Предисловие автора
Самое мучительное из всех страданий европейского мира — это страх смерти. Он происходит от полного неведения — что ждет человека по ту сторону могилы. Этого мучительного страха нет на Востоке; там смерть рассматривается как временное состояние, за которым последует новая земная жизнь, и поэтому там и не возникает того бездонного провала в неведомое, который проносится в сознании европейца при мысли об ожидающей его смерти.
Из этого следует, что страх смерти не есть неизбежность, а лишь следствие определенного миросозерцания. Это подтверждается и предсмертными переживаниями глубоко религиозных людей, которые верят в Бога, в Его благость и поэтому — не боятся. Но таких людей немного. Большинство чувствует потребность не только верить, но и знать.
Но возможно ли узнать, что испытывает человек после смерти? Указания на то, что это возможно, не уменьшаются, а растут, и это дает надежду, что страх смерти будет также побежден, как и всякое иное неведение.
Однажды вечером в Париже (это было в прошлом году) я вдруг почувствовала, как что-то настойчиво побуждает меня взять в руки карандаш и писать, хотя я не имела абсолютно никакого представления, о чем именно. Подчиняясь этому, поступающему как будто извне, импульсу, моя рука скользила по бумаге, и вскоре передо мной появилось замечательное послание личного характера за подписью “Х”.
Смысл послания был очевиден, но меня удивила подпись.
На следующий день я показала его приятельнице и спросила, не знает ли она, кто такой “Х”. “Ну как же, — ответила она, — ты разве не знаешь, что за этой подписью обычно скрывается наш знакомый, м-р **”.
Об этом я не знала.
В это время м-р ** находился за шесть тысяч миль от Парижа, и, как мы обе считали, — в мире живых. Но через день или два из Америки пришло письмо, в котором сообщалось, что м-р **, находившийся на западе Соединенных Штатов, умер за несколько дней до того, как я получила в Париже, записанное автоматическим способом письмо-послание за подписью “Х”. Насколько мне известно, в Европе я была первым человеком, узнавшим эту печальную новость, и я немедленно сообщила своей приятельнице о смерти “Х”. Ее это не удивило; более того, она сказала мне, что подобное предчувствие появилось у нее уже несколько дней назад, когда я показала ей письмо “Х”., но тогда она решила промолчать.
Нет нужды говорить, что этот необычный инцидент произвел на меня сильное впечатление...
Но при этом к вопросу возможности общения между двумя мирами я продолжала относиться на удивление равнодушно. Спиритуализм никогда не вызывал у меня особого интереса, и я не читала даже самых общеизвестных работ на эту тему...
В течение нескольких последующих недель таким же автоматическим письмом были записаны еще несколько писем за подписью “Х”.; но вместо того, чтобы ощущать положенный в таких случаях энтузиазм, я со все большей неохотой подчинялась необходимости записывать письма, и только моя приятельница смогла убедить меня в том, что я должна продолжать этим заниматься, и что если “Х”. действительно хочет что-то поведать миру, то я должна рассматривать записи как редкую привилегию, как предоставляющийся мне шанс помочь ему...
Постепенно, по мере того как я преодолевала свое предубежденное отношение к автоматическому письму, я находила все больший интерес в том, что “Х”. сообщал мне о жизни вне земли...
Когда мне впервые предложили опубликовать эти письма с моим собственным предисловием, я отнеслась к этой идее без особого энтузиазма. К тому времени я уже написала несколько книг, более или менее известных, и прочность моей литературной репутации уже была для меня предметом некоторого тщеславия. И мне вовсе не хотелось прослыть эксцентричной, или что называется женщиной “со странностями”. Я согласилась указать в Предисловии, что письма были записаны мной методом автоматического письма, что, в общем-то, было правдой, хотя и не всей правдой. Такая формулировка удовлетворила мою приятельницу; но, с течением времени, она перестала удовлетворять меня. Мне она показалась не до конца искренней.
Я долго ломала голову над этой проблемой... Окончательно этот вопрос разрешился, когда уже примерно две трети писем было записано; я решила, что если я вообще опубликую когда-нибудь эти письма, то опубликую их с предельно откровенным вступлением, в котором изложу все обстоятельства их получения.
Надо сказать, что интерес, который вызвали “Письма живого усопшего”, изданные одновременно в Лондоне и в Нью-Йорке, меня поразил. Начали поступать просьбы о предоставлении права на перевод, я оказалась буквально завалена письмами, поступающими со всех концов земного шара. Я написала множество ответов, но ответить на все письма было просто невозможно.
В первой книге я не сообщала о том, кто автор этих писем, так как чувствовала, что не вправе этого делать без согласия его семьи; но летом 1914 года, когда я еще жила в Европе, в “New York Sunday Word” появилось довольно пространное интервью с м-ром Брюсом Хэтчем, в котором он выразил уверенность в том, что “Письма” являются подлинными посланиями его отца — покойного судьи Дэвида П.Хэтча из Лос-Анджелеса (Калифорния)...
После того, как письма прекратили поступать в 1913 году, в течение почти двух последующих лет я чувствовала присутствие “Х” только два или три раза, когда он передал мне несколько кратких советов, касающихся моих личных дел.
4-го февраля 1915 года в Нью-Йорке я неожиданно почувствовала, что “Х” стоит в комнате и ощутила желание писать; но, как это бывало и раньше (за исключением разве что одного-двух случаев), я не имела ни малейшего представления о том, что он собирается сказать. Моей рукой он написал следующее:
“Когда я вернусь и поведаю вам историю этой войны так, как видна она с этой стороны, вы будете знать о ней больше, чем все правительства воюющих стран, вместе взятые”.
Это письмо я показала двум своим друзьям, проявившим большой интерес к предыдущей книге, — м-ру и м-с Вэнс Томпсон. И с любезного разрешения “Х”. мы договорились, что супруги Томпсон один раз в неделю будут присутствовать на сеансах автоматического письма для достижения лучшей “концентрации”. Их искренняя вера очень помогла мне в моей нелегкой работе над первой половиной этой книги.
Запись сообщений “Х”, конечно же, не ограничивается теми сеансами, что мы провели вместе, но примерно треть от первой половины книги была написана в присутствии м-ра и м-с Томпсон, и к тому же — в их доме. После этого они уехали в Калифорнию, и я продолжила работу одна.
Читателю, возможно, будет небезынтересно узнать побольше о самом процессе автоматического письма. Процесс этот постепенно изменялся от жесткого и чисто механического воздействия на мою руку извне (в начале работы над первой книгой) до деликатного обращения непосредственно к моему разуму.
Если читатель потрудится представить себе присутствие своего друга, образ которого ярко запечатлен в его памяти, затем — вычтет из него то, что он видит своим физическим зрением, оставив лишь тончайшие мыслительные вибрации, позволяющие ощущать его присутствие, а после — добавит недоступное описанию “внутреннее зрение”, то, возможно, сможет понять, каким образом мне удавалось чувствовать присутствие “Х”. в моей комнате.
Очевидно, точно так же Хелен Келлер догадывается о приближении своих друзей, отличая одного от другого, хотя ничего не видит и не слышит.
Когда я начинала ощущать присутствие “Х”, сразу же бралась за карандаш и записную книжку, как и подобает личному секретарю, а затем усилием воли замедляла деятельность своего объективного разума до тех пор, пока в нем не оставалось ни единой мысли или даже намека на мысль. И тогда непосредственно в моем мозгу начинали звучать слова, все так же без помощи сознания приводя в движение мою руку. Все было в точности так, как будто я слушала диктант, только не ушами, а каким-то небольшим, но сверхчувствительным участком своего мозга.
В первое время, начиная писать предложение, я не могла даже приблизительно предположить, как оно закончится. Я не знала, будет ли оно последним, или же за ним последует еще пара тысяч слов. Я просто писала и писала, находясь в состоянии добровольного самоотрицания, до тех пор, пока вышеописанное ощущение присутствия вдруг само собой не пропадало. И всё, больше не поступало ни единого слова, процесс автоматического письма заканчивался.
Вполне естественно, что у скептически настроенного читателя (как было, впрочем, поначалу и у меня самой) возникнет вопрос: а не мое ли собственное подсознание продиктовало мне все эти “Письма Живого Усопшего о войне”, дабы хоть как-то объяснить причины этой всемирной трагедии, еще пару лет назад казавшейся невозможной.
Однако, опираясь на свой большой опыт автоматического письма под диктовку “Х”, и на тот факт, что в течение двух лет я получила от него всего лишь два или три не очень важных сообщения, хотя и довольно часто думала о нем, а также на свою привычку подвергать самому скрупулезному анализу все феномены, носящие паранор альный характер, я могу теперь со всей уверенностью заявить, что мне вполне по силам отличить подлинное присутствие “Х” от моих собственных мыслей и воспоминаний о нем, и даже от воспоминаний, внушенных мне кем-то другим.
Более того, по моему мнению, вряд ли найдется человек, пусть даже не обладающий и сотой долей моего оккультного опыта, который был бы более скептически настроен во отношению к моим письмам, нежели я сама. Я готова с радостью принять любые логические аргументы в пользу того, что эти письма вовсе не являются тем, чем я их провозгласила. Но, сравнивая все “за” &и “против”, я прихожу к выводу, что доказательств подлинности этих писем гораздо больше, нежели доказательств обратного, и потому поневоле соглашаюсь с оккультным характером их происхождения.
К сожалению, эти свидетельства по большей части слишком сложны и носят слишком личный характер, чтобы я могла даже просто упомянуть о них в этом Предисловии, хотя я могла бы привести целую дюжину примеров, подобных тому, что описан в Письме XXXVI, продиктованном мне через час после того, как затонула “Лузитания”, и за девять часов до того, как я сама об этом узнала. Возможно, это только любопытное совпадение, но когда я еще только начала работу над второй книгой, сразу три ученика-оккультиста из разных стран написали мне, что ощутили возвращение “Х”, который продолжит писать свои письма с моей помощью. После этого еще несколько человек устно или письменно сообщали мне то же самое.
Многие события этой войны я сама смогла наблюдать воочию в момент их происхождения, находясь в это время в астральном теле. Таким образом, мне удалось стать свидетельницей высадки Британских войск на Континенте, о чем я сообщила одному Британскому офицеру в Англии еще до того, как поступило официальное сообщение об этом. Впоследствии этот мой рассказ подтвердил один мой французский друг, который привез мне из Парижа газету с соответствующим сообщением.
Будучи в Нью-Йорке, я наблюдала обстрел Скарборо, как раз в то время, когда это происходило, и рассказала затем об этом своему другу, хотя тогда я еще не знала, какой именно портовый английский город подвергся нападению. Лишь впоследствии я узнала об этом из газет.
Однако, сама я никогда не могла читать мысли “Х”, даже когда явственно ощущала его присутствие в комнате. Я знала только то, что он мне диктовал, не имея ни малейшего представления о том, что ему на самом деле известно. В одном из писем он сообщал мне, что будет время от времени диктовать мне то, что сам сочтет нужным.
Только в одном случае я позволяла себе не соглашаться с мнением “Х”. Иногда, когда он говорит, что немцы сделали то-то и то-то, будь я сама автором этих писем, я бы писала вместо “немцев” — “пруссаки”. У меня много друзей немцев, и я никого из них персонально не могу винить в том, что их правительство ввергло весь мир в столь бедственное положение.
И потому, считаю нужным подчеркнуть, что и я сама не могу нести никакой ответственности за то, что пишет “Х”, но лишь в точности передаю его собственные слова.
Лишь спустя несколько дней после того, как 28 июля он продиктовал мне свое последнее письмо, я заметила, что он закончил эту книгу о войне как раз в день годовщины объявления Австрией войны Сербии, а также оглашения Римским Папой его великого призыва к миру.
В своих прошлых письмах, которые я начала получать еще три с лишним года назад, “Х”. просил меня никогда не пытаться его вызывать, а впоследствии советовал не задавать ему никаких вопросов. Идя навстречу его пожеланиям, я никогда не делала ни того, ни другого, хотя порою испытывала сильнейшее искушение спросить его о том, чем же все-таки закончится эта война, оставившая глубокий след в моей душе. Но я понимала, что подобное любопытство, хотя и может дать дополнительную пищу для моего объективного разума, в то же время может притупить мою собственную интуицию. Недавно я полностью отказалась от поиска ответов подобным способом, даже через свои гипногогические видения, дабы не увидеть в них ничего такого, что впоследствии могло бы помешать мне полностью избавляться от своих собственных мыслей во время сеансов телепатического письма.
Полагаю, этот опыт раз и навсегда излечил меня от любопытства. Я научилась чувствовать себя независимой и бесстрастной, как комета. А ещё, почти столь же одинокой и способной отстоять и впредь свое одиночество и независимость. Но вот, что странно: по мере того, как моя ненависть ко всем жестокостям этой войны становилась все сильнее и сильнее, я проникалась все большей и большей любовью ко всем этим борющимся человеческим душам, находящимся по обе стороны линии фронта, пока, наконец, не стала воспринимать их всех, проливающих кровь на полях сражений, как своих собственных друзей и братьев. Поистине, любовь есть чудо, которое, соприкасаясь с жестокой прозой жизни, возвышает её до уровня Божественного.
В третьем письме данной книги от 10 марта, “Х” говорит, что силы добра уже одержали верх над силами зла, и что на Земле скоро вновь воцарится мир, хотя он и не уточнял — когда именно. Еще до того, как было объявлено о гибели “Лузитании”, но уже через час после того, как это действительно произошло, он написал мне, что демоны, которых светлые силы иного мира благополучно разогнали, вновь собрались с силами и вернулись, чтобы отомстить, и что ему самому следовало бы догадаться, что, повинуясь Закону ритма, они неизбежно должны были восстановить свои силы и напасть снова.
В свете упомянутого Закона это письмо представляется мне наиболее интересной частью всей книги. Оно поясняет часто повторяемые в письмах слова о том, что даже Живые Усопшие не могут знать всего, зная в то же время несравнимо больше живых, поскольку обладают более совершенным видением и гораздо более полной информацией.
По поводу этого повторного нападения Сил Тьмы интересно заметить, что как раз перед тем письмом, в котором говорилось о гибели “Лузитании”, “Х” описывал свою встречу с Мрачным Существом.
Можно заметить, что все рассказы “Х” в данной книге пронизывают две основные идеи: тайна Добра и Зла (Любви и Ненависти) и братства людей.
Заглядывая в свою собственную душу, и выявляя в ней извечный конфликт между добром и злом, человек может научиться защищать себя как от внешнего зла, так и от зла, таящегося в нем самом.
Для того, чтобы нагляднее пояснить мне это, “Х” поделился со мной некоторыми тайнами, еще не привлекшими к себе в достаточной мере внимание обычного, среднего человека.
О существовании астрального мира, пронизывающего мир плотной материи и выходящего далеко за пределы последнего, уже не раз говорилось в теософической и иной литературе, и “Х” тоже обращает внимание читателя на этот факт. Астральный мир называют миром чувств и желаний, и человек может действовать в этом мире, находясь в своем астральном теле (оно же — чувственное тело, или тело желания), состоящем из особого рода тонкой материи, неразличимой обычным зрением.
Астральный мир, в свою очередь, пронизан Миром мысли, опять-таки выходящим далеко за пределы первого. И человек, как утверждают, имеет, помимо астрального тела, еще и тело мысли — ментальное тело, с помощью которого он может поддерживать контакт с Миром мысли и действовать в нем. И так далее — уровень за уровнем — человек приближается к бесформенному универсальному состоянию, или, как еще говорят, — к чистой божественности.
Описываемые “Х” злобные астральные существа являются постоянными обитателями астрального мира. Некоторые из них вообще не имеют физических тел, необходимых для деятельности в материальном мире. Прочие же представляют собой более или менее независимые астральные сущности людей, которые во время сна бродят по невидимому для наших глаз миру. Они принимали самое активное участие в этой войне.
Говорят также об элементальных сущностях, относящихся к земле, воздуху, огню или воде. Они развиваются в направлении отличном от того, в котором развивается человек. Некоторые из них — добрые, некоторые — полны злобы. Об этих элементалах много сказано в сочинениях Парацельса. Они тоже активно вмешивались в ход войны.
Прочие, вышестоящие Существа, могут действовать на всех трех уровнях: физическом, астральном и ментальном, а также в еще более высоких Мирах, недоступных нашему пониманию. Если бы не благотворная деятельность некоторых из Них, человечество давно бы уничтожило себя само, или было бы уничтожено.
“Х” говорит, что ненависть и страдания, порожденные великой войной, превратили астральный мир в место малоприятное для проживания. Описанное им место посмертных испытаний в точности напоминает римско-католическое Чистилище. Видимо, Церковь и в самом деле обладает большим знанием.
Добро и зло можно назвать противоположными и в то же время взаимно дополняющими друг друга силами: первое действует в гармонии с Законом Вселенной (иначе именуемым Волей Бога), а второе — противодействует Закону.
Некоторых читателей, возможно, шокирует то, что “Х” говорит о Черной магии. Однако, он отнюдь не стремился вызвать шок своими заявлениями, но лишь предостеречь и просветить человечество на этот счет. Суеверие названо темной стороной религии, но от суеверия нельзя просто отмахнуться, с презрительным видом знатока. Его необходимо понять. Все вещи требуют от нас понимания. Даже великие психологи и ученые теперь не считают, что подобные вещи не заслуживают их интереса. Взять хотя бы профессора Уильяма Джеймса, сэра Оливера Лоджа, или д-ра Барадюка. А если попытаться вспомнить всех известных ученых, ныне занимающихся исследованием оккультных феноменов, то полученное число исследователей будет достойно целого справочника. Так что, когда я признаюсь, что веду поиск невидимого мира, я всего лишь присоединяю свою скромную персону к довольно неплохой компании.
“Х” говорит также о Мрачном Существе, вдохновлявшем Ф.Ницше на то, чтобы сбивать с толку молодую Германию. Вероятно, за каждым могущественным человеком, чьи деяния оставили след в этом мире, также стоял некто невидимый, — светлый или темный. Этот вопрос имеет как теоретический, так и практический интерес. Вдохновение, так же как и магия, может быть либо черным, либо белым.
Те голоса, которые слышала Жанна д’Арк, в наши дни назвали бы феноменами яснослышания. История свидетельствует, что они призвали ее стать не более, не менее как спасительницей Франции. Мартин Лютер однажды запустил чернильницей в “дьявола”, но Реформация, тем не менее, совсем не пострадала оттого, что его иногда посещали видения. Саул из Тарса (Саул Тарсянин), если верить хронистам, тоже имел видения.
“Х” упоминает своего собственного Учителя. Когда я сравниваю того калифорнийского судью, которого я знала, с большинством известных мне мужчин и женщин, с которыми мне приходилось вести пустопорожние разговоры, мне начинает представляться совершенно естественным, что кто-либо из людей может продвинуться в своем развитии еще дальше, чем “Х”, если проявит достаточно решимости. Если “Х” смог стать тем, кем он стал за неполные семьдесят лет своей жизни, значит, есть надежда и для нас — тех, кто смотрит в вечность.
Другой основной идеей, заложенной в этих “Письмах о войне”, является, на мой взгляд, братство всех людей.
До сих пор развитие мира протекало в форме чередования отчетливо выраженных периодов, определяемых сменяющими друг друга господствующими расами, которые придают своим эпохам собственный, неповторимый облик. “Х” говорит о новой, так называемой — Шестой Расе, которая вскоре появится в Соединенных Штатах Америки.
Если Америка воспримет эту идею как рабочую гипотезу, а не как повторение лозунга “Deutschland uber alles”, но, скажем, как “Америка для всех” (а не превыше всего), то сможет создать свою “машину мира”, в противовес “военной машине”, созданной Германией. Если Америка отнесется к пропаганде идеи братства так же серьезно, как Германия — к пропаганде идеи мирового господства, то уже в следующем поколении станут заметны признаки этой новой человеческой Расы. Процесс смешения рас на территории Америки открыл пред нею необозримые просторы для экспериментирования в духовной сфере. И Европа, и Азия с интересом смотрят на нее. Англия, Германия, Франция и даже Япония, которая лишь внешне кажется погрязшей в материализме, но внутри — глубоко духовна, но более всего, пожалуй, Россия отнеслись бы с уважением к этой благородной цели. Возможно, мир достаточно настрадается за эту войну, чтобы с готовностью воспринять идею Вселенского братства.
В Америке уже существуют движения, объективно направленные на реализацию этой идеи. “Х” упоминает движение “Друзей леса” (Woodcraft) — общественную организацию, насчитывающую, вероятно, до сотни тысяч мужчин и подростков (женщин в ней — всего лишь несколько человек), которые всё свободное время отдают “возвращению обратно в Природу”, походному костру, чтобы испытать то братское чувство, которое не в силах дать городская жизнь.
“Х” говорит также, что в будущем ему предстоит сделать еще одно дело. Я не знаю, что это за дело, поскольку сама не имею к нему никакого отношения, но я совсем не удивлюсь, если в один прекрасный день он объявит мне, что оно связано с теми целями, которые ставит перед собой движение “Друзей леса”.
Третья книга — последняя из серии книг о Живом Усопшем — была написана между февралем 1917 г. и февралем 1918 г. После этого я утратила свою способность, или если хотите — склонность к автоматическому письму.
Эта третья рукопись оказалась короче двух предыдущих, и потому я предполагала, что она так и останется незаконченной, и вряд ли будет когда-либо дописана до конца; и только после того, как мой издатель убедил меня опубликовать эту рукопись в её нынешнем (незавершенном) виде, я, наконец, впервые прочла ее всю — от начала до конца, и пришла к выводу, что она действительно представляет собой законченное сочинение, органическое целое.
“Возможно, — говорила я себе, все еще не совсем доверяя своим чувствам, — и в самом деле существует какая-то божественность, направляющая наши действия”. Поскольку, будь эта книга опубликована сразу же после ее написания, она показалась бы преждевременной; а теперь большая часть ее содержания выглядит так же злободневно, как передовицы сегодняшних газет.
Я рада тому, что эти “Последние письма Живого Усопшего” призывают к мужеству, выдержке, к вере в великое и упорядоченное будущее Америки и всей планеты в целом, призывают обратиться ко всем тем положительным качествам, которые вам сейчас так нужны для восстановления Мира.
Я не верю в то, что большевизм, или какая-либо другая форма психоза сможет пустить глубокие корни в Соединенных Штатах.
У страны со всеобщей избирательным правом — и для мужчин, и для женщин — нет причин бросаться в бездну бездумного разрушения. Во время последней предвыборной кампании я с интересом наблюдала за отношением женщин к этой своей обязанности и в то же время — привилегии. Я наблюдала за действиями только одной партии — демократов, но уверена, что примерно та же картина имела место повсюду. С каким необычайным достоинством они держались, чувствуя на себе эту новую ответственность; и в отношениях между мужчинами и женщинами царили подчеркнутая вежливость и уважение. А происходившие в то же время кампания Четвертого добровольного займа и публикация списков потерь придали этому событию еще большую важность. Нет, эти уравновешенные, чувствующие свою гражданскую ответственность женщины никогда не будут втянуты в пучину коллективного безумия; и поскольку возвращающиеся с фронта мужчины возвращаются именно к этим женщинам — своим матерям, женам и сестрам, я не думаю, что во время мира мы потеряем то, что приобрели во время войны.
А теперь, мне остается лишь предложить вам прочесть эти “Последние письма Живого Усопшего”, не забывая о том, что написаны они были между февралем 1917 и февралем 1918 года.
Эльза Баркер
Написано в день Пасхи, 1919 год, Нью-Йорк
продолжение следует
Добавить комментарий