В 5 классе я был влюблен в соседку Лилю Городецкую. Там было за что - большая девочка. Она заканчивала школу и готовилась к поступлению в ВУЗ. Я пока только осиливал 5-й класс. О моих чувствах она даже не подозревала.
Прошли годы, я очередной раз влюбился, зато в свою будущую жену. Консерватория, которую она окончила по классу фортепьяно, находилась на улице имени архитектора Городецкого. На этой знаменитой улице я сделал ей предложение.
Наша свадьба гуляла в шикарном ресторане. На стене красовалось предупреждение: «Четверг – рыбный день». «Ведущим» на свадьбе был самый популярный в Киеве музыкант Игорь Городецкий. Было весело.
У нас родился сын Александр, очень одаренный ребенок. Он пошел по маминым стопам, окончил музыкальное училище по классу фортепьяно и вместе с дипломом музыканта и нами, родителями, переселился в Америку.
В Америке мы оказались в Кливленде, где музыканту не развернуться. Саша перебрался в Нью-Йорк, где случайно подружился с Сережей Городецким, который оказался сыном Игоря Городецкого, нашего свадебного ведущего. В Кливленде мы быстро нашли земляков - Леню и Софию Городецких. Что, нет уже других фамилий?
Прошли годы. Я стал "писателем". Мои рассказы пошли гулять по интернету. Случайно израильская журналистка Лина Городецкая прочла что-то из моих бессмертных писаний, но ее больше всего заинтересовала фамилия. Она написала мне: не родственник ли вы Михаилу Ратманскому, герою Триполья? Как выяснилось позднее, она родом тоже из Киева, жила на улице им. Ратманского и училась в школе №100 его же имени. Никуда от Городецких не спрятаться.
Мой киевский приятель Александр Розенфельд рассказал интересную историю о своей командировке в Польшу. Там совершенно случайно он встретился с польским писателем Александром Розенфельдом. Они оказались удивительно похожими друг на друга. Родственные связи обнаружены не были, а родители в грехе не сознались.
Однажды мне принесли рукопись Александра Печерского о восстании в Собиборе. Рукопись ходила по рукам в «самиздате», ибо всякие еврейские подвиги относились к разряду запрещенной литаратуры, недостойной внимания строителя коммунизма. В период оттепели рукопись отпечатали на пишущей машинке и в таком виде она выбралась на поверхность. Печерский писал подробно о восстании и о его организаторах. Приятно было читать, что среди них оказался однофамилец моего друга – Семен Розенфельд. Я сделал несколько безрезультатных попыток разыскать этого Розенфельда - писатель я, в конце концов, или нет?
Как-то, листая газету, я обнаружил знакомое сочетание букв: так и есть! Читаю: «В Иерусалиме, в доме Дова Файберга, произошло радостное событие: он встретился с Семеном Розенфельдом, с которым когда-то совершил побег из концлагеря». Мне вдруг стало стыдно за державу. Нет, чтобы написать: «Это не у них радостное событие, это у нас несчастье: покинул Родину прекрасный человек, защищавший ее от фашистов, и никто не крикнул ему: не надо уезжать! Мы вас любим!». Не крикнули. Помахали ручкой на прощанье и сказали: «Катись в свой Израиль!
Вскоре покинул родину и я. Здесь, в Америке, я вспомнил о Семене Розенфельде и написал о нем рассказ. Рассказ пошел гулять по интернету и вдруг получаю по электронной почте письмо из Израиля: «Ну-ка, ну-ка, откуда вы знаете моего родственника?» Таким образом, я получил номер телефона Семена Розенфельда. Позвонил в Израиль. Сложно было объяснить пожилому человеку, кто я и что мне от него нужно. В итоге он отослал меня к внуку, живущему в Америке. Меня интересовало только одно: как сумел выжить человек, побывавший в плену? Ведь каждому известно, что у нас успешно меняли немецкий плен на русский лагерь.
Телефон внука мне не ответил и сам внук тоже. Я успокоился – зачем ворошить прошлое?
Думаете, история на этом закончилась? Ничуть.
Однажды (заметьте, это слово и его синонимы встречаются почти в каждом абзаце), Лина Городецкая поехала на ферму собирать яблоки. Рядом с ней трусил яблоню мужчина с большим фотоаппаратом. Познакомились, записали телефоны. Лина глянула на фамилию нового знакомого и ахнула – она ведь тоже мой рассказ читала.
- Скажите, вы случайно не родственник Семена Розенфельда?
-Это мой папа, - сказал Михаил. В тот же день по почте я получил его номер телефона.
Позвонил Михаилу и задал ему свой некорректный вопрос. Он долго не думал и ответил очень даже честно: «Главное в нашей семье было: Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш! Никто не должен был знать о папиных подвигах».
Может, покопаться в других фамилиях?
Добавить комментарий