не имеет значения.
Боря. А что сейчас имеет значение?
Маша. Война. Будет или нет. У нас паника. Люди скупают спички и соль. Представляешь? По старой памяти, как учили бабушки: если есть угроза войны — запасайся спичками и солью. Еще покупают крупу. И ты знаешь, я тоже купила спички, соль и крупу, хотя понимаю, что это глупо. Что если будет война, ничего из этого не понадобится. Мы сразу погибнем.
Боря. А что говорит твой муж? Как, кстати, его зовут?
Маша. Николай, Коля. Николай Александрович.
Боря. Очень русское имя, фамилия не Романов?
Маша. Не Романов. Он Долгорукий.
Боря. Шутишь?
Маша. Не шучу. Но не имеет значения.
Боря. Не скажи. Я Лаковкин — наш род идет из Испании, от той самой Ла Кавы, в которую влюбился король готов, потерявший королевство...
Маша. Да? Первый раз слышу.
Боря. Первый раз говорю. Хотя... Мама знает, она из меня выцарапала. Ей эти родовые дела всегда нравились. Она тут же провозгласила, что про готов писал еще автор «Слова о полку Игореве». Она и твоим Долгоруким будет гордиться. Начнет названивать своей Сусанне: «Сусанночка, наш зять из князей, да, гой, но зато княжеской крови, разница!»
Маша. Папа, как ты думаешь: будет война?
Боря. (заученно). Успокойся. Никакой войны не будет. Обе стороны слишком хорошо понимают, чем это может кончиться, если начнется... А что говорит твой... военный дипломат?
Маша. А что может сказать военный дипломат? Ты лучше скажи, как Вадим.
Боря. Не знаю, ничего не знаю. Он не звонит. Переселился на работу, дома не застать.
Маша. Он один?
Боря. Один. Кажется, один. Такие времена, что ни в чем нельзя быть уверенным.
Маша. Ты помнишь Лину? Она потом уехала в Израиль, она была влюблена в нашего Вадима.
Боря. Мало ли девчонок! Вадим красивый парень, и есть в кого. (Приосанивается.) Он о-чень похож на Милу.
Маша. И эта Лина как-то на моем дне рождения нам гадала каким-то особым способом, вытягивая нитки... И у нее вышло, что у Вадима не будет детей, своих детей, что он никогда не женится...
Боря. Ну, уж нет, это она со зла. Быть того не может — парень всем взял, вот только фамилию нашу поменял, но ему было нужно для карьеры, ты ведь знаешь, где он работает...
Маша. А про меня Лина сказала...
Входят Мила и двое юношей.
Мила (не замечает Машу). Боря, ты нашел что поесть?
Боря. Да, я съел кашу. Спасибо. Ты не замечаешь, кто к нам приехал?
Мила (смотрит.) Маша! Ты откуда? Ты оттуда? Ты сумела вырваться? Слава богу! Ты теперь будешь с нами?
Маша. Мама, не волнуйся так. Я приехала ненадолго, вместе с... мужем. Да, да, я вышла замуж... это долгая история, вернее, очень короткая. Мы встретились случайно, он увидел меня на улице — и подошел. И сделал предложение.
Мила. Как? Сразу сделал предложение? Прямо как мой Боря? Я думала, таких больше нет.
Маша. Есть, его зовут Николай, он военный дипломат. Он здесь в командировке, и я с ним.
Мила. Маша, как ты думаешь, будет война? Я мучаюсь, у нас ночами гудят самолеты.
Маша. Я... не знаю. Надеюсь, что не будет. Вот папа говорит, что войны не будет.
Павлуша (с большим сочувствием, но уверенно). Будет, война будет.
Петр. Павлуша, перестань, тебя предупреждали!
Маша. Кто это?
Боря. Я тебе говорил, ты забыла. Эти два молодых человека — Петр и Павел — наши ночные гости. Свалились на нас, словно с Луны или с Марса. (Смотрит.) Признавайтесь, вы с Луны или с Марса?
Мальчики молчат.
Мила. Отстань от них, Боря, они устали. Я их часа три водила туда-сюда. Все местечки заветные показала. Они понятия не имели ни о зайчиках, ни о птичках, ни о белках. Городские ребята. Наш Твинбрук ввел их в ступор, Павлуша не хотел оттуда уходить. Павлуша, тебе понравился наш Близнецовый ручей?
Павлуша (кивает, говорит, не глядя ни на кого). Да, я бы хотел там остаться... навсегда.
Мила. А дом? Тебе не хочется вернуться домой?
Павлуша (машет головой отрицательно). Нет, не хочется. У нас не дом, а бункер под землей.
Петр. Павлуша, перестань, тебя же Вэд предупреждал. (Бросается на Павлушу и начинает его колотить.)
Мила (бегает вокруг, пытаясь разнять). Вы что — сдурели? Еще не хватало нам драки.
Боря. Ну и ну, марсиане, а ведут себя по-обыкновенному, по-земному, то есть по-дурацки.
Маша (кричит). Прекратите. (Мальчики мгновенно прекращают драку.) Идите умойтесь и приходите обедать. Мила даст вам что-нибудь поесть.
Мила. Не что-нибудь, а кашу. Сейчас я сварю превосходную гречневую кашу. Бабушка Мила знает толк в еде. (Мальчики уходят.) Странный мальчик этот Павлуша.
Боря. Я и говорю, оба они странные. Не иначе, с Юпитера.
Маша. Мама, помнишь Лину? Ну, ту, которая любила нашего Вадима — без взаимности, а потом махнула в Израиль? Она как-то на дне рождения гадала мне на нитках, смешное гадание. Будто у меня родятся два мальчика, два близнеца, Петр и Павел.
Картина пятая
Ужин в саду. Мила, Боря, Петр.
Боря (Петру). Ты тоже без хлеба ешь? Сейчас мода такая: все едят без хлеба.
Петр. Хлеб? Его трудно синтезировать. Вэд говорит, что все можно синтезировать, а хлеб — нет, пропадает запах. (Берет кусок хлеба — нюхает.) Действительно пахнет, но слабо, слабее, чем рыба или котлеты...
Мила. Ешь, ешь котлетки, куриные. Я их в русском магазине покупаю возле Clopper Road. Там они сами готовят, повар у них есть из Санкт-Петербурга (быстро, словно невзначай). А Вэд... кто он такой?
Петр. Вэд? Наш родственник. Он взял нас к себе, когда наша мама... Я, пожалуй, съем еще котлетку.
Боря. Ничего, что мы Пашу не ждем? Но, ей-богу, к ужину не положено опаздывать. Он знает, что в семь — у нас ужин. Я ему четко сказал: «Возвращайся не позже семи. В семь у нас ужин».
Мила. Ах, как я понимаю мальчика. Наш Твинбрук привораживает, сегодня к тому же такой светлый чудный день... Хорошо, что мы не слушаем известия. (Словно мимоходом.) А хлеб, положим, зачем синтезировать? Кому он нужен — синтетический?
Петр (не отвечает, Боря и Мила смотрят на него). Ты меня спрашиваешь? Я уже не помню, что я такое сказал, наверное, перепутал. Когда Павлуши нет рядом, я все начинаю путать, как он, просто наказание какое-то. Ты меня лучше не спрашивай ни о чем, хорошо?
Неловкое молчание.
Боря. А космонавты, например, какой хлеб едят? Тоже, наверное, синтетический, у них в космосе все синтетическое. Ты, парень, из космоса к нам свалился, так? (Смеется.)
Мила. Хватит, Боря, ерничать, мальчик голоден, дай ему спокойно поесть. (Выходит.)
Боря. Ты вот что, Петр, давай с тобой по-мужски поговорим: сознавайся, откуда к нам заслан. Тебя ТЕ прислали? Следить за Вадимом? Или как его там теперь зовут? (Встает из-за стола, подходит близко.) Дай хоть тебя пощупать. Может, ты не человек, а призрак. Дунешь — и тебя нет, улетел.
Петр. Дед, не подходи ко мне. Лучше позови бабулю. Баба Мила!
Боря. При чем тут бабуля? Она наивный человек. Верит всему, еще больше придумывает сама. Признайся, вы разведчики? Или... или посланники из других миров? Я думал, про них только в книжках пишут... А тут такая х..ня на самом деле. Вы взаправду или только мерещитесь? Как призраки?
Петр. Дед, что ты заладил: призраки, призраки. Ты сам призрак. Самый настоящий призрак. Тебя нет. Ты стал ядерной пылью, понял? Я тебя застал, когда ты еще живешь, но это будет недолго. Тебе недолго осталось, понял? И бабуле тоже, и маме. Вам всем осталось недолго.
Боря. Мила, Мила! Скорее!
Мила (прибегает). Что ты так кричишь, Боря! Ты испугаешь мальчика.
Боря. Я? Мальчика? А не хочешь наоборот?
Петр. Молчи, дед. Это ты меня довел своими расспросами. Я же просил не расспрашивать. Мы тут, баба Мила, по-мужски говорили... о жизни. Спасибо за ужин. Никогда так вкусно не питался. (Встает, выходит.)
Мила (смотрит на небо). Слышишь, гудят.
Боря. Это у тебя слуховая галлюцинация. Им еще рано. Дай мне, пожалуйста, сердечных капель...
Мила (накапывает валокордина). Четырнадцать, пятнадцать. (Дает стаканчик.) Давно ты, Боря, капель не пил. Тоже волнуешься? Уже восемь часов, а его нет.
Боря. Ты о ком?
Мила. Как? Ты разве не волнуешься за Павлушу? Он ушел сразу после обеда, а сейчас восемь часов.
Боря. Пусть за него Петр волнуется. Кто мне этот Павлуша — ни сват, ни брат. Чужой человек, неизвестно откуда свалившийся к нам на голову. Этот его брат, Петр, позволяет себе такое... такое... (Шепчет.) Мне кажется, они лазутчики — от Тех. И уже немножко повредились в уме, на почве общей сумятицы и абсурда.
Мила (не слушает). Знаешь, я, пожалуй, пойду его поищу. Петр, а Петр, ты где?
Петр (входит). Я здесь, бабушка Мила.
Мила. Никак не могу привыкнуть к этому наименованию. Что-то тут лишнее — либо бабушка, либо Мила. Зови меня Мила — и все. Мила — и все. Когда я еще стану бабушкой и стану ли! Вон Цветаева — мечтала, мечтала, «когда я буду бабушкой», а не пришлось.
Петр (смотрит). Ты станешь. Только не увидишь своих внуков.
Мила (замерев). Не увижу? Почему?
Петр молчит.
Боря. Эй, парень, ты не слишком ли разговорился? Лучше помолчи!
Мила. Здесь какая-то тайна? Впрочем, пойдем, Петя! И как я не догадалась раньше? Павлуша, мальчик, не знает окрестностей... Он просто-напросто заблудился. (К Петру.) Ты должен был мне подсказать. А ты сидел — лопал, прости меня. Теперь пойдем на поиски. (Уходят.)
Картина шестая
Интермеццо. Никого нет на сцене. Потом входит Боря, за ним бежит Сусанна.
Сусанна. Погоди, Боря! Ты мне можешь сказать, где Мила?
Боря. Мила? А зачем она тебе? Ее нет.
Сусанна. А где эти, ну... марсиане? Не марсиане, а эти... Звездные мальчики?
Боря. Звездные мальчики? (Строго.) Откуда информация?
Сусанна (смеясь). Из конфиденциальных источников. Твоя Мила сказала по телефону. Она просила не распространяться.
Боря. Так чего ж ты распространяешься?
Сусанна. Понимаешь, Боря, я подумала: может, я могу чем-нибудь помочь. Мила такая наивная, ее так легко обвести вокруг пальца. Скорей всего, никакие они не марсиане, то есть не звездные мальчики.
Боря. Да? И кто же они?
Сусанна. И ты не знаешь?
Боря. Нет. Подскажи.
Сусанна. Я думаю, они посланцы...
Боря. Так.
Сусанна. Небесные посланцы.
Боря. Ах, так? Так их Боженька прислал?
Сусанна. А ты думал — кто? (Шепотом.) Не видишь — какие времена? Последние. (Крестится.) С нами крестная сила.
Боря. Слушай, Сусанна, ты ведь еврейка. Ты что — крестилась?
Сусанна. Я это так. Со страху. Когда страшно, тогда сразу всех богов на помощь зовешь — и своих, и чужих. А этот вроде почти свой. Сын нашего. Я и икону у себя повесила. Божьей матери. Пресвятой девы. Богородицы. Я, Боря, понимаю, почему в тяжелые времена наши предки начинали поклоняться чужим богам... Свои-то слабо помогали... А этот... даже и не чужой, он, если разобраться, из нашего же племени человек. Он мне, по правде, ближе, чем наш. Нашего-то я только здесь узнала, а того знала с детства, и иконы видела с детства, и свечки ставила... ей, богоматери, пресвятой деве Марии. У меня, Боря, ты знаешь, никого нет. Я одна. Твоя Мила для меня — свет в окошке. Я жду ее звонка прямо с утра. Позвонит — значит, все хорошо, можно дальше жить. Она у тебя такая... такая... легковерная. Словно ей пять лет. Верит всем подряд. Но странно, ее вера мне помогает. Так трудно жить, когда ничему не веришь. Когда тебе страшно, а рядом — никого. Я посижу, хорошо? Подожду ее.
Боря (подает стул). Сиди. Пожалуйста. Я, пожалуй, тоже выйду, пройдусь. А ты посиди, дом посторожи. (Уходит.)
Сусанна сидит посреди комнаты. Тишина. Она засыпает. Ей грезится, что Ангел спускается с неба, за ним еще один, они танцуют перед ней тихий безмолвный танец... Внезапный шорох ее будит, она открывает глаза. Перед нею Маша, которая только что вошла в комнату.
Сусанна. Это ты?
Маша. Ой, кто вы?
Сусанна. Ты — Мария?
Маша. Вы меня знаете?
Сусанна. Конечно, конечно, знаю. Ужасно, просто ужасно похожа. (Заговорщически.) Ребеночка ждешь?
Маша. Как? Разве уже так заметно? Всего шесть месяцев. Вы врач? Или ясновидящая?
Сусанна. Не от мужа? Эх, горемычная ты моя.
Маша. У меня есть муж.
Сусанна. Знаю, все знаю. Но ребеночек от другого, хоть и не в грехе зачат. Позволь хоть постоять... рядом. Я знаю, что недостойна чести сией. Сией чести. Грешила. Мужу не простила измены, сыну — обиды. На старости осталась одна. Без веры живу. Помоги мне веру обрести. Будь оплотом в страхе моем,
Мария. Почему вы... ко мне?
Сусанна. А к кому еще обращаться? Больше и не к кому. Поможешь?
Мария (жестко). Я всегда стараюсь помочь, если есть возможность. Вы скажите конкретно, чего вы от меня хотите.
Сусанна (в испуге). Ой, только не сердись. Ничего не хочу. Спасибо, что беседы удостоила. (Уходит.)
Мария садится на стул. В дверь входит Павлуша.
Павлуша. Мама, ты?
Мария. Похоже, меня сегодня все принимают за другую. Какая я тебе мама, юноша?
Павлуша (с желанием быть понятым). Я Павлуша. У меня есть брат Петр.
Мария. Да помню я прекрасно. Ты мне не скажешь, где все?
Павлуша. Не знаю.
Мария. А ты где был?
Павлуша. О, я много где был! Я долго шел вдоль ручья. Я видел разных животных и птиц. Жаль, я не знаю их имен. Одна птичка была с красным оперением, маленькая, легкая. (Смотрит, Маша молчит.) Другая — серенькая, с черной головкой и хвостиком (смотрит).
Мария (машет головой нетерпеливо). Нет, не знаю.
Павлуша. А куст, на нем были красные и черные ягоды, сладкие и вкусные...
Мария. Не знаю, ничего не знаю. Где ты их нашел?
Павлуша. В саду у нашего соседа. Я забрел туда случайно.
Мария. Мама мне говорила, что сосед сумасшедший. Он мог на тебя наброситься, застрелить. У них у всех оружие.
Павлуша. Он меня спросил: «Вкусно, парень?»
Мария. На каком языке?
Павлуша. На американском.
Мария. Ты говоришь по-амери... по-английски?
Павлуша. Как на русском. Вэд обучил нас двум языкам.
Мария. Кто этот Вэд?
Павлуша мнется.
Мария. Хорошо. Что еще сказал сосед?
Павлуша. Он сказал, что с такой же жадностью ел ягоды во Вьетнаме, после одного боя, где погиб его друг.
Мария. Еще?
Павлуша. Что он полюбил вьетнамскую девушку, а она его. Но ее убило снарядом.
Мария. Еще.
Павлуша. Он вернулся и женился на кореянке, она напоминала ему ту вьетнамку.
Мария. Что еще?
Павлуша. А сейчас у него внуки, они с раскосыми глазами, он боится, что их будут убивать, поэтому он все время на посту — смотрит из окна. Но про меня он сразу подумал, что я не страшный... Я напомнил ему молодость... Мама, ты меня.. не узнала? Я и Петр были тогда совсем маленькие. И война была совсем близко. Вэд сумел переправить нас к себе, а ты осталась Там.
Мария. Перестань. Я не хочу тебя слушать. Ты бредишь! У меня нет детей. Я только жду ребенка. Мы с Николаем обратились в одну частную клинику. Николай не может быть отцом, но сейчас есть другие возможности, короче, нам сказали, что, скорей всего, у меня будет двойня или тройня... (Смотрит на него.) А где твой брат?
Шум, крики, вваливается вся компания: Мила, Борис, Петр, Сусанна.
Мила (видит Павлушу). Ага, я так и знала, что он — дома.
Боря. Если знала, зачем же нас водила битый час по всем закоулкам?
Мила. Чтобы окончательно убедиться. (Борис машет рукой, Мила видит Машу.) Маша, и ты здесь? Ты ведь останешься на ночь? Я сейчас постелю тебе...
Маша. Не нужно, я скоро уеду. Николай должен заехать за мной с минуты на минуту. (Слышен стук.) Кто-то стучит.
Мила (смотрит за дверью). Но здесь никого нет. Сумасшедший сосед?
Маша. Он не такой уж сумасшедший, судя по всему, просто боится войны.
Мила. А ты откуда знаешь про соседа?
Сусанна. Она знает. Она все знает.
Петр. Павлуша, нам пора. (Всем.) Нам нужно ехать.
Маша. Вас Вэд зовет? Так? Вы не могли бы нам объяснить, кто такой этот Вэд? И куда он вас зовет? Это становится любопытным.
Боря. Маша, не настаивай! Помолчи. Юношам нужно ехать — пусть едут. (Шепотом.) А то он такого здесь порасскажет! Зачем нам еще одна головная боль!
Маша (словно не слыша). Так что же вы? Скажете? Откроетесь нам?
Петр. Мы скажем. Но скажем только то, что нам поручено сказать... на прощание. Павлуша, говори ты!
Павлуша. Вы хотели знать, кто такой Вэд? Вэд — это тот, кто спас не только нас с Петром, но очень многих. Он всегда на посту. Он не мог поехать с нами, хотя хотел. Но он поручил нам, чтобы мы сказали вам одну вещь... одну вещь, которую он не успел когда-то вам сказать. Вот записка. (Смотрит на всех поочередно, в итоге обращается к Сусанне: «Читайте вы».)
Сусанна (читает вслух): «Дорогие родители, мама и папа, Маша осталась ТАМ, несмотря на уговоры, но ее малышей я увез. У меня уже нет времени спасти вас, простите меня! Сейчас начнется. Прощайте! Ваш сын Вадим Лаковкин»
Маша. Он спас моих детей!
Мила. Он вспомнил о нас в страшный час!
Боря. Он вернулся к нашей фамилии, он стал Лаковкиным!
Сусанна. Похоже, что... это письмо... что оно из будущего. Вы принесли нам письмо из будущего? (Оглядывается.) Ой, а где они?
Мила (оглядывается). Их нет.
Боря (оглядывается). Их нет.
Маша (оглядывается). А были ли они? Может, нам померещилось? (Фары автомобиля, прорезавшие темноту окон, одновременно звонок мобильного телефона.) Да, я на месте, нет, лучше зайди. (Всем.) Как всегда, под конец все происходит одновременно и в быстром темпе. Это, кажется, называется «раскручивание пружины». Сейчас зайдет Николай. Мой муж. (Появляется немолодой начинающий седеть мужчина, у него военная выправка.) Прошу любить и жаловать, Николай Долгорукий, военный консультант и мой муж.
Николай (пересекает комнату, приветствует всех кивком головы). Рад познакомиться с родственниками... моей жены.
Мила. Мы с Борей — ее отец и мать.
Николай (кивает). Очень приятно! К сожалению, у нас очень мало времени для знакомства.
Мила. Вы не присядете? Не хотите чайку?
Николай (Маше). Маша, ты же знаешь. Скажи им.
Маша. Мы спешим, родители. У нас нет времени распивать чаи.
Боря. Вы участвовали в переговорах?
Николай. Я был за кулисами.
Боря. И... какой результат?
Николай. Результат практически нулевой. Переговоры зашли в тупик.
Борис. И что дальше?
Николай (разводит руками). Не знаю.
Боря. И что вы намерены делать? Лично вы?
Николай. Выполнять свой долг.
Боря. Понятно, вы военный человек. А что прикажете делать вот ей, Маше? Что делать людям, простым людям, — Там и Здесь?
Николай. Не знаю.
Маша. Папа, не приставай со своими вопросами. Видишь, он устал, измучен. Переговоры шли весь день, с самого утра.
Боря. Стоило молоть языками столько времени — и все ради того, чтобы «переговоры зашли в тупик». Что же теперь будет?
Мила (Николаю). Вы спешите? Вам нужно уходить? (Маше.) Ты идешь с ним? (Оба кивают.) Вот и до свидания! Счастливого пути! Не поминайте лихом и доброго здоровьичка! (Подходит к Николаю и почти толкает его к двери.) Идите, идите. И ты, Маша, иди, нечего рассиживаться.
Маша. Мама, ты не хочешь со мной проститься?
Мила. Зачем? Долгие проводы — лишние слезы. Мы ведь скоро увидимся. Да? Мы очень скоро все увидимся. Идите! (Сквозь слезы.) Маша, доченька, помни: мама с папой тебя очень любили... до своего последнего часа...
Маша кидается к Миле, они обнимаются, потом она обнимается с Борей. Сусанна смотрит на нее, протягивает руки.
Маша (Сусанне). Вы хотите мне что-то сказать?
Сусанна (истошно кричит). Не покидай нас, пресвятая Дева, не покидай на погибель! Не покидай на погибель!
Мила. Сусанна, прекрати истерику. (Подхватывает шатающуюся Сусанну.) Идите, идите своей дорогой. Скорее, скорее!
Картина седьмая
Поздняя ночь. Мила и Боря каждый в своей постели.
Мила. Боря, ты спишь?
Боря. Где там! Я бы сейчас коньячка выпил или вприсядку пошел. Сердце из груди выпрыгивает.
Мила. А ты успокойся. Скажи себе: ничего не случилось. Как жили, так и будем жить. Завтра я накормлю тебя завтраком — твоей любимой яичницей из двух яиц, — и ты отправишься на работу. А я буду тебя ждать. Пойду прогуляться вдоль нашего ручья, послушаю птичек...
Боря. Мила, ты не думаешь о том, что дальше, что нас ждет.
Мила. Боречка, это судьба человеческая. Что ждет человека в конце жизни? Всякого, любого, не только старого, как мы с тобой. Кого жаль, так это молодых, непоживших. А мы! Мы с тобой, Боречка, вместе хорошо пожили. Сорок лет как одна минута. Помню, как ты подошел ко мне на Тверской, она тогда еще называлась улица Горького, в ее начале тогда было кафе-мороженое «Космос». Я вышла из этого кафе одна, а ты подошел и сказал: «Девушка, я еще не видел таких, как вы. Выходите за меня замуж!»
Боря. Но я не хочу уходить раньше времени. Пусть я не молод, но мне нравится жить, я еще не пожил вволю... А знаешь что? Давай забудем все, что сегодня было. Как страшный сон. Будто и не было вовсе. Давай, а? Ничего не было. Ровно ничего не было: ни этих звездных пришельцев, ни Маши с ее мужем, ни записки. Ох! (Хватается за сердце.)
Мила. Что?
Боря. Нет, это рудименты воспоминаний, сейчас, через минуту, должен все забыть. Все, все. Как не было. (Зевает.) Однако я завтра не проснусь к семи. А наш начальник не любит опозданий. Все. Спокойной ночи.
Мила. Спокойной ночи. (Смотрит на Борю.) Действительно заснул. Храпит. А мне, видно, не заснуть сегодня. (Вскакивает с кровати, встает в ночной рубашке посредине комнаты, как в самом начале, и тихо читает.)
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.
Его позвали всеблагие,
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель.
Он в их совет допущен был.
И заживо — как небожитель —
Из чаши их бессмертье пил.
Оглядывается — Боря стоит с ней рядом, он обнимает ее одной рукой. Оба они остаются в луче света, затем свет постепенно гаснет, и занавес опускается.
***
Впервые опубликовано в журнале НЕВА №11, 2015
Добавить комментарий