В октябре 2015 года я посетил город Магадан. А теперь вот, четыре месяца спустя, «пишу записки впечатлениям вдогонку» (по образному выражению Владимира Высоцкого). Но с первого же шага дело застопорилось, передо мной встал вопрос: с чего начать? И как втиснуть в короткий очерк всё то, что я увидел и запомнил за семь дней пребывания на суровой колымской земле? Впечатлений невероятно много, материала – тьма тьмущая! Почти тысяча цифровых фотографий, несколько часов высококачественной видеосъёмки (большая часть фото и видеоматериалов была мне подарена жителями Магадана — Павлом Ждановым и Натальей Ивановой, за что им сердечное спасибо). Множество встреч и разговоров с необычными и очень интересными людьми, преодоление полутора тысяч километров по суровой колымской трассе, и все эти заброшенные в чёртову даль посёлки с почерневшими от времени бараками, эти угрюмые безлесные сопки, тянущиеся на тысячи километров во все стороны света, это бездонное колымское небо, от которого разит холодом, эти странные цвета и кружащие голову острые запахи неведомой земли – как обо всём этом рассказать на тридцати страницах? Тут нужна книга – отменно толстая, с подробностями и отвлечениями, со множеством фотографий и ремарок, с авторскими отступлениями и историческими справками. А ещё лучше – многосерийный фильм, такая сага о Колыме из двадцати полновесных серий. Да и то будет мало. Обо всём рассказать невозможно.
Но что-то сказать о своей поездке я всё равно должен. И я решил, не мудрствуя лукаво, по возможности точно изложить хронологию событий. То есть, как прилетел в Магадан, что там делал и почему так быстро вернулся в родной Иркутск (а не остался в бухте Нагаево загорать и купаться). Но прежде следует сказать о цели моего путешествия, о мотивах и замыслах. Ведь странно это: вдруг взять и поехать на самый край земли – туда, куда ещё совсем недавно людей везли через всю страну в битком набитых столыпинских вагонах с решётками на окнах и вооружённой до зубов охраной, и откуда все они страстно мечтали вырваться. Но вырваться посчастливилось не всем. Сотни тысяч невинно осуждённых людей навеки остались лежать в холодной колымской земле. Среди этих сотен тысяч – наш земляк, знаменитый писатель-партизан, именем которого назван Иркутский Дом литераторов. Я говорю о Петре Поликарповиче Петрове, расстрелянном на Колыме 23 октября 1941 года (по приговору Военного трибунала от 26.08.1941 г., как сказано в замечательном очерке В.П. Трушкина «Как подобает истинным бойцам»; очерк включён в книгу «Друзья мои…», изданную в Иркутске в 2001 г. в издательстве «Сапронов Г.К.»).
Как же так случилось, что такой уважаемый человек был признан врагом народа, вредителем и террористом, а потом отправлен на Колыму и там казнён? И что это за странные зигзаги судьбы? То он крестьянин, то писатель, то всеми уважаемый человек и герой гражданской войны, а то законченный негодяй и враг народа!.. Как такое может быть?
Приведём здесь основные факты биографии П.П. Петрова.
Пётр Поликарпович родился в 1892 году в глухом таёжном селе Перовское Енисейской губернии. До 1915 года он сеял с отцом пшеницу, объезжал коней и делал всё то, что делали несколько поколений его предков. Судьба его казалась определённой и ясной, как летний солнечный день, как бесконечная даль над безбрежным русским полем. Он готовился жить и умереть там же, где родился – среди необъятных сибирских просторов, под родным небом, лечь в ту же землю, где уже лежали его деды и прадеды. Но грянула революция! Как позже писал Петров, «революция перевернула, разбила вдребезги сложившиеся понятия о жизни, о законченности исканий». В 1917 году он находится среди защитников Белого дома в Иркутске, до последнего сражается с юнкерами и чудом остаётся жив. В 1919-м Петров – один из руководителей мощного партизанского движения, охватившего огромную территорию Красноярского края и Восточной Сибири. В 1924-м он заканчивает Красноярский институт народного образования, а в 1927-м публикует первое своё произведение – поэму «Партизаны» (встретившую горячий отклик читателей). В 1931 году он уже известный писатель, ведущий активную переписку с Максимом Горьким и пользующийся его поддержкой. В середине тридцатых Пётр Поликарпович Петров – один из столпов Сибирской литературы, член Правления Иркутской писательской организации и редколлегии журнала «Будущая Сибирь», делегат писательских съездов и непререкаемый авторитет не только в писательских кругах, но и во всех других кругах, какие тогда были. Ему уже за сорок, жизнь кажется удавшейся, единственно верной и незыблемой.
Но 8 апреля 1937 года его неожиданно арестовывают. И сразу начинают «шить дело» о вредительстве и терроризме. Однако, добиться от бывшего партизана чистосердечного раскаяния следователи не могут, к тому же, самих следователей вскоре объявляют врагами народа (и расстреливают одного за другим — капитана ГБ НКВД Рождественского, капитана Исакова и лейтенанта Котина). Эта же участь постигла и начальников Областного Управления НКВД, возглавлявших это ведомство с 1930 по 1940 годы (Зирниса И.П, Гая М.И, Лупекина Г.А. и Малышева Б.А.); все они были объявлены заговорщиками и тогда же казнены.
Попутно заметим, что в апреле 1937 года были арестованы ещё три ведущих писателя Восточной Сибири – поэт Александр Балин (руководивший центральным литературным объединением Иркутска), председатель правления писательской организации Михаил Басов и старейший иркутский писатель Исаак Гольдберг (отбывавший ссылку ещё при царе). Все они очень быстро признались в несуществующей вине и были расстреляны: Александр Балин – в декабре 1937-го, Михаил Басов – в июне 1938-го, Исаак Гольдберг – в декабре 1939 года. Все трое покоятся на так называемой «Даче лунного короля» — в месте массовых захоронений возле посёлка Пивовариха под Иркутском (в тридцатые годы здесь была спецзона УНКВД, остатки колючей проволоки до сих пор можно увидеть на деревьях). В 1937 году в Иркутске также были уничтожены руководители партийных и советских органов: секретарь оргбюро ЦК ВКП(б) Восточно-сибирского края Ф.Г. Леонов, первый секретарь крайкома ВКП(б) М.О. Разумов, его первый заместитель Коршунов, секретарь Горкома ВКПб Казарновский, второй секретарь крайкома ВКП(б) — Козлов, второй секретарь Иркутского ГК ВКП(б) — Н.М. Горбунова, председатель Иркутского горсовета и член ВЦИК Н.В. Камбалин, секретари городских райкомов партии: Шеметова, Сахарова, Жук, секретари крайкома и обкома ВЛКСМ — Кушаковский, Захарова и Беспрозванных, секретарь Иркутского ГК ВЛКСМ Игнатов —и многие многие другие. По сведениям (содержащихся в открытых источниках), в застенках Иркутского Управления НКВД было расстреляно: в 1937 г. – 11 707, в 1938 г. – 11 517 человек. Всего 23 224 человека. И это за неполных два года! Тела их, кое-как присыпанные землёй, вот уже почти восемьдесят лет покоятся в огромных рвах-накопителях возле Пивоварихи.
Ну а Петру Поликарповичу, можно сказать, повезло. Его не расстреляли сразу. Следствие по его выдуманному, насквозь фальшивому делу длилось долгих три года – с апреля 1937 по апрель 1940 года.
Сохранилось его заявление на имя Сталина, написанное 16 марта 1939 года, вот его начало:
«Я арестован 8 апреля 1937 года. Почти два года длится следствие, и конца его я не вижу. Писать Вам лично вынуждает крайняя необходимость и то, что я еще не утратил веру в справедливость, в Советскую власть. Представьте на минуту положение человека, в течение двух лет не знающего, что с ним будет, ежечасно ожидающего неведомых бедствий, внушающего себе самый ужасный, кошмарный конец. До сего дня я не прочел в тюрьме ни одной книги, не имею никакого труда, содержусь в камере (бывшей одиночке) без естественного света, в сообществе 6-10 человек, с внутренней парашей, которая зачастую течет от переполнения. К тому же за время заключения я совсем не имею возможности пользоваться ежедневной прогулкой, хотя бы по нескольку минут. На неоднократные просьбы к прокурору и Управлению о разрешении мне заниматься литературным трудом я также не получил ответа.
Это полное неведение своей судьбы невольно приводит к пагубной мысли, что в одиночной камере одиночного корпуса я кончу свои дни. Иных перспектив не вижу. Может быть, я ошибаюсь, но таков строй мыслей арестанта, законсервированного на годы, поставленного в самые тяжелые условия, не знающего за собой никакой вины…»
И ещё цитата из этого же заявления; из этого отрывка видно, как в Иркутском УНКВД образца 1937 года добывались признания подследственных:
«В начале ареста (в апреле 1937 г.) следствие предъявило мне обвинение в том, что я состоял в контрреволюционной организации бывших красных партизан, возглавляемой Яковенко. В мае и июне того же года обвиняло, что я участник контрреволюционной организации, возглавляемой местным крайкомом и крайисполкомом. В те же дни следствие потребовало назвать лиц, которых я завербовал. Таким образом, получалось, что я состоял в трех организациях. Но когда мною было заявлено следствию, что никаких контрреволюционных организаций мне даже во сне не снилось, начальник отдела капитан Рождественский угрожающе сказал: если я буду "запираться", то немедленно будет арестована моя жена, дети и из меня "вымотается" не только душонка, но и кишки. "Вы должны дать мне не менее как пятьдесят контрреволюционеров", — категорически потребовал он. После указанного допроса меня забросили в камеру без естественного освещения, с промерзлой стеной и не вызывали до сентября 1937 года».
Это заявление не имело для П.П. Петрова никаких последствий, несмотря даже на то, что капитан Рождественский вскоре был признан врагом народа и расстрелян 19.06.1938 г. Логики во всех этих следствиях и приговорах нет никакой; как будто работала без устали огромная разделочная машина, или какое-нибудь чудовище глотало и перемалывало живых людей и всё никак не могло насытиться человеческой кровью.
В 1940-м Петра Поликарповича судит так называемое «Особое совещание» в Москве и заочно (в глаза не видя обвиняемого) определяет ему срок наказания – восемь лет лагерей (по универсальной 58-й статье). И уже через несколько дней его отправляют поездным этапом на страшную Колыму, где он за неполный год успевает сменить два совершенно жутких лагеря, побывать в центральной колымской больнице (где он получил инвалидность) и совершить побег с Арманской обогатительной фабрики, расположенной на реке Армань в районе Тенькинской трассы в двухстах километрах севернее Магадана). Но бежать на Колыме некуда (да и после золотого забоя не шибко-то побежишь). Через три недели Петрова поймали, судили военным трибуналом и расстреляли (место расстрела неизвестно до сих пор). А шестнадцать лет спустя, в марте пятьдесят седьмого, последовала полная реабилитация Петра Поликарповича Петрова. Невиновен! Убит напрасно. Все обвинения в терроризме и вредительстве – вздор и дичайший поклёп на честного гражданина своей родины. Ещё через тринадцать лет на доме, в котором жил Петров (ул. Марата, 29), была установлена мемориальная доска (митинг, посвящённый этому событию, открывал ответ-секретарь писательской организации Л.А. Кукуев).
А когда в 1978 году на улице Степана Разина открылся Дом литераторов, ему с полным основанием присвоили имя Петра Поликарповича Петрова. Именем Петрова также названа одна из иркутских улиц, его имя носит школа в селе Партизанское Красноярского края (бывшее село Перовское, в котором Петров родился), а в Красноярском литературном музее создан целый отдел, посвящённый жизни и творчеству Петра Поликарповича (здесь я должен поблагодарить начальника отдела информации, публикации и научного использования документов Госархива Иркутской области Елену Ильину,также ведущего специалиста Красноярского краевого краеведческого музея Галину Толстову, а также руководителя краеведческого музея в посёлке Усть-Омчуг Инна Васильевну Грибанову — за предоставленные материалы о П.П. Петрове и об Арманской обогатительной фабрике).
Произведения Петрова до сих пор привлекают внимание ведущих критиков. Совсем недавно крупное московское издательство выпустило в свет его роман «Борель». Известный сибирский литературовед и книгочей — Василий Прокопьевич Трушкин — самым внимательным образом изучал творчество писателя, он затребовал два следственных дела Петрова — из Иркутска и Магадана, — а затем написал несколько великолепных статей и очерков, в которых не только разобрал литературные достоинства произведений Петрова, но и его судьбу – трагическую и, во многом, поучительную. Однако, последний год жизни писателя – самый страшный год – всё-таки остался для нас тайною за семью печатями. Мы почти ничего не знаем ни о лагерях, ни о побеге, ни о казни Петра Поликарповича Петрова. И я решил ехать – туда, где по воле злого рока побывали миллионы советских граждан и где до сих пор безымянные могилы хранят нетленные трупы сотен тысяч безвинно убиенных людей.
Добавить комментарий