Фильм режиссера Александра Сокурова “Солнце” был представлен в конкурсе Берлинского фестиваля и остался без наград. Но этому блистательному фильму — продолжению задуманного Сокуровым цикла о власти — по росту знаменитый афоризм Фаины Раневской: он сам вправе выбирать, кому нравиться. Главный герой “Солнца” — император Хирохито, который подписал акт о капитуляции Японии во Второй мировой войне и тем самым сберег миллионы жизней соотечественников. Но этим не ограничился. Хирохито совершил невозможное: отказался от своего божественного происхождения.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА “ВЛАСТНОЙ” КНИГИ
 |
|
|
|---|
— “Здание” художественного цикла о власти, в который уже вошли “Молох”, “Телец” и “Солнце”, вы спроектировали сразу или каждый следующий “этаж” обдумываете после того, как построили предыдущий?
— Конечно же, три эти персонажа сразу встали в единый ряд. Правда, не в той последовательности, в какой это потом мне удалось осуществить. Сначала должен идти “Телец”, потом — “Молох”, потом — “Солнце”. Я воспитан литературой, и мне ближе образ не здания, а книги. Так что это, скорее, главы единой книги.
— В “Солнце” имя Хирохито не звучит ни разу. Так же вы в свое время поступили с Гитлером в “Молохе” и Лениным в “Тельце”. Это принципиально?
— Да. Мы как бы превращаем имена этих людей из собственных в нарицательные. Главный герой “Солнца” — император, и все.
— Когда вы впервые заинтересовались этой персоной?
— Возможно, еще когда учился на историческом факультете Горьковского университета. Потом, работая в токийском телевизионном архиве, я поразился тому, как много общего у японской и советской хроники тридцатых-сороковых годов. В поведении людей, в их отношениях с властью. Вообще, для меня Япония — это никакая не азиатская страна, это восточная Великобритания. Оказавшись там впервые, я не увидел, к своей радости, никакой экзотики. Я увидел очень усталых людей — везде. Народ надорвался, штурмуя преграды, преодолевая послевоенные трудности. Ведь то, что случилось в сорок пятом году, было не просто поражением в войне, а сотрясением основ жизни. Хирохито имел к этой коллизии самое непосредственное отношение.
— Японцы не сделали о нем ни одного фильма?
— В игровом кино — нет. Он есть только в хронике. Для Японии в принципе традиция — делать императора фигурой умолчания.
— Как давно ваш интерес к Хирохито воплотился в желание сделать фильм о нем?
— К “Солнцу” мы готовились семь лет, не меньше. Каждый год — рабочие поездки в Японию, встречи с людьми: с теми, кто знал Хирохито, кто его обслуживал, с его близкими. Конечно, консультации с историками — русскими, японскими, американскими. Собирать материал было трудно. Японское общество в своем отношении к Хирохито не определилось. В глазах многих он преступник высшего разряда, один из тех, кто развязал Вторую мировую войну. Но есть люди крайне правых настроений — те готовы даже совершить покушение на человека, если он осмелится критиковать императора или его семью. Могут даже попытаться убить — такие случаи были.
— Решение о капитуляции и отказ от божественного происхождения стало его личным покаянием?
— Мы даже не можем представить себе, что это такое. Не в состоянии вообразить, какую колоссальную работу провел внутри себя этот человек, чтобы понять, что никакая политическая цель не может быть важнее, чем жизнь народа, жизнь людей. Никакие самурайские амбиции, которые владели тогда многими военными, да и гражданскими, не сказались на решении императора, которое он принял сознательно и очень мужественно. Человеческая жизнь — самая большая ценность. Политика ничто в сравнении с жизнью человека. Это должно быть нормой. Но не норма это, к сожалению, не норма. Вот про ценность человеческой жизни, про величие доброй силы ума мы хотели сделать картину. Потому что доброй силы ума не хватает не только в нашей частной, каждодневной жизни — ее не хватает в жизни, которую мы называем общенациональной.
ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАН
— Поначалу вы предполагали вновь занять в главной роли Леонида Мозгового?
— Да, несколько лет назад мы сделали ему пробы. Сходство вышло стопроцентное. Я возил эти пробы тогда в Японию, не называя имени актера, и никто не определил, что это не японец. Правда, говорили другое: что для Хирохито он немного простоват, что ли. Не заметно следов необходимого вырождения, нет какой-то важной малости. Я и тогда сомневался, а сейчас Леонид Павлович стал старше, снимать его было уже невозможно. И я решил, что актерский состав должен быть целиком японским. Пусть они вместе со мной пройдут этот путь, разделят ответственность, отдадут нашему фильму часть своей жизни. Моя установка была такой: только актеры высшего класса, только театральные и только те, кто имеет опыт работы и с японской, и с европейской драматургией. В результате императора сыграл Иссэй Агато, актер грандиозного масштаба.
— Портретное сходство велико?
— Очень. Хотя это не было самоцелью.
— Вы чувствовали, что рискуете, приглашая в свой фильм актеров совершенно другой театральной школы?
— Работа с ними была для меня счастьем. Я никогда не работал в атмосфере такой дисциплины, такой привычки к сосредоточенному труду, такого удивительно тонкого понимания режиссера. Подготовились все идеально: каждый знал не только биографию своего героя, но и черты характера, повадки. Я очарован их тонкостью, их способностью к полутонам. Поработав с ними, яснее видишь все изъяны европейской школы. Острее замечаешь, насколько лживы те же французы в проживании на экране пауз, например. Насколько все это формально, искусственно, выдуманно.
Впервые в жизни мне захотелось сделать драматический спектакль. Раньше я думал о музыкальном спектакле, об опере, а тут меня увлекла идея драмы — с этими актерами.
ТОЧНОСТЬ — ВЕЖЛИВОСТЬ ИМПЕРАТОРОВ
— Где вы снимали?
— В Петербурге и окрестностях. По сути, мы перенесли сюда другую жизнь. Для эпизода на натуре привезли и подсадили специальные деревья из питомников. Делали необходимые достройки. Пользовались интерьерами, исторически совпадающими с теми, где происходит действие. Нам очень помог Зоологический музей, они отнеслись к нам с большим пониманием.
— Тем не менее, вам, помимо интерьеров, необходим был подробный вещный мир. На японцев вам, наверное, рассчитывать не приходилось: про них известно, что они стариной не дорожат. Это так?
— Да. Я ездил по Японии, и мне говорили: “Посмотрите, этому храму 1200 лет. А я своими глазами вижу новодел. Пытаюсь аккуратно уточнить, действительно ли это такая древняя постройка. “Да, — отвечают, — на этом месте 1200 лет назад был построен храм. Через каждые 70-80 лет его сносят и строят заново”. Если вы будете в японских музеях, обратите внимание, что там мало экспонатов. Предметы материальной культуры сохранились, конечно, но той полноты коллекций, какой обладает Европа, там нет.
— Как же вы решали вопрос с обустройством, скажем, императорского бункера?
— Бункер мы построили на “Ленфильме” — по фотоматериалам, кинохронике, воспоминаниям. Настоящий бункер под императорским дворцом в Токио, кстати, сохранился, но он завален, там со времен войны никого не было. Мебель там обшивали специальной тканью, чтобы хоть как-то спастись от дикой влажности: во время заседаний было тяжело дышать, а все в мундирах, в официальных костюмах. Мы видели ткань на фотографиях, но они черно-белые. Наша задача была восстановить по черно-белому рисунку цвет. Блестящий художник Елена Жукова провела исследовательскую работу и выяснила смысловые связи между рисунком и цветом. Я уже не говорю о костюмах. Когда Лидия Крюкова, художник по костюмам, привезла в Токио образцы, японцы ахнули. Многое для них, специалистов, было новостью. Они допускали ошибки — у нас все точнее. Японские актеры по приезде в Петербург тоже с большим почтением отнеслись к тому, что сделано съемочной группой за полгода. Они облачались в костюмы, где все до последней полосочки, до последнего шва — истинно, безусловно, и это сообщало им дополнительную энергию правды. Вообще же работа на студии началась с того, что я взял из бюджета фильма деньги и отремонтировал туалеты около того студийного павильона, где мы снимали. Привели в порядок гримерную и костюмерную. Мне было просто стыдно, особенно перед японцами. Они чрезвычайно аккуратны. В конце концов, среди них те, кто играет у нас императора и императрицу.
“ВЛАСТЬ” И ДЕНЬГИ
— Почему вы отказались от съемок в самой Японии?
— По двум причинам. Съемочный период был очень напряженным, а японская экспедиция потребовала бы остановиться на неделю — ради того, чтобы снять два эпизода, не самых значимых. Кроме того, она ударила бы по бюджету. Мы начали работу накануне президентских выборов — не самое удачное в производственном смысле время. Потом началась реорганизация правительства. В результате с ноября по август мы не могли получить ни копейки государственных средств. А ведь Россия объявила себя главным производителем “Солнца”. Был даже такой момент, когда продюсер Андрей Сигле вынул из кармана личные деньги и вложил их в съемки — иначе мы бы просто встали.
— В производстве “Солнца” участвовали, помимо русских продюсеров, итальянцы и французы. Все обошлось в два миллиона долларов — не так уж много для исторического фильма, в подробностях воссоздающего чужую нам жизнь полувековой давности. Можете ли вы рассчитывать на то, что на ваш следующий замысел найдутся частные российские деньги?
— С русским бизнесом, русскими деловыми людьми ситуация в этом смысле печальная. Как только они слышат о чем-то серьезном, тут же разбегаются в стороны, как тараканы, которых посыпали отравой. Природа большинства новых капиталов нечистая, представления этих людей о жизни и мире катастрофически узкие. Они не уверены в будущем, не верят в свою страну, в ее людей. Бизнес нелегальный, деньги грязные. И даже в культуру, чтоб хоть как-то перед Богом оправдаться, они не будут вкладывать, потому что и в Него они не верят тоже.
— Предположим, вам предлагают деньги на фильм, а вы совершенно точно знаете, что происхождение их темное. Возьмете или воздержитесь?
— Очень трудный вопрос. Я много об этом думал, и простого ответа у меня нет. Если такое финансовое предложение будет связано с сокровенным моментом покаяния дающего деньги человека — может быть. Но у меня были случаи — я отказывался. Потом мог жалеть, но никогда не ругал себя за это.
— А петербургские банки — неужели ни для одного из них ваше мировое имя недостаточная гарантия точного вложения средств?
— Ну, а что банки? Уверяю вас, большинство работающих там людей знать не знают, что есть такой режиссер Сокуров. Они смотрят другие фильмы — на кассетах, купленных секретаршами в соседнем ларьке. Или еще что похуже. Они не ходят в театр, не ходят в филармонию. Пойдут, если там в этот вечер президент или губернатор. Чтобы поприсутствовать рядом, побыть в тени.
— Подхватив “литературный” мотив, который возник в самом начале разговора, хочу спросить вас: какие чувства вы испытываете, зная, что российских посетителей вашей авторской “библиотеки” не слишком много?
— Со временем мое отношение к этому менялось. Когда-то меня очень беспокоило, что у моих фильмов мало зрителей. Сегодня — нет. Настоящее искусство предполагает избирательность и узкий круг. Массовый спрос на какое-нибудь произведение означает для меня только одно: в этом произведении есть серьезные художественные проблемы, изъяны. И еще я знаю, что люди, которые по-настоящему встретились с моими фильмами, никогда уже кресел не покинут. Останутся. Этих людей не будет ни слишком много, ни слишком мало. И для меня честь делать для них картины. Большая честь.
Добавить комментарий