Летом 1984 года мы с мужем и младшим сыном отдыхали в «Форосе», на Даче Тессели. (Муж, Христофор Мандалян, в ту пору был заведующим орготделом ЦК КП Армении, и ему полагались путевки в цековские санатории союзного масштаба.)
Форос – самая южная оконечность Крыма, на мысе Сарыч, с маяком, похожим на шахматную ладью. А Дача Тессели – двухэтажный особняк, построенный в конце XIX века царским генералом Николаем Раевским, подаренный Сталиным Максиму Горькому, а после смерти писателя включенный в курортный комплекс «Форос». Со временем ее приспособили для отдыха партийных работников, так сказать, второго звена. В то лето ее вместе с нами – дверь в дверь – делил Александров с супругой.
Андрей Михайлович Александров-Агентов (1918–1993) – личность более чем известная, хоть и занимал теневые позиции. Не случайно его на Западе окрестили «советским Киссинджером». Это был высоко интеллигентный человек, получивший солидное университетское образование, свободно владевший пятью языками, обожавший поэзию и, как никто, разбиравшийся во внешней политике. Более 20 лет он оставался бессменным помощником по внешнеполитическим делам у четырех генсеков – Брежнева, Андропова, Черненко и Горбачева.
Когда мы познакомились в Тессели, Андрею Михайловичу было уже 66, что ну никак не отражалось на его подтянутой фигуре, холеном лице и прямо-таки юношеской подвижности. О таких говорят: живчик.
Уж не знаю почему – от скуки ли или от дефицита общения, он постоянно искал нашего с мужем общества, то приглашая вечером к себе – на бутылку коньяка, то напрашиваясь к нам в гости. (Забавно, они с женой обращались друг к другу на «вы», хотя были вместе со студенческих лет.) Им с Христом было о чем поговорить, и они подолгу беседовали на разные темы, включая, разумеется, и политику. Днем мы обычно пересекались на пляже. Никогда не забуду тот день, когда, по милости Андрея Михайловича, я чуть не отдала концы.
Я уже серьезно заболевала тиреотоксикозом, но еще не понимала этого, не зная, что мне категорически противопоказано пребывание на солнце. Мы же купались и загорали на полную катушку, тем более что в Форосе больше и делать было особенно нечего, а мы с мужем обожали море. Александров предложил мне устроить заплыв до маяка. Плавал он отменно. Я едва за ним поспевала. У меня началась сильная тахикардия, я задыхалась и захлебывалась, стараясь не показать вида, что мне плохо. А он плыл чуть впереди и без устали декламировал мне стихи, даже не сбив дыхания.
Мне чудом удалось доплыть до берега. Заметив, что я не в себе, Андрей Михайлович и его жена, Маргарита Ивановна, неожиданно проявили ко мне живое участие. Они рассказали, что есть одна очень сильная экстрасенс по имени Джуна, которая лечит членов политбюро, и что сами они частенько прибегают к ее услугам и даже «обязаны ей второй молодостью» и предложили познакомить меня с ней, когда я буду в Москве.
К осени мне стало совсем худо и муж положил меня в больницу 4-го Главного управления при Минздраве СССР, в Москве. Прекрасные условия и огромный старый парк. Хирург отделения, профессор, считавшийся светилом, настаивал на операции, которую мне делать совсем не хотелось, а потому в день, когда она была назначена, я предпочла из больницы сбежать.
Вспомнив об обещании Александрова, я позвонила ему. Он тут же выслал за мной свой «Зил». Водитель привез меня на улицу Горького, в его просторную пятикомнатную квартиру, богато и со вкусом обставленную. И, пока Маргарита Ивановна гостеприимно накрывала на стол, тот же водитель съездил за Джуной. Андрей Михайлович представил нас друг другу и попросил Джуну помочь мне.
Так состоялось наше с ней знакомство.
Не могу сказать, что все в ней принимала на ура – мешал мой критический склад ума, да и личность она была сложная и неоднозначная. Забегая вперед, расскажу одну странную историю: Уже здесь, в Лос-Анджелесе, работая редактором в альманахе «Панорама», я опубликовала о Джуне большую статью, объективную, как сама считала, не ставя перед собой цели ни восхвалять ее, ни порицать. Просто написала так, как чувствовала. Увы, полного позитива не получилось.
Джуна о существовании статьи знать не могла. Но! В первый день, когда статья вышла, случилось следующее. Рано утром муж провожал младшего сына на работу. Наш небольшой домик стоял под сенью могучих старых лиственниц. Они о чем-то беседовали на «драйв вее» (на подъездной аллее) перед домом, потом сын сел в машину и тронулся с места. Помахав ему рукой, муж шагнул в дом. Страшный треск за спиной заставил его отпрыгнуть и обернуться: на то место, где они только что стояли вдвоем, рухнула огромная ветка дерева, диаметром в один обхват, закрыв собою всю аллею. Ветка была такая большая, что пришлось вызывать бригаду рабочих с машиной. Ее пилили на части и так вывозили.
Случайность? Возможно. Хотя случайностей в природе не бывает (все имеет свою причину, цель и следствие). А главное – тем дело не кончилось. В тот же день я, приехав в редакцию, припарковала, как обычно, машину, вышла, зацепилась за что-то ногой и грохнулась на бетонное покрытие. В результате у меня оказалась сломанной кисть правой руки и на протяжении двух месяцев я не могла ею писать, а значит и работать. Это уже не случайность и не совпадение, а мистика!
Тем не менее, отважусь снова вспомнить о Джуне, но буду предельно осторожна – не из страха «быть наказанной» еще раз, а, в первую очередь, потому, что Джуны нет в живых. Да и, кроме того, мы с ней друг к другу очень тепло относились. Достаточно взглянуть на трогательные надписи на многочисленных фотографиях, которые она мне дарила.
Итак, на следующий день после нашего знакомства у Александровых я отправилась на Старый Арбат. Ехала, предвкушая личное с ней общение. Увы. Во дворе было тесно от машин. В лифте и на лестничной площадке толпились люди. Люди были везде – в прихожей, в ванной, на кухне. Я вошла в гостиную – комнату примерно в 15 кв метров, заставленную стульями, креслами и пуфами. В центре над пожилой пациенткой колдовала Джуна. Остальные сидели вокруг, держа руки на коленях, ладонями вверх – заряжались биотоками целительницы.
Приветливо мне улыбнувшись, Джуна указала на свободный пуф, спросив, не спешу ли я. И так как я никуда не спешила, у меня было время осмотреться, вжиться в обстановку. В углу у окна тонированный гипсовый бюст Джуны, не очень удачный в плане сходства. Стены гостиной снизу доверху – а потолки в домах на Старом Арбате высокие – увешаны иконами и картинами. На картинах изображена Джуна – либо парящей над легендарными садами Семирамиды, либо излучающей руками таинственную целительную энергию.
Руки Джуны, ее основной рабочий инструмент, воспевали многие поэты и рисовали многие художники. Они у нее были и впрямь необыкновенные и очень красивые, какие-то инопланетные. Кисть изысканно вытянутая, пальцы тонкие, длинные, пластичные.
Сеанс лечения проходил у всех на виду, независимо от характера недуга. Какой-нибудь залетный господин, например, шептал ей на ухо на ломаном русском, стесняясь и краснея, про свою мужскую несостоятельность. Джуна деловито кивала, ставила его перед собой и начинала работать, воздействуя пассами на соответствующую проблеме область. Так же она лечила рак, радикулиты, воспаления, язвы.
На полу нераспакованными типографскими пачками лежали журналы и книги, в которых были напечатаны статьи о Джуне, стихи Джуны или интервью с нею. Она раздавала их своим гостям и пациентам. Больше всего в то время о ней писали в Югославии, и соответственно больше всего зарубежных пациентов к ней приезжало оттуда.
Личное пространство Джуны состояло из трех небольших комнат и гардеробной. (Позднее ей отдали сначала подвал четырехэтажного особняка, в котором у нее была на последнем этаже квартира, а потом и все четыре этажа, то есть весь особняк.) Одна комната была детской, там жил сын Вахо, другая – что-то вроде кабинета, служила местом приема именитых посетителей. Третья – гостиная и основная приемная. Отдельной спальни у Джуны не было. Ее тахта стояла тут же, в алькове. Посторонние усаживались на нее, как на диван.
От пациентов рябило в глазах. Джуна же не только помнила всех по именам, но знала проблемы, судьбу и всякого рода подробности каждого. У нее вообще была феноменальная память. Недавно я прослушала одно из последних ее интервью с Дмитрием Гордоном – за год или два до ее кончины. Рассказывая о себе, Джуна называла огромное количество имен, причем не только фамилии, но и имя-отчество – своих именитых покровителей и пациентов, их детей и супругов, ученых, которые ее изучали и с ней работали, иностранных знаменитостей, которые ее чествовали и награждали.
Она провела со мной первый сеанс, после чего я ездила к ней практически каждый день, иной раз сбегая после вечернего обхода из специализированной на иммунных процессах больницы, куда меня снова уложили, иной раз засиживаясь до глубокой ночи среди ее друзей, потому что она меня не отпускала.
Там, в особняке на Старом Арбате, много лет собиралась московская творческая элита, жаждущая в приятной компании подзарядиться энергией чудо-целительницы – актеры, певцы, поэты, композиторы. Кого только я у Джуны не повидала! Аркадия Райкина и Роберта Рождественского, Андрея Тарковского и Илью Глазунова, Андрея Вознесенского и Андрея Дементьева, иностранных дипломатов, приводивших к ней своих детей...
Биографию Джуны знает, наверное, каждый, кто так или иначе интересовался «первым официальным экстрасенсом советской страны», хотя в ней много путаницы и несоответствий, вносимых самой целительницей. Мне она известна без прикрас, рассказанная Джуной еще до того, как она начала вностить в нее «творческие коррективы».
Родилась эта уникальная женщина на Кубани, в маленькой деревушке Урмия Краснодарского края. Ее имя Евгения Ювашевна Сардис. В семье была седьмым ребенком, при неродной матери. Жили бедно, с 13 лет она работала в колхозе. Совсем молоденькой девушкой, оставив село, ушла в Тбилиси. Ей негде было жить и ее приютила дворничиха-курдианка. Несколько месяцев Джуна провела в ее семье. Свободной постели не было и она спала... на столе. Найдя работу то ли официантки, то ли бармена, начала жить самостоятельно. Потом окончила курсы массажистов и работала в больнице, где и были впервые замечены ее экстрасенсорные способности.
Она начала заниматься целительством, быстро обретая популярность. К ней уже обращались за помощью представители тбилисской элиты. О ней узнали партийные власти республики. Джуна вышла замуж за сотрудника администрации главы Грузии Шеварнадзе – за Виктора Давиташвили, чью фамилию потом всю жизнь носила. У нее был ребенок, кажется, девочка, не прожившая и года. Сын Вахо, которого Джуна обожала и который был ее единственной по-настоящему сильной привязанностью, по крови ей не родной – приемный. Но она об этом предпочитала не говорить. Он был ЕЕ сыном.
У главы Госплана СССР и заместителя председателя правительства СССР, Николая Байбакова, пять лет болела жена и врачи не могли ее вылечить. Председатель Совета министров Грузии посоветовал ему испытать способности их местной кудесницы. Так в 1980-м Джуна вместе с сыном (муж остался в Тбилиси, а потом и вовсе исчез из ее судьбы) оказалась в Москве и сходу была взята в оборот союзной партийной верхушкой.
Сама она любила рассказывать, как ее привезли в столицу чуть ли ни под конвоем, не дав даже собраться. Ей дали временную квартиру на Соколе и няню для пятилетнего Вахо (чтоб не связывал целительнице руки). Оформили на работу.
Ей покровительствовали «сильные мира сего» (начиная с Байбакова, которого Джуна величала «отцом»), однако старались сами оставаться в тени и держать в тайне все, что было связано с именем «кремлевской целительницы». Джуна лечила многих членов правительства и политбюро. Вот только Брежнева, вопреки общепринятому мнению, не лечила никогда – кремлевские врачи ей генсека просто не доверили. Молва о ней росла и множилась, в основном – из уст в уста, вызывая живейший интерес, как положительный, так и отрицательный.
В ту пору в Союзе экстрасенсов официально не жаловали. Пресса пестрела издевательскими, разоблачающими «подвалами» в их адрес с обвинениями в шарлатанстве и мракобесии. Только Джуну – одну из всех – и не трогали. (Кашпировский и Чумак, допущенные на телеэкраны, появились позже.) Не исключаю защитного вмешательства цензуры, ведь она была для страны курочкой, несущей золотые яйца. А после того, как журналист Лев Колодный поместил в «Комсомолке» о ней большую хвалебную статью, Джуна стала знаменитостью в масштабах всей страны.
Ее популярность просочилась сквозь «железный занавес». К ней потянулись страждущие из-за рубежа – из Европы, с Американского континента, из Шри-Ланки... Проще сказать – отовсюду. Многие из них устремлялись в Союз специально из-за нее. Приезжали даже высокомерные шейхи со своим гаремом. К ней приводили слепых, глухонемых детей, детей с церебральным параличом, дебилов, косых, хромых, скрюченных. Вылечивала ли она их? Отвечу, как есть, – не знаю.
Джуна обычно проводила курс из десяти сеансов. Потом просила через месяц приехать на повторный курс. Потом еще раз. Она демонстрировала нам результаты своих трудов. Скажем, девочка из Югославии, которую родители привезли в Союз уже третий раз, была глухонемой. После сеансов Джуны у нее появился слух процентов на 7-10. Много это или мало? По крайней мере, обнадеживает и дает шанс бороться с недугом дальше.
Она была своего рода советской достопримечательностью, полузапретной к тому же. Чтобы попасть к ней, иностранцы проходили через специально организованные правительственные заслоны и там же выкладывали валюту за право получить курс лечения. А государство платило за них целительнице рублями, в несоизмеримо меньшем эквиваленте.
Так что от зарубежных пациентов ей перепадали разве что подарки. Но какие! Слиток золота, например, весом в 5 кг, от шейха Эмиратов; самородок рубина весом 3,5 кг; кольцо с бриллиантом в 15 карат, стоимостью $1,5 миллиона; сабли и мечи ручной работы, инкрустированные драгоценными камнями; старинные кресты и иконы. Есть в ее коллекции уникальный гребень, найденный при раскопках древнего египетского храма. Джуна очень его любила, утверждая, что он принадлежал самой Клеопатре. Так это или не так, специалисты считают, что на антикварном рынке гребень может стоить сотни миллионов долларов. Такие подарки просто так ведь не дарят. Значит, она помогала, значит, обращавшиеся к ней за помощью получали то, чего ждали.
Поскольку пациентами ее были высокопоставленные особы, и не только отечественные, в верхах было решено прояснить, действительно ли грузинская дива обладает особыми свойствами. Для изучения «феномена Джуны» Институту радиотехники и электроники (ИРЭ) АН СССР и его ведущим физикам – академику Ю.Гуляеву и докторам наук Э.Годику и В.Золину – было поручено открыть специализированную лабораторию, оснастив ее новейшей аппаратурой. А Джуну, как «основной объект» исследования, зачислили в штат в должности старшего научного сотрудника. То была первая и единственная в СССР государственная академическая лаборатория по исследованию «физических полей биологических объектов». Просуществовала она с 1981 по 1985 годы.
Институт радиотехники и электроники имени Котельникова изначально имел ярко выраженный военный крен. Он был создан по инициативе Берии и Маленкова с дальним прицелом на то, что следующая война будет «радиоэлектронной». И разработки там велись соответствующие.
Профессор Юрий Гуляев – серьезный физик очень широкого профиля, академик (ныне директор двух институтов РАН: ИРЭ и Нанотехнологий микроэлектроники –ИНМЭ, с рядом других, не менее впечатляющих должностей), мог бы и обидеться на то, что его и его сотрудников заставили заниматься «ерундой». Но не обиделся после того как государственные структуры, не задумываясь, выделили под эксперимент миллионы долларов.
«В итоге мы поняли, что "чудеса" этих феноменов – обычная физика. Ничего сверхъестественного у Джуны мы не нашли, – позднее сделал заключение Гуляев. – Хотя скрывать не буду, финансирование этих работ нам помогло продвинуться вперед весьма значительно. Мы создали комплекс приборов, которые по изменению биополей определяют целый ряд заболеваний, и что особенно важно — на ранней их стадии.»
Ну, тут, конечно, с академиком можно и поспорить. Не только финансирование сыграло роль, но и сама Джуна, весь метод лечения которой основан на взаимодействии биополей – ее и пациента.
«Разбираться в том, может ли человек летать на метле и тому подобном, ни мне, ни моему начальнику Юрию Гуляеву, как физикам, естественно, не хотелось, – рассказывал Эдуард Годик. – В существование неизвестных физике полей, которыми якобы "владели" экстрасенсы и целители, я не верил... Но, в связи с тем, что действие экстрасенсов связывали с некими биополями, мне пришло в голову визуализировать физические поля и излучения человека с помощью методов пассивного дистанционного зондирования, разработанных в нашем институте под руководством академика В.А.Котельникова. Куда только мы этими методами не смотрели – и в космос с Земли и из космоса на Землю – только до главного обьекта в этом мире, Человека, дело не доходило.»
На основе проведенных опытов Эдуард Годик, по его словам, «пришел к выводу, что за феноменом Джуны стоят не мистические "биополя", а уникальная способность организма замечать и реагировать на слабые, то есть ниже порога осознания, сигналы от внешней среды через органы чувств».
Джуна несколько раз брала меня с собой на эти эксперименты в Лабораторию, расположивщуюся в красивом особняке с атлантами и резными дубовыми дверями в самом центре Москвы (в Старосадском переулке, дом 8). Там я познакомилась с Юрием Гуляевым, Эдуардом Годиком и другими членами лаборатории и имела возможность понаблюдать, как именно они тестируют Джуну.
Ее помещали вместе с подопытным пациентом в изолированную и экранированную камеру. Джуна воздействовала на какую-нибудь определенную область пассами или наложением рук, а ученые, оставаясь снаружи, следили за тем, что происходит, через дисплей тепловизора (или термовизора). Область воздействия отражалась в инфракрасных лучах и изначально имела желто-зеленую цветовую гамму, но под воздействием Джуны обретала горячие оранжево-красные тона, которые долго потом сохранялись без изменений. Уж это я точно видела своими глазами.
Но главное, что, с легкой руки партийных лидеров страны и благодаря счастливой звезде Джуны, впервые в мировой практике было осуществлено исследование функционирования живого организма практически на уровне его эманаций. В программу включили следующие сферы его жизнедеятельности: инфракрасное тепловое излучение кожных покровов; радиотепловое и акустотепловое излучения (внутренние органы и мышцы); электрическое и магнитное поля (мозг, сердце, нервы, мышцы) и хемилюминесценцию (кислородный баланс).
С развалом СССР Годик эмигрировал в США, обосновался в Силиконовой долине, пытаясь заинтересовать американцев возможностями диагностических приборов, опробованных на Джуне. Там же в 2010 году он выпустил книгу: «Загадка экстрасенсов: что увидели физики», в которой есть такие строки: «Никто из постаревших физиков не жалеет сегодня, что без оглядки в молодости занимался тем, что многие на закате советской власти считали прихотью старцев Кремля, желавших омолодиться. Чем дальше уходит время, тем сильнее крепнет убеждение: годы работы в лаборатории были самыми счастливыми.»
По просьбе отечественных ученых, Джуна проводила самые разнообразные эксперименты на подопытных животных. В частности – на препарированных лягушках, поскольку лягушка, да еще и препарированная, не может подвергнуться ни само-, ни просто внушению. Под воздействием биополей Джуны лягушачье сердце начинало сокращаться быстрее. Более того, оно реагировало даже когда Джуна лечила в той же комнате лаборанта. (Выходит, не напрасно пациенты тянули к ней во время сеанса руки.)
- Мы искусственные тромбы делали, потом они рассасывались, – рассказывала Джуна. – Но с тромбами я только на животных работала. У Белкина Арона Исааковича со сперматозоидами работала, затем с препарированными лягушками, крысами и уже позже – с пациентами-сердечниками (документальные кассеты у меня собраны все абсолютно), а с Кузником Борисом Ильичом мы на крови in vitro – в пробирках – работали, и с Алексеевым тоже, в Первом медицинском, и с Петровским. В первые дни знакомства подрались, а потом большими друзьями стали и самые дерзкие научные эксперименты проводили.
Добавить комментарий