Элла Осипова
Пятого ноября 2017 года по последнему адресу жителя Ленинграда Нахмана Давидовича Абрамова была торжественно открыта мемориальная доска.
Четырехэтажное здание на пересечении Невского проспекта и Полтавской улицы появилось в 1862 году стараниями архитектора Алексея Кирилова.
Дом с неброскими чертами относится к так называемой «фоновой застройке» Петербурга.
По имени владельца, надворного советника Степана Воронина, эта постройка стала называться доходным домом Воронина. Кроме квартир, сдававшихся в аренду, здесь располагались гильзовая фабрика «Лебедь», аптека, мелочная и хлебная лавки, часовой и цветочный магазины, мебельно-столярная мастерская.
Здесь же с семьей проживал военный инженер 3 ранга Нахман Давидович Абрамов.
Он родился в 1905 году в еврейской семье в селе Саблино Херсонской губернии. После окончания в Новочеркасске Политехнического института Нахман Абрамов работал инженером-строителем. В 1936 году он вступил в ряды Красной Армии.
До ареста, который произошел 31 августа 1937 года, Абрамов был начальником управления военно-строительных работ № 260 Приволжского военного округа и начальником УВСР № 224 Ленинградского военного округа.
Сотрудники НКВД обвинили Нахмана Давидовича в том, что «с 1935 года по день ареста состоял активным членом контрреволюционной организации, созданной участниками военно-фашистского заговора, проводившей подрывную работу на военном строительстве ПриВо с целью подрыва обороноспособности страны и мощи РККА; лично сам создал контрреволюционную группу на 260-м военстройучастке и возглавил подрывную работу этой группы; вместо добросовестного выполнения порученной ему работы по заданию участника контрреволюционного военно-фашистского заговора сорвал строительство ряда важнейших объектов в Саратовском гарнизоне – казармы, дома начсостава, клуба; производил строительство объектов без смет и прочей технической документации, умышленно перерасходовал средства путем широкого применения неплановых работ».
2 февраля 1938 года военным трибуналом Приволжского военного округа Нахман Абрамов был приговорен к расстрелу с конфискацией имущества и лишению звания «военный инженер 3 ранга».
Однако 10 апреля 1938 года Судебно-надзорная коллегия Верховного Суда СССР пересмотрела дело Абрамова, и он вместо расстрела получил 20 лет лишения свободы.
Нахман Давидович был сослан в Севвостлаг. Он прибыл в бухту Нагаево, где 26 августа 1938 года в возрасте 33 лет скончался от «паралича сердечной мышцы».
Когда Нахмана Давидовича уже не было в живых, в апреле 1940 года по его делу опять был суд, дело было пересмотрено, а приговор изменен с 20 лет до пяти лет лишения свободы…
В 1958 году, когда Нахман Давидович Абрамов был полностью реабилитирован, все три приговора были признаны неправомочными, основанными на «ложных обвинениях». (см. Письмо о реабилитации)
Людмила Абрамова
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ОТЦЕ
Мой отец, Абрамов Нахман Давидович был военным инжером-строителем.
Наша большая семья жила на Староневском 111 в квартире 5, в коммунальной квартире. Семья состояла из трёх поколений: бабушка с дедушкой, папа с мамой, мы с сестрой и мамин брат с женой и дочкой. Жили дружно, весело и гостеприимно.
Всё это было до лета 1937 года, до ареста отца. Мне тогда было 3 года, сестре – 6 лет.
В один день всё рухнуло. Я совершенно не понимала, куда исчезли отец, мама. Почему бабушка (папина мама) приходит, запирает дверь в столовую, там плачет и бьётся головой о стенку. Куда подевалась семья и почему на меня никто не обращает внимания.
О том, что произошло, мы с сестрой узнали только в 1941 году, уже после начала войны, когда мама приехала к нам – эвакуированным со школой в Ярославскую область. После ареста папы она долго скрывалась, благодаря чему не была репрессирована, и много времени провела в Москве и Куйбышеве, хлопоча об отмене смертного приговора для отца. Его отменили, только через 2 года после того, как отца не стало. Мама рассказала нам с сестрой, что произошло, и велела никому не говорить о том, что наш отец в тюрьме. Это было мудрое решение, благодаря которому нам удалось благополучно закончить учёбу.
В это время папы уже не было в живых, но мы об этом не знали и очень надеялись, что он вернется. Свидетельство о смерти мы получили только в 1958 году. В нём говорилось, что его не стало в августе 1938 года, но само свидетельство было составлено через 14 месяцев после этого, причём не было указано, где это произошло, где папа умер.
Мои надежды на его возвращение рухнули в 1945 году, когда мне было 10 лет. Я училась в школе во вторую смену, а сестра в первую. В большой коммунальной квартире я была одна.
Раздался звонок в парадную дверь, я пошла открывать. В дверях стоял худой мужчина в ватнике и с вещевым мешком. Он спросил мою маму. Я сказала, что она на работе, а я её дочь. Тогда он попросил разрешения войти, сел и спросил, знаю ли я что-нибудь об отце.
Он рассказал, что на этапе в бухту Нагаево он был с нашим отцом. Они подружились и дали друг другу слово, что тот, кто выживет, найдёт семью другого и расскажет всё, что о нём знает.
Мой отец очень плохо переносил этап. Он был крупным мужчиной (около 2-х метров ростом), а таким людям было особенно тяжело. Во время очередного перегона он упал, не смог сразу подняться, и охранник застрелил его.
Больше этот человек ничего мне не рассказал, а я ни о чём не спрашивала. Он быстро встал, просил никому, кроме мамы, об этом не рассказывать и ушёл. Я даже не спросила ни его имени, ни фамилии, скорее всего, он бы и не сказал.
Мама не переставала хлопотать о пересмотре дела, и его пересматривали, но отца в это время уже не было в живых.
В 1958 году его признали невиновным, дело прекратили за отсутствием состава преступления и посмертно реабилитировали.
Добавить комментарий