Перевод с английского Олега Кустова
Она явно куда-то спешила. Вид у нее был обеспокоенный, она не сводила глаз с той стороны улицы, откуда должен был показаться автобус. Похоже, автобус задерживался.
Я проникся к ней сочувствием, сам не раз бывал в похожей ситуации. Часики тикают, время поджимает, начальник смены весь красный от злости, потому что конвейер не может простаивать. В офисной работе свои варианты, своя специфика, но опоздания нигде не любят.
Я притормозил возле нее, опустил стекло в дверце, сказал:
– Еду в Сан-Франциско.
– Будешь проезжать мимо медцентра Кайзер Перманент? – спросила она.
– Как раз по пути на работу. – Я направлялся в порт, на восьмидесятый пирс, разгружать кофе.
Она посмотрела на меня с опаской, одарив взглядом типа «я не из этих самых девиц». Я придал своему лицу самый обнадеживающий вид, на какой только был способен. Конечно, самые усердные проститутки разгуливают и по Бриджуэй, но даже они не станут подниматься в половине шестого утра, чтобы потом торчать на автобусной остановке в четверть седьмого. Нет, они предпочитают поздние часы, когда мужчинам не надо спешить по делам. Практически бесполезно пытаться подцепить клиента ранним утром, когда он думает только о работе и расписании. Мужчине некогда, у него просто нет времени для плотских утех.
Мы потащились по Бриджуэй. Впереди, сверкая оранжевыми огнями, ползла подметальная машина, ее щетки вращались со свистящим шелестом, от которого мороз шел по коже. Я поморщился, сощурив глаза. Хотелось заткнуть уши. В наш машинный век процесс утреннего пробуждения бывает довольно мучительным. Я прибавил газу, оставив позади скребущие по асфальту щетки и болезненно неприятные оранжевые вспышки.
Наконец-то стало тихо. Мы сидели молча, погруженные в свои мысли, как это бывает с людьми, что спешат на работу. Каждый думал о своем и не желал постороннего вмешательства в личные переживания. Впереди, на перекрестке Бриджуэй и Спринг-стрит, показалась кофейня «У Майка». Горящий неон вторгся в наши мысли, завладел нашим вниманием. Я въехал на парковку, обслуживавшую сразу три заведения: кофейню «У Майка», прачечную-автомат Вонга, и салон красоты «Хелен». Я припарковался возле изрядно побитого «форда», водитель которого, должно быть, сейчас грел руки о стаканчик с дымящимся черным кофе.
Она шла впереди. Я следовал за ней, глядя, как играют мускулы на ее икрах. В кофейне нас приветствовали привычные звуки и запахи кухни. На сковородке подрумянивался бекон, в растопленном жире шкворчала яичница-глазунья. Мы направились прямиком к кофейному перколятору, где горой возвышались пенополиуретановые стаканчики.
Кроме нас в кофейне был только один посетитель, ожидавший, когда приготовится яичница с беконом. Мужчина сидел, ссутулившись за столом, угрюмо пялился в стаканчик с кофе, лелеял свое похмелье.
Моя попутчица нацедила два стаканчика кофе и жестом, не терпящим возражений, протянула их мне. Я, не сказав ни слова, взял оба. Она расплатилась по счету, и мы вернулись к машине.
«Форд» стоял на прежнем месте. Водитель, судя по всему, припарковался здесь надолго.
Я тронулся с места на малой скорости, осторожно, чтобы не расплескать горячий кофе. Кофе взбодрил нас, прочистил сонные мозги.
– А знаешь, – сказал я, – у меня медицинская страховка как раз от Кайзер Перманент.
– Не думаю, что мы встречались в медцентре, – сказала она. – Я – медсестра, работаю на третьем этаже.
Третий этаж. Идентификация по принадлежности к некому уровню. Этажи, ступени, уровни. Вся наша жизнь из них состоит. Бывают уровни разного рода. Некоторые из них неочевидны. Незаметны. Скрыты.
– Никогда не был на третьем этаже.
– Туда не пускают посторонних.
Утренний туман, похожий на сгустившийся пар от стаканчика с горячим кофе, оседал на ветровом стекле капельками влаги. Я включил дворники, они начали елозить по стеклу с противным скрипом, словно мелок по школьной доске. Зато вид прояснился; мы как раз миновали супермаркет «Пьюрити», по левую руку расстилался залив. Мы катили по направлению к мосту, держа стаканчики на весу, осторожно прихлебывали кофе и смотрели по сторонам.
Мужчина в куртке защитного цвета рыбачил с причала. Девушка на велосипеде петляла по велосипедной дорожке, не считая нужным придерживаться прямой линии. Ее крепкие сексуальные ножки приковывали взгляд.
Рядом со мной послышался тяжелый вздох. И еще один. Я повернулся к медсестре с третьего этажа.
– Мне нравится смотреть на рассвет, – проронила она. Ее голос слегка дрогнул. Кажется, ей не понравилось, что какая-то легкомысленная девица на велике завладела моим вниманием.
Держа одной рукой руль, другой – стаканчик с кофе, я посмотрел на восток. Увидел слепящие багровые лучи восходящего солнца. А между ними – тени неопределенной глубины, неясные образы. Я заморгал.
Характерный ориентир, контрольная точка каждодневного маршрута – скульптура морского льва за авторством Бенни Буфано*. Округлая гранитная глыба на южной оконечности Бриджуэй. Подкрашенные восходом волны плещутся у подножия монумента.
Я свернул на Ричардсон-стрит и покатил вниз по холму. Свой стаканчик с недопитым кофе дал подержать попутчице. Она откинулась на спинку сиденья, сказала:
– Терпеть не могу ездить на работу в такую рань.
– Я тоже.
Есть что-то противоестественное в том, чтобы ранним утром вылезать из постели по сигналу будильника, стараться успеть в определенное место к определенному времени, чтобы выполнить определенные задачи. И так каждый божий день. Тело протестует. Выручает только кофе и часы-радио.
Я повернул налево, на Секонд-стрит. Впереди был ресторан «Вальгалла», принадлежавший Салли Стэнфорд**, мадам, которая организовала элитный бордель для политиков и знаменитостей. Напротив «Вальгаллы» стояла бензоколонка «Мобайл», где предлагалось любое горючее для любой марки автомобиля. Сервис для элиты и сервис для всех.
Обычно я еду на заправку, когда бак совсем опустеет. Рискованный способ вождения, запросто можно заглохнуть посреди дороги. Ранним утром все колонки были свободны. Я подъехал к нужной; попутчица сидела с видом полной покорности, мол, бывают такие дни, когда все не так.
Я заправился; пять долларов за бак восемьдесят седьмого. Сутулый парень на заправке взял мою новенькую пятерку и вернулся к себе в комнату. Читать страницу спортивных новостей в газете, наверное. Чем еще заниматься на пустой автозаправке ранним утром?
Когда я вернулся в машину, попутчица попивала кофе и безразлично разглядывала фасад ресторана. Я вырулил на дорогу, попутчица протянула мне мой стаканчик с кофе, держа его обеими руками. Профессиональная предосторожность, деталь, что говорит о человеке больше слов.
– Хотела бы я работать в другом месте, – сказала медсестра. – Работа в госпитале – совсем не такая, как многим кажется.
Она, должно быть, училась на медика несколько лет, а теперь ненавидит свою работу. Годы обучения профессии, что в итоге оказалась совсем не такой, как представлялось когда-то. Это разочаровывает. Люди часто разочаровываются в том, чем они занимаются. Но, тем не менее, продолжают заниматься тем же самым. Каждый божий день. Год за годом. Умирая от скуки, опустошая собственные души.
Пустые сосуды.
Наши пустые стаканчики из-под кофе, перекатывались на заднем сидении, стукались друг о друга, производя едва слышимый звук.
Мы ехали по Александер-авеню, впереди был мост Золотые Ворота. Один длинный пролет, висящий на двух параболах стальных канатов. Ажурный силуэт, раскрашенный багрянцем утренней зари. У красного цвета столько разных оттенков…
Машина въехала на мост. У нас больше не было утреннего кофе, мы просто смотрели на восходящее солнце и думали о своем. Последние минуты умиротворения перед долгим рабочим днем. Парабола застывшего времени нависала над нашими головами.
Показалась будка, где собирали плату за проезд. Время возобновило свой бег. Попутчица достала из сумочки доллар, я передал его женщине, которая взимала плату. Мы поехали дальше, через тоннель Фунстон. Между стен тоннеля металось гулкое эхо от шума моторов, автомобильных гудков, людских голосов.
Фунстон-стрит встретила нас синхронным всплеском воды в системе автополива. Холодная вода орошала зеленые газоны и деревья, растущие вдоль дороги. Мы повернули налево, на бульвар Гири. Из пекарни Сида пахнуло ароматом свежевыпеченных рогаликов. Напротив пекарни располагались бани, оттуда тянуло горячим паром.
Ощущение беспокойства. Последние свободные мгновения перед началом рабочего дня стремительно таяли.
Мы миновали кинотеатр «Коронет», где в прокате шел мюзикл «Йентл»***.
– А мне понравился «Йентл», – сообщила попутчица.
– Я еще не смотрел, – сказал я.
Мы катили дальше по бульвару, проехали «Сирс». Медцентр был прямо впереди.
Попутчица стала поправлять прическу, прихорашиваться. Рефлекторные действия, физические приуготовления, способствующие ментальным.
Так странно, я провел вместе с ней утро – разговаривал, пил кофе, смотрел на восход. Теперь, видимо, должен просто притормозить у тротуара, попрощаться и обо всем этом забыть.
Я остановил машину. Лучше сказать прямо.
– Мы еще увидимся? – спросил я.
Она помедлила с ответом.
– Если окажешься на третьем этаже, найдешь меня там…
____________
* Беньямино Буфано (1890-1970) – американский скульптор-монументалист итальянского происхождения (прим. переводчика).
** Салли Стэнфорд (1903-1982) – ресторатор и владелица элитного публичного дома, предоставлявшего услуги крупным политикам и знаменитостям. В зрелом возрасте занялась политикой, была избрана мэром Саусалито в 1972 году (прим. переводчика).
*** «Йентл» – киномюзикл 1983 года. Знаменитая певица Барбара Стрейзанд исполнила в фильме главную роль, а также выступила в качестве режиссера-постановщика (прим. переводчика).
Добавить комментарий