В конце семидесятых у меня был аспирант, способный и весьма неординарный молодой человек. Звали его Толя. Это был мой первый аспирант, разница в возрасте у нас была сравнительно небольшая, отношения постепенно переросли в приятельские, мы перешли на ты. К концу срока аспирантуры Толя сделал хорошую работу, но написать диссертацию не успел. Он решил подыскать себе какую-нибудь временную работу, которая оставляла бы побольше времени для работы над диссертацией. Вскоре позвонил мне и сообщил, что нашел такую работу: устроился дежурить в бойлерной, где-то в Петропавловской крепости. Сутки дежурил, потом двое суток был свободен.
Через некоторое время мы – я и шеф нашей лаборатории – решили навестить Толю в крепости. Естественно, прихватили с собой бутылку. Был зимний вечер. Уже стемнело. Толя встретил нас у ворот. Кажется, это были Никольские ворота. Мы прошли на территорию, где в этот час было тихо и пустынно. Тут выяснилось, что бойлерная, где Толя дежурит, находится в помещении бывшей тюрьмы Трубецкого бастиона.
Петропавловская крепость - важнейший объект и один из символов Российской Империи. Быстро утратив военно-стратегическое значение, она долго сохраняла другие государственные функции. На ее территории располагались Петропавловский собор, служивший усыпальницей членов царской семьи, казначейство, монетный двор, тайная канцелярия, и, наконец, тюрьма, где содержались государственные преступники, своего рода русская Бастилия. Одним из первых узников русской Бастилии в 1718 году стал сын Петра I царевич Алексей.
Для содержания заключенных, начиная с середины восемнадцатого века и до 70-х годов девятнадцатого, использовался так называемый Секретный Дом, построенный на территории Алексеевского Равелина, а также казематы Алексеевского Равелина, переоборудованные под камеры[1]. В начале 70-х было выстроено новое пятиугольной формы здание тюрьмы во внутреннем дворе Трубецкого Бастиона. Наиболее известные узники Трубецкого бастиона: теоретик анархизма князь П. А. Кропоткин; народовольцы А.И. Желябов и В.Н. Фигнер, готовившие покушение на Александра II; Александр Ульянов; Лев Троцкий, Борис Савинков, Максим Горький, А. Л. Парвус (миллионер, финансировавший партию большевиков) и другие. После победы февральской революции по распоряжению Временного правительства в тюрьму Трубецкого бастиона были заключены бывшие царские министры, высшие чины полиции и некоторые приближенные царской семьи, а после октябрьского переворота – здесь оказались сами члены Временного Правительства.
В 1924 году тюрьма Трубецкого бастиона была закрыта и превращена в музей; позднее в музее была устроена экспозиция, рассказывающая об истории и узниках главной политической тюрьмы России. Экскурсии по Петропавловской крепости включают посещение этого музея.
Толя отомкнул входную дверь здания тюрьмы, мы вошли и попали сначала в темный коридор, а затем в служебное помещение, где находилась бойлерная и располагался дежурный. Помещение было мрачноватое, но, по-крайней мере, теплое. Мы поговорили о Толиной диссертации, потом пили, курили, беседовали. Спросили Толю, не чувствует ли он здесь себя неуютно по вечерам, в одиночестве. Толя ответил, что он здесь не один.
- Покажу вам своих соседей – сказал он и, взяв большую связку ключей и недопитый стакан, вышел из бойлерной. Мы шли вслед за ним по тускло освещенному коридору, сопровождаемые гулким эхом наших шагов. Дойдя до места, освещенного лампой, мы увидели восковые фигуры двух жандармов. Мне показалось, что фигуры довольно искусно выполнены. Один жандарм заглядывал в глазок камеры. «От него, конечно, толку мало» - сказал Толя. Второй сидел за столом. «А вот с этим можно поговорить и даже выпить», и Толя поставил перед ним стакан. Стакан смотрелся естественно, создавалось впечатление, как будто сидящий за столом окликал своего товарища, предлагая выпить.
Ну, а теперь, кое-что еще – сказал Толя и направился в самый дальний и темный конец коридора. Там он открыл дверь одной их камер. Мы заглянули и невольно отпрянули. Довольно просторная камера чуть ли не от пола до потолка была заполнена бюстами Сталина и Жданова. Мраморные, бронзовые, чугунные, гипсовые, всевозможных размеров – от миниатюрных настольных до крупных в натуральную величину верхней части человеческого туловища. Нагромождение этих человеческих обрубков производило довольно мрачное впечатление. Зачем их собрали и заперли здесь? С какой целью?
С одной стороны, это символично – то что они сюда угодили. В этом есть историческая закономерность и справедливость. По идее, тут им самое место. Но, с другой стороны, может быть, их тут укрыли, спрятали на всякий случай – вдруг опять понадобятся? Эти стойкие ребята не мерзнут, не болеют, кушать не просят. В отличие от княжны Таракановой, ни наводнение, ни крысы им не страшны. Сидят себе и ждут своего часа. А в один прекрасный день тюремщики почтительно распахнут перед ними двери, и они вырвутся на свободу.
Мы вернулись в бойлерную, по пути забрав стакан у жандарма, допили остаток водки и несколько минут сидели молча в задумчивости. Вспомнились строчки из «Ночного дозора» Александра Галича:
Когда в городе гаснут праздники,
Когда грешники спят и праведники,
Государственные запасники
Покидают тихонько памятники.
....................................................
На часах замирает маятник,
Стрелки рвутся бежать обратно:
Одинокий шагает памятник,
Повторённый тысячекратно.
То он в бронзе, а то он в мраморе,
То он с трубкой, а то без трубки,
И за ним, как барашки на море,
Чешут гипсовые обрубки.
...................................................
Пусть до времени покалечены,
Но и в прахе хранят обличие,
Им бы гипсовым человечины –
Они вновь обретут величие!
В последующие годы на территории Петропавловской крепости я был еще дважды: в 1991 году – чтобы посмотреть на новый памятник Петру I работы Михаила Шемякина и в конце девяностых, вскоре после захоронения останков семьи Николая II, вызвавшего массу споров и сомнений. В Трубецком бастионе больше побывать не довелось. Да, если бы и пришел туда на экскурсию, врядли появилась бы возможность проверить, все ли еще там находятся и как поживают эти несгибаемые сидельцы (или стояльцы?). В эти годы я как-то уже и подзабыл о возможности их выхода на свободу.
Но вот события последних лет в России и вокруг нее заставили меня осознать – поначалу смутно, не очень отчетливо, а потом уж совершенно явственно - что последние узники Трубецкого бастиона, с которыми я познакомился тридцать пять лет назад, реабилитированы, «обрели величие» и уже получают свежие порции «человечины».
[1] В разные годы в Секретном доме содержались декабристы, петрашевцы, в том числе Ф. М. Достоевский. По одной из весрий, именно в Алексеевском Равелине содержалась «Княжна Тараканова» – авнтюристка, выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и увековеченная на картине К. Д. Флавицкого. На картине она изображена, атакуемой крысами в камере, залитой водой петербургского наводнения 1777 г.
Добавить комментарий