В преддверии 120-ти летия со дня рождения великой актрисы Фаины Георгиевны Раневской (урожденной Фанни Гиршевны Фельдман), я хотел бы прикоснуться к отдельным интересным фрагментам её биографии. Если откровенно, то вся биография Фаины Раневской является бестселлером.
Я ни в коей степени не берусь повторять описание её биографии, которую итак уже растащили на афоризмы, возведенные в анекдоты, якобы привнесенныхе в жизнь самой актрисой. Просто меня всколыхнули факты пребывания Фаины Раневской в местах, « где некогда бывал и я …», потому я решил несколько раздвинуть рамки событий ее жизни.
Напомню читателям, что Фая родилась в Таганроге в семье местного добропорядочного еврея, а потому получила приличное домашнее образование. Однако, гимназию она не закончила, как, впрочем, и театральную школу.
Вполне понятно, что провинциальный Таганрог был тесен для будущих устремлений эмоциональной Фанни и, чего и следовало ожидать, юная мечтательница подалась в Москву. Поиграв «на подхвате» в подмосковных театриках она вскоре соблазнилась контрактом с керченской труппой мадам Лавровской, куда приглашалась «на роли героинь- кокетт с песнями и танцами за 35 рублей и своим гардеробом».
К сожалению, портовым жителям города Керчи было не до посещений театра, и потому новая труппа не пребывала в центре их внимания. Поскольку времени было предостаточно, Фаина посетила главную достопримечательность древнего города - взошла на гору Митридат, где ещё греками был основан Акрополь Пантикапей. ( Гора названа по имени понтийского царя Митридата VI Евпатора, 132-63 г.до н.э., которое означает «дар Митры» - персидского бога Солнца).
В середине 70 -х годов прошлого века я по этой же лестнице поднялся на гору Митридат к Вечному Огню, чтобы почтить память воинов, в том числе и моего отца, погибших в боях за Керчь в ВОВ.
Я не знаю на какой из 436-и ступеней подъема по монументальной лестнице спутник Фаины, актер -трагик, сделал актрисе комплимент, что она своими оригинальными репликами напоминает ему Раневскую из пьесы А.П.Чехова «Вишневый сад».
В дальнейшем этот комплимент станет решающим при выборе псевдонима Фаины Фельдман - «Раневская».
Началась Гражданская война. Семья Фельдман, оставив Фаину одну, уехала заграницу. Не потому, что забыли дочь, а потому, как я полагаю, что Фае захотелось попробовать «прелестей» русского хаоса. Без сомнения - она их получила сполна. В голодные, трудные годы в разваливающейся стране Раневская играет в Крымском городском театре. Здесь, в Симферополе, её приютила на своей квартире прекрасная актриса, учитель и друг Павла Леонтьевна Вульф. Она же и протежировала начинающей актрисе, помогла устроиться в театр.
Из истории мы помним, как в этот период в Крыму ежедневно менялась красно- бело- зеленая власть. Происходили ужасные события, о которых впоследствии Фаина Раневская боялась даже вспоминать.
Сейчас, кстати ,хочу упомянуть, что город Симферополь является местом моего рождения. Он был центром Крымской Автономной ССР в составе РСФСР, и потому свидетельство о моем рождении написано на татарском языке.
Театр, в котором играла Раневская, находился на ул. Пушкинская, буквально за пару кварталов от моего будущего дома. Посетив театр в 1970-е годы, я убедился, что старые служители ещё помнили Раневскую.
Раневская вспоминает друга семьи Макса Волошина, заботы которого о семье Вульф и Фаины помогли им выжить:
«С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завернутые в газету маленькие рыбешки, называвшиеся комсой. Был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом. Была и бутылочка с касторовым маслом, с трудом раздобытая им в аптеке. Рыбешек жарили в касторке. Это издавало такой страшный запах, что я, теряя сознание от голода, все же бежала от этих касторовых рыбок в соседний двор.
Помню, как он огорчался этим. И искал иные возможности меня покормить».
О, как мне знакомо это «лакомство». Уже как эвакуированные из Симферополя в Баку мы в послевоенные годы тоже жарили картошку на рыбьем жире. Запах и густой дым выдавали нашу бедность соседям, которые могли бежать только на улицу. Разница лишь в том, что в Крыму в то время продукты отсутствовали, а в Баку все было, но расходы на содержание нашей семьи - я, сестра и мама - не укладывались в мамину зарплату.
Дебютом молодой актрисы в симферопольском театре была роль Маргариты Каваллини в пьесе "Роман" (автора не знаю). Позже Вульф вспоминала: "Работая над ролью Каваллини с Раневской, я почувствовала, каким огромным дарованием она наделена. Но... роль "героини" не смогла полностью раскрыть возможности начинавшей актрисы". Первой большой удачей Фаины Георгиевны стала роль Шарлотты в пьесе Чехова "Вишневый сад", определившей её дальнейший путь в театре.
"Как сейчас вижу Шарлотту Раневскую", - писала в книге мемуаров П.Вульф, -"длинная, нескладная фигура, смешная до невозможности и в то же время трагически одинокая... Какое разнообразие красок было у Раневской и одновременно огромное чувство правды, достоверности, чувства стиля, эпохи, автора! И все это у совсем молоденькой, начинавшей актрисы. А какое огромное актерское обаяние, какая заразительность...".
На симферопольской сцене Раневская играла Машу в "Чайке" Чехова, Манефу в "На всякого мудреца довольно простоты" Островского, сваху в "Женитьбе" Гоголя, Настю в "На дне" Горького, Машу в "Живом трупе" Толстого.
Зарождение театра всегда связано с большими трудностями становления труппы. Проблемы были и с поисками сцены, выбором репертуара, наличием режиссеров, талантливых артистов. Поэтому коллективы театральных сообществ то возникали, то распадались. Все держалось на энтузиазме режиссеров. Этим и объясняются частые переезды актеров, зависящих от спроса постановщиков и спонсоров.
Именно в поисках нормальных условий существования в октябре 1925 г. Раневская соглашается на приглашение в Бакинский рабочий театр. Павла Вульф с ней не поехала, она ожидала приглашения во МХАТ, которого так и не получила. Бакинский рабочий театр был весьма успешным театральным коллективом, благодаря солидному пополнению - приехавшей в 20-е годы из Москвы группы «мейерхольдовцев».
В режиссерский совет театра, кроме руководителя, талантливого режиссера и театрального деятеля Владимира Захаровича Швейцера (псевдоним Пессимист), вошли режиссер В.Ф. Федоров из ТИМ, А.Г. Ридаль (ученик Евреинова) и художник-конструктор Илья Шлепянов из ТИМа. Необходимо честно сказать бакинцам, что элита театральных деятелей высадилась десантом в Баку, увы, даже не из-за любви к апшеронским пляжам, а совсем по банальной причине: раскол между Мейерхольдом и молодым режиссером Василием Федоровым, прославившимся нашумевшей постановкой в ТИМе пьесы С.Третьякова «Рычи, Китай!». Разгоревшийся конфликт привел к демонстративному уходу из театра 16 человек во главе с самим Федоровым.
«Я работала в БРТ в двадцатые годы у Швейцера, в тридцатые годы режиссером был Майоров. Играла много и, кажется, успешно. Театр в Баку любила, как и город. Публика была ко мне добра», — вспоминала Фаина Георгиевна. Ей нравился Баку — теплый дружелюбный город, пропитанный древностью.
Фая любила ходить по извилистым узким улочкам древней крепости и рассматривать старинные восточные узоры . Как-то она решила подняться на верх Девичьей Башни. Можно предположить, что пережила эмоциональная натура актрисы, когда она, поднимаясь по узкой лестнице, вспомнила причину прихода сюда дочери местного шаха в последний раз в её жизни. Уже выйдя на верхнюю площадку и заглянув вниз, молодая женщина выступившим на лбу холодным потом ощутила весь ужас девушки перед её последним шагом за парапет в никуда. Баку напоминал ей родной город Таганрог.
Тот же порт, но на Азовском море, те же многонациональные жители города (до 100 национальностей), южный климат, овощи, фрукты, а главное — та же приветливость и доброта. Здесь она второй раз встретилась с Владимиром Маяковским.
Фаина неожиданно увидела его в «своем» театре. Он одиноко и задумчиво сидел в одной из актерских гримерных - в ожидании начала его собственного творческого вечера. Когда она вошла и встретилась с ним взглядом, то, как вспоминала Фаина Георгиевна, «увидела такую печаль у него в глазах, которая бывает только у бездомных, брошенных хозяевами собак».
В растерянности Раневская сказала, что они уже раньше познакомились у Шоров. Маяковский ее не вспомнил и рассеянно ответил, что был у Шоров всего один раз.«В это время кто-то из подслушивавших актрис издевательски под дверью пропищал: «Нигде кроме, как в Моссельпроме». Маяковский печально улыбнулся и сказал: «Это мои стихи». За дверью подленько захихикали. В тот вечер хихикали все. Обыватели, сидящие в зале, и многие из актеров весь вечер травили Поэта, а он с вечной своей папиросой, казалось, намертво прилипшей к губе, говорил им гениальные дерзости».
Фаина Георгиевна не без оснований считала Маяковского одним из умнейших людей своего времени. «Умней и талантливей его тогда никого не было», — она на всю жизнь запомнила тоску в его глазах.
Контракт с БРТ закончился, и Раневская снова в переездах. Однако, в театрах Архангельска, Смоленска и Сталинграда новый зритель оказался не таким отзывчивым, каким его представляла Фаина Георгиевна.
Поэтому, на два сезона (1930 и 1931 годов) она вновь возвращается в Баку, на этот раз — вместе с Павлой Вульф. Павлу Леонтьевну пригласили на педагогическую работу в Бакинский ТРАМ — Театр рабочей молодежи, художественным руководителем и главным режиссером которого был Игорь Савченко. Раневская очень тепло отзывалась о нем. Игоря Андреевича Савченко она любила, любила крепко и нежно.
Спектакли в ТРАМе восхищали ее ослепительной талантливостью и неистощимой фантазией их постановщика. Режиссер Савченко был необычен, самобытен и находился вне влияний прославленных новаторов, храня верность классике.
Все, что Савченко говорил о театре, было всегда ново, верно, значительно и очень умно. Фаина Георгиевна находила в Игоре Андреевиче ту неподражаемую человеческую прелесть, которая влюбляет в себя с первого взгляда и на всю жизнь.
Спустя несколько лет, уже будучи в Москве, Игорь Савченко пригласил Раневскую сниматься в его фильме «Дума про казака Голоту». Раневская с удовольствием согласилась. Из ролей, сыгранных Фаиной Раневской в Баку, можно назвать певицу в спектакле «Наша молодость», сестру генерала Музу Валерьяновну в «Сигнале» и уборщицу Федосью Лукинишну в «Урагане». В пьесе «Наша молодость», написанной по роману известного в то время коммунистического писателя Виктора Кина, Раневская выходила на сцену всего в одной картине в роли опустившейся певицы, «гостьи из старого мира».
Нелепая женщина, в облезлой, некогда модной шляпке, в рваном солдатском полушубке с неуместной в вагоне-теплушке песней.
При ее появлении зрители начинали смеяться, но смех становился все горше и горше, и провожали Раневскую со сцены, утирая слезы.
Завершив театральный сезон 1931 года в Баку, Фаина Раневская уже навсегда возвращается в Москву.
Здесь уместно будет упомянуть, что уже в начале 20-х годов мои дедушка Моисей и бабушка Ревекка переехали на жительство в Баку. Жили они в добротном доме на ул. Горького, опять же, в нескольких кварталах от БРТ.
Они были большими театралами и часто, взяв с собой дочь Гнессу, учащуюся музыкальной школы ( мою будущую маму), посещали театр.
Бабушка Рива ( ушла из жизни в 1976 году) с удовольствием вспоминала выступления Раневской, Жарова и других известных артистов.)
Именно в Баку Фаина Раневская познакомилась с актером Михаилом Жаровым, с которым ей не раз предстояло встречаться на съемочных площадках. В те времена фанаты- зрители ссорились из-за этих двух актеров: кто из них лучше. Конец спору положил никто иной, как Иосиф Сталин.
На одном из приемов он в присутствии множества кинематографистов многозначительно сказал: «Ни за какими усиками и гримерскими нашлепками артисту Жарову не удается спрятаться, он в любой роли и есть товарищ Жаров. А вот товарищ Раневская, ничего не наклеивая, выглядит на экране всегда разной». К Сталину можно относиться по-разному, но в умении правильно оценивать людей ему отказать нельзя.
Он и оценил труд актрисы Фаины Георгиевны Раневской, трижды наградив её Сталинской премией (в 1949 и дважды в 1951 годах).
В 1961 году Ф.Г. Раневской присудили звание народной артистки СССР.
И уже в заключение нельзя, конечно, не вспомнить один из курьёзов, всегда сопровождавших легендарную актрису.
Однажды, когда она гуляла в одиночестве в Бакинском Приморском парке, к ней, разумеется, пристал какой-то мужчина. Пытаясь от него отвязаться, она категорично сказала: «Товарищ, вы, наверное, ошиблись. Я старая и некрасивая женщина» (Раневской было 35 лет).
Любознательный ухажер, не долго думая, обогнав ее, заглянул ей в лицо и чистосердечно с ней согласился:
«Вы правы. Прошу извинить».
«Мерзавец!» – так обычно заканчивала рассказывать эту историю Фаина Георгиевна, очевидно, в полной мере оценив искренность и правдивость бакинца.
Добавить комментарий