Андрей Дмитриевич Сахаров родился в Москве 21 мая 1921 года. В роду Сахаровых – несколько поколений сельских священников. Его прадед Николай Иванович Сахаров в течении 20 лет служил протоиереем в селе Выездное (теперь район Арзамаса), а потом почти 40 лет в Нижнем Новгороде (бывший Горький, где был заточён в течении 6 лет герой нашего повествования).
Дед Сахарова, известный московский юрист Иван Николаевич Сахаров, был до революции редактором сборника «Против смертной казни». И, наконец, отец Дмитрий Иванович Сахаров уже в советское время долгие годы проработал профессором физики Второго Московского Государственного Университета, переименованного в педагогический: МГПИ имени В.И. Ленина.
Физический факультет располагался вблизи Новодевичьего кладбища, в дореволюционном особняке. Многие годы связывали меня с институтом: кандидатская диссертация, главным оппонентом которой был профессор кафедры теоретической физики этого института Борис Михайлович Яворский, затем докторантура, многочисленные защиты диссертаций, где я выступал в качестве оппонента, совместные с работниками института статьи и книги, и, наконец, работа в качестве профессора МГПИ.
Мне посчастливилось сотрудничать с двумя из трёх корифеев института: заведующим кафедрой теоретической физики, бессменным главным редактором знаменитого журнала «Успехи Физических Наук» Эдуардом Владимировичем Шпольским и заведующим кафедрой методики преподавания физики Александром Васильевичем Пёрышкиным. Третьим был Дмитрий Иванович Сахаров. Его портрет, написанный маслом, висел в коридоре второго этажа. Он был хорошо известен как автор написанного ещё в дореволюционную эпоху сборника задач по общей физике, который был заново отредактирован и дополнен сыном- академиком. На протяжении многих лет этот задачник служил (и служит? ) пособием для студентов- будущих преподавателей физики.
В стенах этого заведения можно сказать прошло детство будущего академика. Он с энтузиазмом целыми часами возился с оборудованием, проводил свои первые опыты в довольно хорошо оснащённых лабораториях. В школу Андрей Сахаров пошёл сразу в 7 класс. До этого он получил домашнее образование, сдавая экзамены экстерном в конце каждого года..
Своё высшее образование он начинал на физическом факультете МГУ, но его не закончил из-за начала Отечественной войны. 26 октября 1941года Андрей Сахаров вместе со студентами, аспирантами и преподавателями МГУ был эвакуирован в Ашхабад - тогда столицу Туркменской ССР.
Иосиф Самуилович Шкловский, известный астрофизик, член-корреспондент АН СССР и член многих иностранных академий, работавший в группе Зельдовича во время войны, а затем в Институте космических исследований, рисует нам портрет юного Сахарова, вспоминая о первой встрече с ним в вагоне, везущим студентов в эвакуацию: «... Налево от меня на нарах лежал двадцатилетний паренёк совершенно другого склада, почти не принимавший участия в наших бурсацких забавах. Он был довольно высокого роста и худ, с глубоко запавшими глазами, изрядно обросший и опустившийся (если говорить об одежде). Его почти не было слышно. Он старательно выполнял черновую, грязную работу, которой так много в эшелонной жизни...
Но вот однажды этот мальчишка обратился ко мне с просьбой, показавшейся совершенно дикой: «Нет ли у Вас чего-нибудь почитать по физике?» - спросил он почтительно «старшего товарища», т.е. меня. Первое желание было на БАМовском языке послать куда подальше этого маменькиного сынка с его нелепой просьбой. «Нашёл время, дурачок», - подумал я, но в последний момент меня осенила недобрая мысль. Я вспомнил, что на самом дне моего рюкзака лежала монография Гайтлера «Квантовая теория излучения».
Книга соблазняла возможностью сразу же погрузиться в глубины высокой теории и, тем самым, быть «на уровне». Увы, я очень быстро обломал себе зубы: дальше предисловия и самого начала первого параграфа я не пошел... Весёлую шутку я отчебучил, выдав мальчишке Гайтлера, думал я... На фоне диких песен и весёлых баек паренёк тихо лежал на нарах и что-то читал. И только подъезжая к Ашхабаду, я понял, что он читал моего Гайтлера. «Спасибо», - сказал он, возвращая мне эту книгу. «Ты что, прочитал её?»- неуверенно спросил я. «Да, а что?» Я, поражённый, молчал. «Это трудная книга, но очень глубокая и содержательная. Большое Вам спасибо», -закончил паренёк. Мне стало не по себе. Судите сами - я, аспирант, при всем желании не мог даже прочитать хотя бы первый параграф этого проклятого Гайтлера, а мальчишка, студент 3-го курса, не просто прочитал, а проработал (вспомнилось, что читая, он ещё что-то писал), да ещё в таких экстремальных условиях».
Шкловский продолжает: «В апреле 1943г. я вернулся из эвакуации в Москву. В конце 1944 г. вернулся из эвакуации мой шеф по аспирантуре. Встретились радостно. Пошли расспросы, большие и малые новости. Между прочим шеф сказал: «А у Игоря Евгеньевича (Тамма) появился совершенно необыкновенный аспирант. Таких раньше не было, даже Виталий Лазаревич (Гинзбург) ему в подмётки не годится!».
«Как же его фамилия?». И в то же мгновение я вспомнил: это мог быть только мой сосед по нарам в теплушке, который так удивил меня, проштудировав Гайтлера. «Это Андрей Сахаров!». Я не видел его после Ашхабада 24 года. В 1966г. меня выбрали (с пятой попытки) в член-коры АН СССР. На осеннем собрании Академии Яков Борисович Зельдович сказал мне: «Хочешь, я познакомлю тебя с Сахаровым?» Еле протиснувшись через густую толпу, Я.Б. представил меня Андрею. «А мы давно знакомы», - сказал тот. Я его узнал сразу - только глаза глубже запали. Странно, но лысина совершенно не портила его благородного облика. В конце мая 1971 г., в день 50-летия Андрея Дмитриевича, я подарил ему чудом уцелевший тот самый экземпляр книги Гайтлера».
Продолжу своё повествование. Диплом о высшем образовании Сахаров получил в Ашхабаде, проучившись там ещё один год, и завершил таким образом четырёхлетний сокращённый курс. В 1942 году после кратковременной работы на лесозаготовках, был направлен на работу в лабораторию военного завода в Ульяновске. Здесь он встретился с Клавдией Алексеевной Вихиревой, химиком по специальности.
Их совместная жизнь была необычайно счастливой, несмотря на все трудности и невзгоды, выпавшие на долю учёного. Ещё в Ульяновске у них родилась дочка Таня, в Москве в 1949 году родилась дочь Люба, а в 1957 году - сын Дмитрий. Семья жила в любви и дружбе. Для Сахарова была настоящей трагедией смерть супруги в 1969 году от рака.
В Ульяновске начинается его научная работа, близкая по тематике с теорией ядра. Свои неопубликованные статьи он пересылает академику Тамму с надеждой в будущем работать под руководством знаменитого физика. В 1945 году он возвращается в Москву и поступает в аспирантуру в Физический Институт Академии Наук СССР (ФИАН). Существует легенда, что путь Сахарова в науке предопределила случайная встреча Тамма с отцом Андрея Сахарова, который якобы сказал: «Игорь Евгеньевич, есть у меня сын Андрюша, он, конечно, не NN, но всё-таки поговорите с ним - вдруг из него выйдет толк».
Правда это или нет, но в конечном счёте Андрей Дмитриевич стал учеником Тамма. Весной 1947 года он подготовил кандидатскую диссертацию, но защиту отложили на несколько месяцев: Сахаров не смог сдать необходимый для соискателя учёной степени экзамен по марксистко-ленинской философии. В 1948 году в возрасте 27 лет он был включён в группу Курчатова. С 1950 года безвыездно работает в Сарове над созданием водородной бомбы. Следующие три года ознаменовались небывалым взлётом его карьеры. После успешного испытания первой водородной бомбы «Слойка» 12 августа 1953 года ему была присвоена учёная степень доктора наук, его избрали в Академию наук и он получил свою первую звезду Героя Социалистического Труда.
Наибольшим успехом Сахарова в военной тематике было создание и испытание Царь-бомбы в октябре 1961 года. Хотя инициатива создания её исходила от самих учёных, Сахаров во время посещения Хрущёвым Арзамаса-16 заметил руководителю страны, что баланс ядерного оружия между Западом и Востоком уже достигнут и вряд ли разумно строить ещё одну сверхбомбу, на что Хрущёв, загоревшийся идеей её создания, возмущённо ответил: «Существует только одна политика - политика силы. Я был бы таким же слюнтяем, как и Вы, академик Сахаров, если думал иначе».
Присутствующие на встрече решили, что карьера коллеги закончена, однако Хрущёв решил оставить Сахарова руководителем работы за его талант и компетентность. Но в сознании Сахарова созревал перелом. Через несколько десятилетий он так вспоминал о годах своей работы «на объекте»: «После рабочего дня я приходил в коттедж Игоря Евгеньевича (Тамма-Г.Г.), и мы вели разговоры по душам.... Я однажды признался ему, как мне тяжело, мучительно сознавать, каким ужасным всё-таки делом мы занимаемся. Он очень чутко воспринял мои слова, хотя они и были для него неожиданными. Ведь нас захватывало ощущение масштабности, грандиозности дела, которым мы занимались».
Коллега Сахарова по Отделению теоретической физики Борис Михайлович Болотовский вспоминает: «В конце 50-х годов я услышал, будто бы за две недели до каждого испытательного взрыва Сахаров запирается в своём кабинете и начинает вычислять, сколько калек и уродов появится на Земле в результате радиоактивного заражения атмосферы».
После успешного испытания Царь-бомбы в списке награждённых учёных фамилия Сахарова отсутствовала. Ему припомнили «смуту». Однако и на этот раз Хрущёв настоял на заслуженной правительственной награде и собственноручно прикрепил к пиджаку Сахарова третью золотую медаль Героя.
По-настоящему трения учёного с сильными мира сего начались значительно позже, в 1967 году, когда учёный выступил против гонки вооружений, в частности, против разработки средств защиты от баллистических ракет. Он написал конфеденциальное письмо руководству страны, в котором объяснил, что создание новых более мощных военных средств неизбежно приведёт к Третьей мировой войне. В этом же письме он просил разрешения выступить в прессе в открытой дискуссии. Брежнев проигнорировал это письмо и не позволил никаких публичных обсуждений.
В следующем 1968 году Сахаров закончил работу над своим политическим трактатом: «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуалной свободе», который начал распространяться в самиздате, а затем и в зарубежной прессе. Как следствие, он был отстранён от всех секретных работ и возвратился, по приглашению уже прикованного к постели Тамма, в свой родной ФИАН, где продолжал работать над фундаментальными вопросами теоретической физики.
В 1970 году Сахаров основал вместе с диссидентами Валерием Чалидзе и Андреем Твердохлебовым Комитет по правам человека, первую в Советском Союзе неправительственную организацию, боровшуюся с многочисленными нарушениями конституционных прав в СССР. Число людей, присоединившихся к Комитету, росло. Публичные акции на улицах, у зданий суда, милицейских участков, посольств зарубежных стран, привлекали внимание многих людей по всему миру. Комитет поддерживала Организация Объединённых Наций. Власти всеми средствами старались задушить это народное движение, первое за всю историю советского государства (не считая, конечно, гражданской войны).
Один из сотрудников теоретического отдела ФИАНа Владимир Иванович Ритус по этому поводу пишет о Сахарове: «Его выступления в защиту отдельных лиц ... должны были отнимать у него много времени, энергии и нервов... У него просто не было чувства страха: главное - достижение цели, об ущербе собственной персоне он не думал. Другой раз я спросил его, почему он защищает такое-то дело, казавшееся мне безнадёжным. «Если не я, то кто?» - спросил он. Да, у него были единомышленники, но только немногие из них сумели побороть в себе это чувство страха. Фактически он поступал так, как должен поступать нормальный человек, и своим примером учил нас этому».
Приведу ещё один эпизод, демонстрирующий его общественную позицию как учёного и гражданина. В далёком 1948 году в Москве прошла августовская сессия ВАСХНИЛ, на которой «разоблачили антинаучную суть буржуазной генетики» и клеймили позором учёных-генетиков во главе с Николаем Ивановичем Вавиловым- выдающимся биологом, родным братом президента АН СССР, физика Сергея Ивановича Вавилова. Возглавил эту позорную расправу академик Лысенко.
В это время Сахаров только включился в группу по разработке термоядерного оружия и был изолирован от внешнего мира своей сверхсекретной работой. Но пришли 60-годы, и Сахаров был одним из первых, кто дал честную и беспощадную оценку лысенковской «биологии». В 1964 году проводились выборы в Академии наук СССР. Лысенко выдвинул в академики своего ученика Н.И. Нуждина. На общем собрании Академии неожиданно для Лысенко разгорелся настоящий бой между сторонниками Лысенко и группой академиков, называвших «учение» Лысенко мракобесием, позорящим отечественную науку. Возглавили эту группу академики-физики.
Первым на собрании выступил представитель партийной группы членов Академии с предложением голосовать «за». Наступила очередь Сахарова. Приведу только заключительную часть из стенограммы его выступления: « ... Что касается меня, то я призываю всех присутствующих академиков проголосовать так, чтобы единственными бюллетенями, которые будут поданы «за», были бюллетени тех лиц, которые вместе с Нуждиным, вместе с Лысенко несут ответственность за те позорные, тяжёлые страницы в развитии советской науки, которые в настоящее время, к счастью,
Кончаются (аплодисменты)». Один из сотрудников ФИАНа Сергей Иванович Сыроватский присутствовал на этом собрании и подробно его описал. Он рассказывает,что Сахаров упомянул в своей речи о тысячах генетиков, которых после сессии ВАСХНИИЛ сняли с работы, о том, что многие из них подверглись преследованиям. А закончил Сахаров свою речь, по словам Сыроватского, так: «Пусть за Нуждина голосуют те, у кого руки обагрены кровью советской биологии». Этих слов в стенограмме нет. Возникает подозрение, что она смягчена и не приведены самые резкие высказывания Сахарова. Затем выступили Тамм и Зельдович, которые поддержали Сахарова.
Лысенко ждал своей очереди, и несколько раз, нервно потирая руки, произнёс: «уголовное дело!». Взойдя на трибуну, Лысенко назвал слова Сахарова клеветой. Председательствующий на собрании президент Академии наук СССР М.В. Келдыш отметил, что не разделяет точку зрения Сахарова и думает, что её не разделяет и президиум. Было видно, что Келдыш относился к Лысенко с опасением, а также, что Лысенко остался недоволен Келдышем. Однако при тайном голосовании Нуждин не прошёл. Результаты голосования: приняли участие 137 академиков; «за» было 23, остальные 114 – «против»! По общему мнению, речь Сахарова сыграла в этом решающую роль. Это было его первое гражданское выступление, которое можно расценивать как начало борьбы против попрания правды, чести и совести.
Партийная пресса ополчилась против Сахарова. Лысенко поддержал и Хрущёв. Но Сахаров продолжает борьбу с «сильными мира сего» и пишет письмо к руководителю страны, стараясь убедить его в своей правоте.
«Дорогой Никита Сергеевич!
Упоминание моей фамилии на пленуме ЦК КПСС дает мне смелость обратиться в Ваш адрес с некоторыми разъяснениями. В последнее время в мой адрес раздаются обвинения в клевете (со стороны «обиженного» Лысенко) и в некомпетентности...
...По поводу «клеветы». Я сказал только, что Лысенко несёт ответственность за самый мрачный и позорный период в истории советской науки (это лишь малая доля того, что я о нём думаю)... Но в целом путы лысенкоизма ещё на ногах нашей науки... Иоффе, Курчатов, Мандельштам, С.И. Вавилов взяли в своё время на свои плечи бремя ответственности за целые отрасли физики. В биологических науках одним из руководителей такого масштаба являлся великий учёный и патриот нашей Родины Н.И.Вавилов... Его гибель, гибель десятков других выдающихся учёных - несмываемое пятно на лысенкоизме...
К сожалению, в печати всё ещё встречает затруднения открытое обсуждение вопросов истории биологической науки в СССР. Даже многие руководящие партийные работники не знают этой истории. Но я убеждён , что общее оздоровление политической жизни в нашей стране означает неизбежный и скорый конец лысенкоизма.
30 июля 1964 г. А.Сахаров »
В 1972 году Сахаров женится второй раз на Елене Георгиевне Боннэр, активной участнице диссидентского движения в стране. Она - дочь видного работника Коминтерна Г.С. Алиханова, уничтоженного в 1937 году, перед войной училась на филологическом факультете в Ленинграде. С первых дней войны оказалась на фронте, была контужена, но после непродолжительного лечения снова пошла на фронт в санитарный батальон. После войны закончила мединститут и работала врачом-педиатром.
В 1975 году Сахарову присуждается Нобелевская Премия Мира.
«Брежневские тучи» сгущаются, руководство ФИАНА в лице его директора академика Николая Геннадиевича Басова, грозится уволить Сахарова с работы. Наконец, после интервью газете «New York Times», в котором он выразил протест против вступления СССР в войну с Афганистаном, а чуть позже и заявления о провокации КГБ в московском метро (старшее поколение читателей помнит взрыв в одном из вагонов, совершённый «армянским террористом, недовольным советской властью»), чаша терпения властей была переполнена и Сахаров 22 января 1980 года был арестован и сослан в «закрытый» город Горький (ныне Нижний Новгород), недоступный для зарубежных посетителей.
В первые недели после этого советские газеты среди прочей брани писали, что Сахаров деградировал как учёный. В связи с этим приведу анекдот-быль, быстро распространившийся в академических кругах. Я уже писал о том, как проходило специальноё заседание президиума, где была предпринята попытка лишить Сахарова звание академика.
Выступление Петра Леонидовича Капицы предотвратило этот «заказ» Брежнева. Другой академик – атомщик Анатолий Петрович Александров в кулуарах заседания на высказывание крупного партийного чиновника о Сахарове: «Как может быть он членом Академии? Он же давно не работает» ответил: «Знаете, у меня есть член, он тоже давно не работает, но я держу его при себе за былые заслуги!». На самом деле, несмотря на ужасную травлю, ученый продолжал успешно работать в области теории элементарных частиц и космологии. Так, в отчёте за 1981год, направленном в отдел теоретической физики ФИАНа из Горького, Сахаров подробно излагает основные идеи новой работы о моделях осциллирующей Вселенной. Отчёт заканчивается словами:
«Работа ещё не оформлена и не вполне закончена. Предполагаю сделать это в ближайшее время. Надеюсь также, что решение волнующего меня вопроса о судьбе невестки даст мне возможность в ближайшее время вновь возобновить научное общение с моими коллегами из теор. отдела ФИАН. С уважением А.Д.Сахаров».
Отчёт датирован 16 ноября 1981 года, непосредственно перед началом его первой голодовки. Борис Львович Альтшулер - научный сотрудник теоретического отдела ФИАНа пишет в своих воспоминаниях: «Всё как всегда, точно рассчитано: написан отчёт, можно приступать к решению другой проблемы. А то, что это связано с риском для жизни, что эти дни могут быть последними - это уже дело второе. Главное - положительный конечный результат. «Важно идти в правильном направлении, а когда упадёшь - это неважно». Понять эту фразу - значит во многом понять Сахарова...
В те дни теоретики ФИАНа постарались довести до сведения руководства информацию о широком международном признании пионерского вклада Сахарова в решение проблемы барионной ассиметрии Вселенной. На ту же тему независимо было направлено открытое «Обращение в ООН» группы советских правозащитников. Так или иначе, но после того как в начале марта Академия наук США объявила бойкот советской Академии, высочайшим решением Сахаров был оставлен в ФИАНе, и сотрудникам теоротдела разрешили его посещать в Горьком». Шесть долгих лет ссылки он и Елена Боннэр были под наблюдением сыщиков, недоступные для зарубежной прессы. Несколько раз в знак протеста Сахаров объявлял голодовки. Первый раз в ноябре 1981 года – после отказа правительства разрешить выезд за границу невесты сына Боннэр к жениху. Состояние здоровья Сахарова и Елены Боннэр было критическим. И снова Пётр Леонидович Капица попытался облегчить участь своего коллеги. Он написал письмо Брежнему, и в тот же день оно попало на стол к «руководителю» страны. Приведу это небольшое, но эмоциональное послание.
«4 декабря 1981 г.
Глубокоуважаемый Леонид Ильич!
Я уже очень старый человек, и жизнь научила меня, что великодушные поступки никогда не забываются. Сберегите Сахарова. Да, у него большие недостатки и трудный характер, но он великий учёный нашей страны.
С уважением П.Л. Капица»
Брежнев проигнорировал это письмо.
В 1984 году Сахаров предпринимает третью по счёту и самую продолжительную голодовку с требованием разрешить Елене Боннэр выехать заграницу для операции на сердце.Учёный подвергся насильственному «лечению» врачами-психиатрами. 11 мая ему насильно ввели препарат, вызвавший у него микроинсульт. И, видимо, всё лето вводили психотропные средства. Почти месяц после выхода из больницы он не мог, не хотел работать, не подходил к письменному столу.
Приведу отрывок из письма Сахарова президенту Академии Наук СССР Анатолию Петровичу Александрову от 15 октября 1984 года с описанием насильственного кормления: «... 25-27 мая применялся наиболее мучительный и унизительный, варварский способ. Меня опять валили на спину на кровать, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот... Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот мне зажимали, пока я её не проглочу. Всё же мне часто удавалось выплюнуть смесь, но это только затягивало пытку...».
В марте 1985 года Горбачёв приходит к власти. Проходит ещё полтора года, прежде чем новый руководитель страны просит политбюро КПСС вернуть Сахарова и его супругу из ссылки. Горбачёв позвонил в Горький и известил учёного,что он может возвращаться. Сахаров в этом разговоре с Горбачёвым сказал, что его возвращение недостаточно и необходимо освобождение всех политзаключённых! 19 декабря 1986 года Сахаров возвращается в Москву.
В январе следующего года Сахаров уже участвует в работе международной независимой организации по исследованию глобальных проблем, созданной по инициативе вице-президента Академии наук СССР, физика Евгения Павловича Велихова. Он предложил Сахарову стать одним из членов Правления. Одно из первых начинаний этой организации было проведение в Москве международного форума «За безъядерный мир и выживание человечества» в феврале 1987 года. Состоялась встреча участников форума с Горбачёвым. Каждый из участников круглого стола обращался к Горбачёву с приветствием. Когда очередь дошла до Сахарова, он сказал: «Михаил Сергеевич, когда Вы мне позвонили в Горький, я поднял вопрос о других политзаключённых. Сегодня я принёс с собой список этих людей», на что Горбачёв ответил: «Андрей Дмитриевич, мы не можем двигаться так быстро...», но попросил своего помощника взять этот лист. Через год Сахаров мог сказать: «Большинство заключённых освобождены».
Я привожу этот эпизод, чтобы читатель оценил чуткое внимание учёного к судьбам окружавших его людей. Он считал безразличие самым большим грехом и, несмотря на большую занятость и плохое здоровье, не отказывал людям в участии и помощи. Он становится героем и «глашатаем совести человечества», он награждается за свою правозащитную деятельность почётными званиями, медалями. В 1988 Европейский парламент учредил Сахаровскую премию за интеллектуальную свободу, а в 2006 Американское Физическое Общество учредило Сахаровскую премию учёным-физикам за борьбу за права человека. Восторженные толпы людей встречали учёного и борца за свободу в столицах мира, включая Вашингтон и Нью-Йорк, он беседовал с президентами и руководителями многих стран мира.
В марте 1989 года он был избран депутатом в Верховный Совет СССР. Помню его выступление на предвыборном собрании в московском Доме кино - скромное, искреннее, без лозунгов и пустых обещаний. Помню его зажигательное выступление за прекращение позорной войны в Афганистане под улюлюканье и возмущение зала. С большим энтузиазмом в последний год жизни он работал над проектом новой Конституции. Принципы плюрализма и терпимости были положены Сахаровым в основу политической, культурной и идеологической жизни общества. В его проекте гарантировались широкие гражданские права, запрещалась какая- либо дискриминация.
Ему не удалось увидеть распад Советской империи. 14 декабря 1989 года в одиннадцатом часу вечера Елена Боннэр, зайдя в кабинет Сахарова в их квартире, увидела мужа мёртвым, лежащим на полу. Смерть наступила от сердечного приступа.
Сахаров остаётся в памяти людей, в названии улиц, площадей, музеев, памятников по всему миру. Незабываемое впечатление оставляет статуя, стоящая во дворе ЛГУ имени Жданова - ныне Сант-Петербургского университета. Сахаров изображён там во весь рост со связанными руками за спиной, как и полагалось заключённому.
Добавить комментарий