Был и еще один очень интересный эксперимент, осуществленный у нее дома, на котором, по желанию Джуны, я тоже присутствовала. (Возможно, она привлекала меня к ним как журналиста. Статью о ней в Союзе я так ни разу и не написала, а вот в свой роман «Ясновидящая» все эти опыты подробнейшим образом включила.)
На сей раз его проводила группа американских ученых из Сан-Франциско во главе с физиком-парапсихологом Расселом Таргом. И приехали они в Союз специально к Джуне.
Прием больных в тот день разумеется был отменен. Тесную гостиную Джуны заставили киноаппаратурой, включили юпитеры. Рассел, высокий, подтянутый, с шапкой густых кудрей, чувствовал себя непринужденно. Уютно, по-домашнему устроившись прямо на полу, у ног Джуны, он разом разрядил обстановку, сняв с нее напряжение.
Эксперимент на дальновидение, как его окрестили, заключался в следующем: американский экстрасенс, его звали Кейс Херрари, должен был в определенное время у себя, в Сан-Франциско, вытянуть один из шести закрытых конвертов с открыткой – видом какой-либо достопримечательности города, и отправиться к этому месту, чтобы обозревать его собственными глазами. А Джуна, сидя у себя дома, в Москве, должна была войти в телепатический контакт с Кейсом и попытаться увидеть то, на что смотрел он. Ей дали карандаш и лист бумаги, включили камеры и магнитофоны и попросили настроиться на незнакомого парня на другом конце земного шара, как бы слиться с ним воедино.Рассел Тарг много лет работал над некой гипотезой, которую он, в отличие от ясновидения, назвал Remote viewing (дистанционное видение). Он пытался найти подтверждение и дать научное обоснование тому, что отдельные люди обладают неким психическим зрением. Однако убедительно доказать свою гипотезу так и не смог, и в ученом мире его опыты и выводы позднее окрестили лженаучными. (А ведь «дальновидение», как и ясновидение, действительно существует. Только ухватить его экспериментальным путем крайне сложно.)
- Что, что ты видишь? – мягко, но настойчиво вопрошал Рассел. – Рисуй!
- Я вижу что-то круглое посреди небольшой площади. Там четыре выхода. – Джуна нарисовала кружок с четырьмя лучами. – А еще я вижу профиль. Вот такой раскрашенный глаз и торчащие ушки.
Увидела она и дома, объединенные галереями, и церковь вдали.
Объект, который обозревал в Сан-Франциско Кейс, был каруселью на пирсе у океана. На изображении карусели можно было различить морду деревянной лошадки в профиль с нарисованным глазом и с ушами. А вдали, на берегу, виднелись дома и церковь.
- Я увидела эти ушки и этот глаз! – торжествующе вскричала Джуна, когда ей показали открытку.
По поводу «состоявшегося телепатического моста между Сан-Франциско и Москвой», как объявил Тарг, устроили конференцию. Джуна пришла на нее с целой свитой (и я в том числе). Друзья-киношники принесли с собой всю возможную аппаратуру, чтобы запечатлеть триумф Джуны. Она была такая счастливая, такая вся сияющая, как маленькая девочка на собственном дне рождения. Выступавшие ученые, вопреки ее ожиданиям, говорили буднично и нудно, о Джуне упоминали, как о неодушевленном объекте эксперимента... Они плохо знали Джуну с ее взрывным характером.
Порывисто вскочив, она громогласно выругалась и, как мачеха Золушки на балу, скомандовала своей свите:
- За мной!
Свита покорно покинула зал, таща за собой не пригодившуюся аппаратуру.
Мы продолжали видеться с Джуной почти каждый день. Это было как наркотик. Пару раз, засидевшись допоздна, я оставалась у нее ночевать. Мы с ней очень сдружились. Она считала, что мы понимаем друг друга без слов, потому как «обе мы – фантомы». Если в ее честь накрывали стол в ресторане, она настаивала, чтобы я пошла с ней.
Джуна любила веселье, любила танцевать и петь, только ей это не часто удавалось. Как-то раз она сама подняла всех нас и повезла в ресторан «Русь» на берегу Москвы-реки, заранее заказав стол человек на 20. Надо было видеть триумфальное шествие Джуны по ресторану! Швейцары, гардеробщики, официанты и метрдотель –все с восторгом и умилением приветствовали ее. Джуна пила, с удовольствием принимала хвалебные тосты, танцевала. На ней в тот вечер были черные брюки, полосатая матросская тельняшка и черная лента на лбу. Оркестранты, с которыми она явно была на короткой ноге, изменив свой репертуар, весь вечер играли и пели только ее песни или песни о ней.
Однажды я взяла ее к московским родственникам мужа, и мы там после застолья устроили сеанс спиритизма. Джуна, естественно, была медиумом, и блюдечко в наших руках бегало, как живое. Можно было бы предположить, что она «химичит», толкает блюдце. Но у меня лично всякие подозрения отпали, когда я вызвала дух своего отца и он, обращаясь ко мне, называл меня так, как когда-то в детстве, о чем никто из присутствующих знать не мог.
Чем притягивала к себе Джуна? Только ли как экстрасенс? Думаю, спектр ее влияния был значительно шире. Она умела себя подать, сочетая в себе свойскость с закрытостью, радушие со своенравием, силу со слабостью, загадочность с непредсказуемостью. Умела быть центром внимания и хозяином положения в любой ситуации. Внезапные выбросы ее взрывного и агрессивного нрава вплоть до отборной брани и рукоприкладства, удивительным образом сочетались с женственностью и беззащитностью. Она умела слушать чужие советы и извлекать из них пользу. Однажды попавший в ее орбиту очень быстро становился ее преданным другом (при условии, что он был ей интересен), благодаря чему квартира «кремлевской целительницы» превратилась в притягательный «Салон Джуны», куда стремились попасть многие. Она в нем была центральным, единственным светилом, вокруг которого вращались все остальные, с разной степенью зависимости и приближенности.
У Джуны лечились, наверное, все, кто был в состоянии пробиться к ней и заплатить за лечение. Кстати пробиться было совсем не сложно – она никому не отказывала, а размер гонорара, насколько я знаю, не оговаривала – каждый решал эту дилемму для себя сам, согласно объему своего кошелька и души. Один платил рублями, другой – дорогими украшениями, туалетами, электронной техникой, старинными иконами, картинами... Да чем угодно. Сначала ими забились до отказа стены, шкафы, полки и гардеробная в ее квартире. Потом подношения уже даже не распаковывались, а складывались под стенами кабинета, постепенно превращаясь в завалы.
Джуна ничего не просила, но и ни от чего не отказывалась. Она обожала наряжаться, причем экстравагантно, так, чтобы быть единственной в своем роде. Обожала украшения, которыми щедро декорировала себя под образ древней ассирийки. Ведь она должна была быть в центре внимания. Это как театр одного актера. В присутствии Джуны можно было говорить только о Джуне. И сама она говорила только о себе и своих достижениях.
Режим у Джуны был весьма своеобразный. Где-то с часу или двух начинался прием больных и продолжался часов до 8 вечера, после чего в доме оставались или шли на огонек только ее «приближенные». Засиживались до 2-3 ночи ежедневно. По-восточному хлебосольная и гостеприимная, Джуна не скупилась на угощение. На кухне чуть ли не круглосуточно дежурил кто-нибудь из ее родственников с Кубани. Они все время что-то готовили, разносили чай для тех, кто в гостиной. Для «своих» тарелка обеда всегда была обеспечена. Иные, очень напоминавшие прихлебателей, являлись к ней ежедневно и, не дожидаясь приглашения, прямиком направлялись на кухню. А там, глядишь, и Джуна, сделав перерыв, на минуточку присядет выпить чаю, перекинуться с друзьями словечком под сокрушенные причитания родственниц, что у Джуны нет времени даже перекусить, что бедняжка совсем отощала.
Ночами, общаясь с друзьями и не прерывая светской беседы, она как бы между прочим подсаживалась то к одному, то к другому и клала руку на беспокоившее человека место – то был уже дружеский сеанс лечения, как знак особого расположения. Была среди завсегдатаев «Салона Джуны» и особая категория людей, тех, что нужны были ей – врачи, журналисты, литераторы, музыканты, поэты. Одни просвящали ее, другие прославляли, третьи помогали ей реализовывать тщеславные замыслы.
Эти люди напоминали мне мотыльков, вьющихся в ночи у фонаря, чтобы быть увиденными в лучах его света. Она смотрелась в них, как в зеркало. Они пели ей дифирамбы. Они учили ее что и кому надо сказать, на какую педаль нажать, чтобы добиться желаемого. Благодаря врачам Джуна осваивала медицинскую терминологию и на конференциях потом лихо «шпарила»: «Я воздействую на микроуровне – на межклеточные мембраны». Журналисты помещали о ней хвалебные «подвалы». Литераторы редактировали и издавали ее стихи. Художники «ставили ей руку» (и не только...), когда она вдруг увлеклась живописью. А коллеги-экстрасенсы обучались у нее «гимнастике рук», чтобы потом ее же, иссякшую, подзаряжать космической энергией. То была уже целая «Корпорация Джуна».
Иногда ее квартирка походила на Смольный. Дверь открывалась и закрывалась ежеминутно. Один, деловито влетая, рассказывал ей об очередной разоблачительной статье в адрес экстрасенсов. Другой с порога возмущенно докладывал, что против нее выступила группа врачей. Третий обсуждал неблагодарных ученых, которые после длительного эксперимента не вознесли Джуну до небес и слишком бледно выступили в прессе. Потом все сообща приступали к разработке планов и стратегии действий.
Обычно Джуна внимала своим консультантам с доверчивостью школьницы. Но случалось, осерчав, разражалась вдруг непотребной бранью. Ругаться она умела мастерски, на все буквы алфавита, сопровождая брань не менее неприличными жестами. Но при этом ругаться имела право только она, и никто больше. Разрядившись подобным образом, она успокаивалась, голос ее снова журчал тихо и мягко. Она жаловалась на судьбу, на жизнь, на усталость, становясь беспомощной и беззащитной, как ребенок. Все хором бросались ее утешать.
Как-то раз я застала Джуну в ванне – при том же скоплении людей. Причем дверь в ванную комнату оставалась незапертой, войти мог каждый – как в Древнем Риме – и побеседовать с ней «за жизнь», пока она купается.
Спать Джуна ложилась под утро. Спала до часу-двух и, едва протерев глаза, приступала к работе, потому что на лестничной площадке пациенты с утра ожидали ее пробуждения.
Сыну Джуны досталась не лучшая доля. У нее на него просто физически не было времени. Трудно жить, когда в доме проходной двор и когда матери некогда даже словом с тобой перемолвиться, не то что воспитывать. Для общения с ребенком Джуна держала платного гувернера. Потом появились в доме и телохранители. До этого их роль выполняли брат и друзья. Ей, одинокой женщине, в квартире, где не закрываются двери ни днем, ни ночью, где все ломится от ценных подношений, без охраны, конечно же, было не обойтись.
Когда Вахо подрос и вышел из-под опеки, он оказался предоставленным самому себе, что в подростково-юношеском возрасте далеко не безопасно, более того – чревато... По официальной версии он погиб в автокатастрофе, будучи за рулем. По неофициальной – из-за пьяной драки в сауне, о чем Джуна сама в пылу гнева проговорилась (на своем последнем телешоу у Малахова). Правда представила это, как заказное убийство, целью которого было деморализовать ее.
Кстати, любопытная деталь: Джуна по паспорту Евгения. Полное имя сына Вахтанг. Квартиру им дали в переулке Евгения Вахтангова, соединяющем Старый Арбат с Новым. Как говорится, нарочно не придумаешь. Конечно, она восприняла это, как знамение свыше, и бурно возмущалась, когда переулок переименовали в Большой Николопесковский, считая, что это негативно скажется на благополучии ее маленькой семьи.
У Джуны было все и в неограниченном количестве – деньги, слава, всемирная известность, доступ в самые высокие инстанции. Нарядов и украшений хватило бы ни на один десяток женщин, друзей и почитателей у нее было больше, чем у любой кинозвезды. Не было только ни единой свободной минуты, принадлежащей лично ей, и не было у Джуны личной жизни. В общем-то в этом калейдоскопе врашающихся вокруг нее людей она была удивительно одинока.
В известном смысле Джуна сама себя сделала – легендами о своих невероятных свойствах и чудесных кармических перевоплощениях, выдуманной родословной (вплоть до провозглашения себя царицей ассирийской, а сына, соответственно – царевичем), приписыванием себе несуществующих дипломов и т.п. Она сократила во всех документах свой возраст лет на 15-20, умело скрывала даже очень важные моменты своей жизни и добавляла красок в свою бурную и без того богатую событиями биографию...
Я многое знаю из того, чего почти не знает никто, потому что Джуна, проникнувшись ко мне любовью и доверием, была со мной откровенна – и о сыне Вахо, и почему она оставалась одна, без любимого мужчины, и о том, как она сочиняла стихи и писала свои картины. Но не уверена, что имею право разглашать ее тайны, которые она пожелала унести с собой в могилу.
«Феномен Джуны». Это словосочетание стало расхожим, стало ее вторым именем. Под феноменом подразумевались, конечно же, ее уникальные способности. А я хотела бы употребить ту же фразу в ином контексте: В чем он, феномен Джуны? Почему именно о ней столько говорили и писали? Причем не в одной стране – во всем мире! Почему она стала советским экстрасенсом номер один?
Я знаю многих, обладающих экстраординарными свойствами – эзотериков, парапсихологов, телепатов, ясновидящих, экстрасенсов. Нинель Кулагина двигала взглядом (психической энергией) предметы на столе. Москвичка Ольга Берлин видела человека насквозь, просвечивая его, как рентгеновским лучом, безошибочно определяла состав крови. Валерий Авдеев демонстрировал эффект телекинеза, вращал магнитную стрелку, не касаясь ее, ходил по раскаленным углям. Альберт Игнатенко разгоняет тучи, вызывает дождь и делает на сцене такие чудеса – подлинные – что ему и Дэвид Копперфильд позавидовал бы. Анатолий Кашпировский силой гипноза обезболивает оперируемого больного, подчиняет людей своей воле. И так далее. Джуна ничего этого делать не могла. Ее талант был узко направлен на лечение, что, кстати сказать, совсем не мало.
Академик Ю.Гуляев, до экспериментов с Кулагиной и Джуной в существование биополей вообще не веривший, делает скоропалительный вывод с позиции физики, что «феномен Джуны» заключается в воздействии тепловым излучением рук, причем не на больной орган человека, а на его проекцию на коже – на, так называемые, зоны Захарьина-Геда. Осмелюсь утверждать, что он заблуждается. Далеко не все тут так примитивно просто.
В качестве откровения признаюсь, что сама я с юных лет периодически помогаю членам своей семьи и друзьям экстрасенсорным путем (в несерьезных случаях). Я могу определить повышенное артериальное давление и нормализовать его, заживить рану, в том числе ожоговую и с воспалением. Могу купировать астматический приступ, ну и т.д. Так что знаю не понаслышке, что в процессе такого лечения руки целителя – всего лишь чуткий инструмент, а работа осуществляется головой (может даже на подсознательном уровне), сложная работа, многогранная. Сначала нужно определить очаг недуга, понять его природу – «холодный» он или «горячий» и как на него воздействовать. А дальше – в одних случаях руки собирают и устраняют болевой или воспалительный синдром, снимают жар в очаге, в других – насыщают больной орган свежей живительной энергией, давая посыл на восстановление.
Поскольку «лечила» я только близких, мне ни к чему окутывать свои скромные возможности мистическим, надуманным ореолом. Просто хочу сказать, что упрощать возможности Джуны, всю жизнь посвятившую лечению людей, а следовательно, развившую свои природные данные до максимума, значит недооценивать ее и не понимать сущности ее дара. Другое дело, что она – не Бог, и ее возможности имели пределы. Кому-то она помогала, а кому-то и нет.
Мне, например, увы, не помогла. Я общалась с ней несколько лет, и каждый раз при встрече она проводила со мной сеанс, а в итоге я так и не избежала операции, в результате которой чудом не осталась на столе. Н. Байбаков, инициатор ее переброски в Москву в надежде, что она поможет его больной жене, в своих мемуарах («Сорок лет в правительстве») записал, что после первых сеансов его жена стала чувствовать себя лучше, но «полностью вылечить ее так и не удалось». Аркадий Райкин, безоглядно веривший в Джуну (она даже квартиру получила благодаря его хлопотам в верхах), скончался через несколько лет после того, как она ему «вылечила сердце», от последствий ревмокардита. Лечившийся у Джуны Роберт Рождественский умер в 62 года от инфаркта. Другой ее пациент и друг, Андрей Тарковский, умер в 54 года от рака. Увы, таковы факты.
Но были люди, в том числе иностранцы, которые, на моих глазах, целовали ей руки, получив чудесное исцеление. Нет, Джуна, конечно же, не была шарлатанкой. Но такая вот завидная ей выпала судьба, что из числа многих не менее сильных экстрасенсов выбор пал именно на нее, сделав ее этакой советской Вангой. Людское воображение домысливало то, чего у нее не было. А она им в этом активно помогала. Кто-то сказал: она миф, которому дали зеленый свет. Вполне возможно, что на фоне всеобщего ажиотажа вокруг себя Джуна и сама искренне верила в свою избранность и исключительность.
Да и как не поверить в прошлом простой деревенской девчонке, не имевшей образования, когда ради тебя открывают в столице лабораторию, закупают современнейшую аппаратуру за рубежом на миллионы долларов, дают квартиру в центре Москвы и оплачиваемую высокую должность, когда у твоего порога стоят черные «Чайки» или «Зилы», доставляющие тебя к членам правительства, когда к тебе устремляются люди из-за рубежа, готовые расплачиваться валютой и поистине царскими подарками, когда сливки московского общества почитают за счастье быть принятыми тобой, когда тебя коронуют и надевают мантии в разных странах мира, наделяя всевозможными званиями и титулами, орденами и медалями (их свыше 30).
Да от такого у кого угодно «крышу снесет». Так что заклиненность Джуны на собственной персоне вполне понятна и объяснима. При любом интервью она стремилась рассказать слушателям, где и как ее чествовали, как награждали, как ей целовал руку сам Папа Римский, Иоанн Павел II, а патриарх всея Руси Алексий Второй лично поздравлял с днем ангела. В постсоветский период она беспрепятственно путешествовала по всему миру, принимая приглашения на самом высоком уровне. «Представители ООН ко мне прямо домой приехали, а когда я в Америку для проведения научных экспериментов прилетела, мне звание "Женщина мира" дали, ооновский паспорт я получила и в Белом доме была.»
Нет, Джуна – однозначно явление, которое стоило бы изучить в разных аспектах, потому что она была одна такая. Она несла на своих хрупких плечах бремя обрушившейся на нее славы. А потом и бремя страшной беды (трагическую гибель 26-летнего сына в 2001 году), после которой стала затворницей и коротала свой век практически всеми забытая, блуждая в одиночестве по своему четырехэтажному дому. Судя по последнему телешоу с нею (у Малахова), бедная женщина не выдержала такой ноши. Сломалась. И это вполне закономерно.
Год назад Евгении Давиташвили не стало, а пересуды вокруг ее имени продолжаются, особенно вокруг ее наследства, неизвестно кому принадлежащего. Ведь по-настоящему близких людей у нее и не было. Сын, на которого она возлагала большие надежды, ушел из жизни раньше нее, а с родственниками с Кубани она рассорилась, обнаружив у себя в доме кражи.
Есть еще и «Академия Джуны» («Международная академия альтернативных наук»), ею созданная и ею возглавлявшаяся, в которой уже начались свои спекуляции. Так что пресса по-прежнему не оставляет «целительницу номер один» без внимания.
Добавить комментарий