Как же это так получается, что ребёнок рождается, растёт, взрослеет, и вдруг становится преступником? Или наоборот — вырастает честным человеком? Почему одни люди до конца своих дней остаются глубоко порядочными, а другие с юных лет становятся жуликами и воришками, а гляди, и того хуже — насильниками или убийцами? Вопрос этот стар, как Мир.
Сначала верили, что в каждом человеке с рождения заложена предрасположенность к преступлению и при подходящих условиях она может проявиться у любого. Есть либеральная теория прямо противоположного характера, утверждающая, что преступников делает среда. Мол, все люди родятся хорошими, но вот не повезло, оказался ребёнок в неудачном окружении — плохие родители, злые сверстники, а главное, несправедливое общество сбивают его с правильного пути и он становится преступником.
Приводят в пример Сталина. Рос он в бедности, у него был жестокий и вечно пьяный отец-сапожник, который бил жену и ребёнка, а потому маленький Сосо вырос в преступника, какого не знало человечество. А не бей его сапожник, мог бы стать нежным и добрым, как дедушка Ленин, который рос в хорошей среде, в достатке, и которого в детстве не били (а по мне, так жаль, что не били. Я бы побил…).
В 19-м веке Чезаре Ломброзо создал теорию наследственного преступника. Он утверждал, что не все люди потенциальные злодеи, а только те, которые наследуют такой дефект от своих предков, и это проявляется в чертах лица и форме черепа. Иными словами, склонность к преступлению это не приобретённое, а врождённое качество.
В реальности оказалось всё не так просто. Френология не работала, вернее, работала не всегда. Тем не менее, история действительно знает множество случаев, когда у преступников были плохие предки. Вот яркий пример: никто теперь не сомневается, что один из величайших злодеев в истории был Ленин, которого в детстве любили, сытно кормили и не били. Недавно обнаружилось, что его прадед Мойше (он же Дмитрий Иванович) Бланк был инициативным стукачом, жуликом и вообще гадким человеком. То же и со Сталиным. Возможно плохое детство и было фактором, а вернее толчком, но скорее всего, Сосо имел врождённый криминальный дефект (ген негодяя?), полученный им от отца или какого-то неизвестного нам предка.
Современная генетика не отрицает, что преступный характер может передаваться по наследству. Кому-то выпало родиться, скажем, левшой, а кому-то подлецом. Стало быть, тут нет свободы выбора и человек появляется на свет с такой предначертанной судьбой перспективой — быть жуликом или убийцей, и этого изменить нельзя. Если это так, то вроде нет смысла его наказывать или лечить.
Врождённые дефекты не лечатся, а наказание тем более не исправит генетической код. Что же делать? Хорошо бы, конечно, иметь, скажем, такой тест — плюнул в пробирку, сунули её в специальный генетический анализатор и получают ответ: гадкйй человек. Тут бы его (её) сразу цап-царап - и в пожизненную ссылку на какой-то далёкий остров, где живут такие-же потенциальные жулики и бандиты. Вот пусть они там друг с дружкой развлекаются.
Вроде как в 18-м и 19-м веках из Англии преступников ссылали на вечное поселение в Австралию — своего рода искусственная селекция по очищению человеческого рода от жулья и убийц. Может, это и не гуманно - так жестоко обращаться с будущими, а не состоявшимися преступниками, но ведь никто не спорит, что раковую опухоль надо вырезать до того, как она убьёт человека. Или вот даже лучшая идея — на эмбриональной стадии искать «ген негодяя» и, если он обнаружен, уничтожать будущего преступника задолго до рождения, на клеточном уровне. Но это пока из области фантастики и таких тестов не существует. А если появятся, могу себе представить какой вой поднимут всякие защитники эмбрионов!
На моём жизненном пути изредка попадались люди, которые, на первый взгляд, были совершенно обычными, без каких-либо моральных отклонений, но при более близком знакомстве оказывалось, что они совершенно не в состоянии функционировать честным образом. Каждый их шаг делался, фигурально говоря, через чёрный ход, даже если это было менее эффективно, невыгодно и часто приводило их самих к беде.
Жизнь таких людей была полна неоправданного риска, висела над пропастью, готовая в любой момент сорваться в бездну. Но иначе они не могли — «ген негодяя» не позволял. Многие из них оказывались умными и талантливыми людьми, но вот честность и порядочность были им совершенно чужды. Они от этого просто задыхались, как рыба на берегу. То ли риск провала давал им желанный всплеск адреналина, то ли так у них были устроены мозги — не знаю… Ниже — поучительная история одного такого знакомства.
***
Рабочий день закончился, за окнами опускались зимние сумерки, инженер и техник уже надевали свои куртки, собираясь домой. Однако у меня впереди было немало дел, которые ждать не могли, и я хотел этим вечером поработать ещё часа два-три. Лаборатория моя, а вернее, вся крошечная компания, что я основал за два года до того, располагалась в весьма неблагополучном районе городка Нью-Хэйвен в Коннектикуте, хотя и недалеко от центра — всего в четверти часа пешком от Йельского университета. Университет выделил для моего старт-апа пару комнат в старинном кирпичном здании, когда-то принадлежавшем знаменитой ружейной фирме Винчестер. Я даже получил от Винчестера в наследство несколько лабораторных столов и пару кресел. Мне удалось добыть небольшие деньги от инвесторов, и это позволяло работать над моими изобретениями и даже платить зарплату инженеру и технику.
В тот вечер я испытывал новый инфракрасный датчик для обнаружения движущихся людей. Сейчас такие датчики стоят в миллионах систем охраны и стенных выключателях, которые выключают и включают свет в зависимости от того, есть в комнате люди или нет. Работает выключатель так — человек в комнате вольно или невольно двигается, и встроенный датчик эти движения должен чувствовать и зажигать свет, а если человек вышел, то ничего в комнате не двигается и свет выключается. В середине 80-х годов прошлого века промышленность выпускала только один такой «умный» выключатель по моему же патенту.
В те далёкие дни, о которых тут речь, я изобретал более совершенную модель. Работа продвигалась успешно, и на моём лабораторном столе от Винчестера уже стоял прототип нового «умного» выключателя. Я постоянно вскакивал из-за стола, бегал по комнате и вообще производил разные телодвижения, чтобы посмотреть, как датчик на них отреагирует. Если не знать, зачем я это делал, моё поведение со стороны выглядело довольно странным — взрослый мужик ни с того ни с сего в пустой комнате медленно крадётся непонятно куда, потом ходит взад-вперёд от стены к стене, делает пассы руками, вертит головой, ложится на диван, скатывается с него, ползёт по полу, вскакивает, прыгает, и так далее.
Стоит ли удивляться, что в процессе такого довольно дикого «танца» я не заметил стоящего в дверях посетителя — коротенького толстого человечка лет пятидесяти с округлой, как пицца, физиономией, проницательными серыми глазками и тёмной кучерявой шевелюрой. В руках он держал видавший виды рыжий портфель, толщина которого была сравнима лишь с животом посетителя. Он смотрел на меня, широко раскрыв от изумления глаза, и терпеливо ждал, чем же это всё закончится. Оно и закончилось, как только я заметил его присутствие. Я отдышался и представился.
Толстяк молча протянул мне свою визитную карточку, на которой значилось, что его зовут Майкл К. и он представитель большой фирмы, выпускающей электронные компоненты и всякие бытовые товары, вроде электробритв, пылесосов и прочих полезных вещей. Майкл говорил на чудном королевском английском языке, что выдавало его британское происхождение.
Он сообщил мне, что его работа — продавать разным фирмам и университетам всевозможные электронные штучки, затем вынул из портфеля пару каталогов и спросил, есть ли у меня интерес к его товарам. Я полистал и сказал, что да, кое-что для моей работы может оказаться полезным, обещал изучить его каталоги и позвонить, если появятся какие-то идеи. Майкл опять раскрыл свой толстенный портфель, вынул из него и подарил мне какую-то китайскую безделушку, вроде магнитного браслета, что должен помогать от всех болезней (которых у меня не было), а затем попрощался и направился к дверям, но вдруг остановился и спросил:
-Извините за назойливость, но меня заинтересовала ваша странная пантомима. Это что, для какого-то концертного выступления или просто так, гимнастика?
Я объяснил ему, чем я тут занимаюсь и показал прототип моего датчика. В отличие от многих изобретателей, которые держат свою работу в секрете из страха, что кто-то может изобретение украсть, я всегда охотно делился своими идеями со всеми желающими. Не потому, что я был такой уж наивно доверчивый, а потому, что прежде, чем что-то показывать, я всегда заранее оформлял заявку на патент. Вот и тут я с готовностью продемонстрировал гостю, как работает мой выключатель. Майкл тоже походил по комнате, помахал руками, поглядывая на индикатор, подключённый к датчику, а потом уселся на стул, уставился на моё лицо, помолчал, и сказал:
-Это колоссально! Вы хоть понимаете сами, какие возможности открывает это изобретение? В мире, наверное, миллиарда три всяких комнат, и, если такой выключатель поставить хотя бы в каждую десятую из них, то….
Он пожевал губами, что-то про себя вычисляя, а потом, видимо получив в ответе некое большое число, выпучил глаза и спросил, что я с этим датчиком собираюсь делать? Я ему объяснил, что надеюсь продать патент какой-нибудь электрической компании. Услышав это, с несвойственной его фигуре прытью, Майкл вскочил со стула и закричал:
-Вы сошли с ума! Они же вас обдерут как липку. Не продавайте никому, надо всё держать в своих руках, самостоятельно наладить производство и продажу готовой продукции. Только самому, иначе всё потеряете!
На это я ответил, что я ведь изобретатель, а не бизнесмен, и у меня нет ни ресурсов, ни умения, да и желания заниматься производством и торговлей. Это «не моя чашка чая», как говорят на его в прошлом туманной родине. При этих словах Майкл почему-то обрадовался, опять вскочил, пару раз колобком прокатился взад-вперёд по лаборатории, потом опять уселся передо мной, положил пухлую ручку мне на плечо и мягко сказал на своём очаровательном британском языке:
-У меня есть к вам предложение — хочу быть вашим партнёром. Только не говорите «нет», а сначала послушайте. Вот какой план: я уволюсь из фирмы, где сейчас работаю, и создам свою компанию специально для выпуска ваших датчиков и выключателей. Вы мне только дайте права на ваш патент, а уж я налажу производство в Китае и мы станем продавать ваши «умные» выключатели миллионами штук по всему миру!
Затем, как мифическая сирена Одиссею, он стал мне петь сладкие песни про его выдающиеся способности вести бизнес, про свои колоссальные связи в Азии и Европе, про то, как мне больше не придётся просить денег у инвесторов, а сам я стану сказочно богат. Я слушал, раскрыв рот, и хотел всему верить. Как писал Поэт: «Ах, обмануть меня не трудно. Я сам обманываться рад» Короче говоря, он меня уговорил.
Через пару дней он опять появился у меня в лаборатории со своим неизменным пухлым портфелем, и я получил очередную взятку — китайский сувенир, не помню какой. Майкл сказал, что он уже подал заявление об уходе из своей фирмы и позвал меня на встречу с адвокатом, который должен был оформить его новую компанию и приготовить лицензию на мой патент. Мы поехали в адвокатскую контору, где через час Майкл стал президентом фирмы, существующей пока только на бумаге, по названием ”BIRD”, что расшифровывалось, как «Британские Инфракрасные Устройства».
Я получил 10% акций этой компании плюс договор о роялти, то есть дохода с будущих продаж. Через несколько дней Майкл снял помещение для новой компании в том же здании, где находился и мой бизнес. На дверях появилась большая вывеска ”BIRD”, он завез туда всевозможную мебель, множество каких-то приборов и даже токарный станок, всё это, на мой взгляд, совершенно ненужное для моих датчиков. Я спросил:
-Майкл, зачем это? Да и само помещение не надо было сейчас снимать. Мне кажется, это преждевременная трата денег. Во-первых, датчик ещё не закончен и сначала надо провести детальные испытания. Затем надо решить, где вы сделаете чертежи, оснастку, где начнёте производство и главное — как станете продавать эти выключатели.
Но он лишь замахал руками и сказал, что всё будет делать в Гонконге, куда он на следующей неделе улетает, а это помещение нужно для американского адреса и на всякий случай, если будут приходить какие-то посетители, которых в его отсутствие я должен буду принимать и выпроваживать. Прямо какие-то «Рога-и-Копыта». Я пожал плечами — это ведь его бизнес, и он наверняка лучше меня понимает, что и как надо делать. Не мне его учить.
Через три дня он позвал меня и мою жену на прощальный обед к себе домой. Майкл жил от нас в часе езды, и, когда мы приехали, он познакомил меня со своей женой и тремя малолетними дочками. Жена его была весьма неприветлива, а на Майкла вообще поглядывала с нескрываемой злобой. Тем не менее, на веранде был сервирован довольно вкусный обед с шампанским, хотя его жена за стол с нами не садилась и в разговорах участия не принимала.
Майкл сообщил, что он уезжает в Гонконг на целых полгода для организации производства. Меня поразил вид дюжины больших сундуков и ящиков, которые стояли на улице у гаража, готовые к отправке в аэропорт. Я был растроган до глубины души — вот какой героический человек! Оставляет надолго жену и чудных детишек, тратит кучу своих денег и переселяется на другой конец света для того лишь, чтобы начать выпуск моих датчиков. Как мне повезло, найти такого человека! — подумал я.
Назавтра Майкл улетел со своим огромным багажом, а через неделю я стал получать из Гонконга ежедневные факсы (интернета тогда ещё не было) с массой технических вопросов, на которые я сразу же посылал ответные факсы. Так мы постоянно общались в течение двух-трёх месяцев.
Вскоре Майкл прислал мне пачку цветных фотографий, где был изображён сборочный цех и улыбчивые лица китайских инженеров, которых он нанял для подготовки производства. Сказал, что надеется скоро получить финансовую помощь от местных властей. Удивительно, но этот толстяк Майкл оказался невероятно энергичным и работоспособным и, судя по снимкам, сумел развернуть в Гонконге внушительный бизнес. Казалось, всё шло прекрасно — много лучше и быстрее, чем я надеялся.
Однажды ночью у меня дома раздался звонок телефона. Еле продрав глаза, я схватил трубку. Звонила какая-то дама, говорившая бархатным голосом с британским акцентом, как у Майкла. Сказала, что она его старая приятельница ещё по давней жизни в Лондоне, сейчас она живёт в Гонконге, знает, что он тоже там и хотела бы у меня узнать его адрес чтобы с ним повидаться. Не видя в этом никаких проблем, я ей продиктовал адрес компании “BIRD” и номер телефона.
Через два дня мне позвонил Майкл. Его тон был неожиданно злобный и даже истеричный. Он вопил в трубку, обзывал меня всякими гадкими словами и возмущался тем, что я дал его телефон и адрес той женщине. Я был совершенно ошарашен и ничего не отвечал, ожидая пока он выдохнется. Когда он умолк чтобы перевести дух, я спокойно сказал, что в такой хамской манере разговаривать не буду, и вообще, разве адрес и телефон его компании в Гонконге это секрет?
Тут он опомнился, его тон резко изменился и уже мягче он извинительно объяснил, что звонившая мне дама — его бывшая лондонская любовница, которая за ним охотится по всему миру и эта головная боль ему совсем не нужна в разгар напряжённой работы над моим датчиком. Я же со своей наивностью и беспечностью, по его словам, принёс ему массу проблем и отвлекаю от важных дел. На этом разговор закончился, и в последующие пару недель ни звонков, ни факсов от Майкла не было.
Следующий звонок от него был из Южной Кореи. Я был потрясён, когда он мне сообщил, что перебрался из Гонконга в городок Йосу, что на самом юге корейского полуострова. Он сказал, что пришлось бизнес в Гонконге закрыть, так как местные власти не оказывают никакой финансовой помощи, обложили его налогами, и у него денег в обрез. Но зато чудные корейцы обещали полную поддержку, если он откроет компанию и наймёт работников в неразвитой области на юге страны. Поэтому он бросил всё оборудование и даже личные вещи в Гонконге (слишком дорого перевозить в Корею, как он объяснил) и начинает всё с нуля в Йосу. Где-то месяца через два я получил от него очередную пачку цветных фотографий уже с работниками корейской фирмы. Там были также сняты разные машины для сборки электронных схем, конвейер, и прочее оборудование. Всё выглядело весьма внушительно. В Корее, как и раньше, он работал не покладая рук, и бизнес, по его словам, рос, как на дрожжах. И снова, в течение последующих месяцев мы с ним обменивались факсами в основном технического характера. Похоже, что производство налаживалось и я ожидал в недалёком будущем получить от Майкла первые корейские образцы.
Но потом опять неожиданно наступило молчание. На мои факсы ответа не было, он мне не звонил, а я никак не мог дозвониться к нему в Йосу. Телефоны молчали или автоответчики что-то сообщали по-корейски. Прошёл месяц или даже больше. Я терялся в догадках, где же он, что с бизнесом? Я пытался позвонить его жене в Коннектикуте, может она знает, что с ним и где он, но услыхав мой голос, она бросала трубку.
А потом он опять объявился. В этот раз звонок был из… Англии. История повторялась странным образом. Майкл сказал, что корейцы не оправдали его надежд, финансирования ему не дали, однако он неожиданно получил заманчивое приглашение от какого-то экономического комитета в Британии. По его словам, ему предложили основать фирму в английской глубинке недалеко от города Лидс, где очень высокий уровень безработицы. Правительство и городские власти готовы осыпать его всякими привилегиями, грантами и ссудами, лишь бы он нанимал на работу местных жителей. Он добавил:
-Ты должен понять, это для меня так чувствительно. Англия ведь моя родина, в Лондоне от немецкой бомбы в 40-году погибла моя мать, я прожил здесь первые двадцать пять лет своей жизни, и меня всегда тянуло сюда. Я решил вернуться в эту страну. Мне уже выделили на отличных условиях большое здание для фабрики в городке Сканторп, и я сейчас нанимаю людей.
Я спросил, а как его жена и дочки, не собирается ли он перевозить их в Англию, но Майкл как-то уклончиво сказал, что его жена хочет оставаться в Штатах и он будет к ней изредка приезжать. Всё стало deja vue, как это было в Азии, — ежедневные факсы, телефонные разговоры. А потом он меня пригласил приехать, посмотреть фабрику и помочь его английским инженерам разобраться с некоторыми техническими проблемами. Осенним днём 1988 года я прилетел в Лондон, на станции Кингс-Кросс сел на поезд и поехал на север в незнакомый мне до того городок Сканторп.
Майкл встречал меня на вокзале с букетом цветов и сообщил, что мы сразу же отправляемся на банкет в честь моего приезда. Меня удивило такое внимание к моей персоне, но я подумал, что он хочет как-то меня умаслить и сгладить негативное впечатление от своих странных прыганий из одной страны в другую. Пока мы ехали на машине в ресторан, он меня огорошил сообщением, что он в Южной Корее женился и на банкете представит меня своей новой жене.
На мой вопрос, как же это может быть — у него ведь в США уже есть жена и трое детей, он лишь отмахнулся и сказал, что через пару месяцев слетает туда и разведётся, а по корейском законам не обязательно сначала получать развод перед новой женитьбой (что, разумеется, неправда). Я решил промолчать и посмотреть, что же будет дальше.
Уже смеркалось когда мы подъехали к небольшому ресторану в пригороде Сканторпа. Мой багаж оставили в машине и пошли в банкетный зал, причём Майкл, как обычно, тащил с собой свой раздутый портфель, а я плёлся за ним с букетом. В отдельной комнате у длинного стола, уже уставленного бутылками и закусками, нас ждали человек двадцать — всё руководство его компании “BIRD”, ведущие инженеры и две секретарши. Он меня со всеми познакомил, с каждым я поболтал о всякой чепухе — о погоде, о местных новостях, о том, как Новая Англия, где живу я, отличается от Старой Англии, где живут они, а потом Майкл повёл меня на кухню. Там я был представлен кухонному персоналу как важный гость из далёкой Америки.
Затем он раскрыл свой портфель и стал всех одаривать китайскими сувенирами — от шеф-повара до мойщика посуды. Я никогда не видел такого милого человека, каким в тот вечер выглядел Майкл. Он просто светился любовью и добротой ко всем вокруг него. Ну просто душка и милашка. Тоже ведь талант очаровывать людей! В результате визита на кухню мы были вознаграждены изумительно вкусной и разнообразной едой при фантастическом обслуживании. Это меня приятно удивило — я до того считал, что английскую пищу в рот нельзя взять. Значит всё зависит от того, как себя вести с кухонными работниками.
За столом Майкл усадил меня рядом с молоденькой кореянкой, которую он мне представил как свою жену Сол-Бьонг. Когда я заметил, что она выглядит, как будто сошла с обложки корейского календаря, Майкл захлопал в ладоши и радостно сказал, что именно так и есть: в Южной Корее Сол-Бьонг была моделью, которую снимали на календари, а её родная сестра — популярная корейская кинозвезда. Её точёная фигура и нежное лицо странно контрастировали с внешностью мужа, не говоря уж о том, что она годилась ему в дочки.
Мне выделили отдельную комнату на втором этаже дома, который Майкл купил лишь месяц назад, а наутро после обильного завтрака на своей новой машине он повёз меня на фирму. Она выглядела ещё более впечатляюще, чем на фотографиях. В сборочном цеху вдоль конвейера сидели десятки работниц в белых халатах, медицинских масках и шёлковых белых перчатках, поверх обуви у них были надеты бахилы. Они собирали мои датчики и выключатели. Всё вокруг сияло госпитальной чистотой. На складе готовой продукции на стеллажах стояли десятки больших ящиков с готовой продукцией. Инженеры показали мне испытательный стенд и лабораторию. Меня всё это и впечатлило и озадачило. Я спросил:
-Майкл, зачем эти белые халаты и медицинские намордники? Для датчиков всё это совершенно не нужно, они не требуют такой чистоты, как, скажем, производство чипов. Всё гораздо проще. К чему на это тратить деньги? Это беспричинно удорожает продукт.
-Ах, мой друг, — ответил Майкл, похлопывая меня по плечу, — я это и сам знаю, но мне тут нужен Голливуд. Не понимаешь? Всё должно выглядеть супердорого - хайтек. Без этого мне не получить большие гранты и займы. При добыче денег — главное развернуть Голливуд со специальными эффектами, тогда люди с деньгами легче открывают кошельки. Чем сильнее впечатление, тем больше суммы. Поверь мне, я знаю, как это делается, так что не заморачивайся, это не твоя забота. Оставь это мне.
-Ну хорошо, бог с ним, с Голливудом, но я видел на складе ящики с готовыми датчиками. А как идут продажи? Кто клиенты? Кому ты продаёшь и сколько? Я хочу посмотреть бухгалтерские книги.
-Продаём, продаём, но пока только в Европе, а не в Англии. Потому и бухгалтерских книг тут не держим. Это в моём другом офисе, во Франкфурте. Там и маркетинг, и бухгалтерия. Вот мы с тобой как-нибудь поедем в Германию, и я тебе там всё покажу.
Мне это показалось весьма странным и даже подозрительным. Про бухгалтерию во Франкфурте он мне раньше не говорил. Это что-то новенькое. Почему производство в Англии, а вся бухгалтерия в Германии? К чему такое размазывание по странам и континентам? Получается какой-то дурдом — производство идёт полным ходом, а продажи в каком-то тумане. Да и есть ли продажи? На словах есть, а глазами не видно. У меня возникло неприятное чувство, что тут что-то нечисто, но чтобы понять, что именно, у меня не было ни знаний, ни опыта. Через пару дней я улетел домой, довольно обескураженный.
В начале декабря Майкл позвонил и сказал, что я обязательно должен опять прилететь в Англию, хоть на день. В понедельник 19 декабря в его компании будет большая презентация для финансовых руководителей Западного Йоркшира, которые выделяют деньги на развитие района. Моё присутствие просто необходимо — у них могут возникнуть вопросы по патенту, по технологии и о будущих продуктах. Я согласился приехать, хотя на носу было Рождество и мне совсем не хотелось уезжать из дома в эти дни. Позже оказалось, что эта поездка едва не стоила мне жизни.
Я прилетел в Англию 18 декабря авиакомпанией PanAm и должен был вернуться обратно 21 числа. В понедельник Майкл навёл на фабрике такой Голливуд, что у меня просто дух захватывало. Все работники в белоснежных халатах и масках были страшно заняты, куда-то торопились, что-то куда-то несли, что-то прикручивали или откручивали, все приборы были включены и гудели. На конвейере перед каждой работницей стаял микроскоп (совершенно ненужный для сборки датчика). Всё двигалось, моргало и жужжало. Голливуд, да и только!
Комиссия появилась ровно в 10 утра, и Майкл устроил грандиозное представление с роскошным угощением и подарками каждому гостю. Конвейер гостям показали издали, объяснив, что люди с улицы могут занести пыль, а потому близко подходить нельзя. На совещании я сидел в уголке и делал умное лицо, когда Майкл на меня указывал как на главного эксперта и руководителя его американского исследовательского отдела. Вопросов мне не задавали — похоже, патенты и технология никого не интересовали. Стало ясно, что я мог бы и не приезжать. Совещание закончилось через час, и комиссия уехала. Майкл был возбуждён, радостно потирал руки, сказал, что нутром чувствует — деньги дадут. Потом закрыл компанию на Рождественские каникулы, всех работников одарил подарками и отпустил по домам до января.
Тут я подумал, что мне нет смысла без дела околачиваться в Англии лишний день до среды, поэтому, пока секретарша не ушла домой, я попросил её позвонить в авиакомпанию PanAm и поменять мне билет на день раньше, что она и сделала. После ланча Майкл отвёз меня на станцию, я сел на поезд и уехал в Лондон, там переночевал и во вторник вечером из Хитроу улетел в Нью-Йорк. Можете представить моё потрясение и ужас, когда через день сообщили, что тот самый рейс компании PanAm, которым я вначале планировал лететь домой в среду, был взорван террористами и все погибли. Смерть неожиданно пронеслась мимо меня, от неё лишь холодом повеяло. Действительно, кому суждено быть повешенным, тот не утонет…
В канун Рождества я позвонил Майклу домой, чтобы поздравить, но телефон не отвечал. Я подождал несколько дней и позвонил перед Новом Годом — молчание. Всё начало января я не мог дозвониться — ни к нему домой, ни в компанию. Все телефоны молчали. Но однажды в компании трубку сняли и я услышал незнакомый мужской голос, который себя не назвал, но стал резко и въедливо спрашивать, кто звонит, откуда, и зачем? Сказал, что Майкла нет и неизвестно когда он будет. Говоривший отказался позвать к телефону кого-либо из работников и не хотел отвечать на мои вопросы. Я не понимал, что происходит.
Майкл позвонил в конце января. В его голосе были слёзы и говорил он сбивчиво, путано и, похоже, очень торопился:
-Мой друг! Всё пропало, всему конец! Они забрали мою компанию, мой дом, мою машину, мой счёт в банке! Всё забрали, негодяи! К счастью, мне удалось спастись.
-Что ты говоришь! Кто забрал? Почему? Где Сол-Бьонг? Что происходит? У меня масса вопросов…
-Проклятое правительство, вот кто! Эта комиссия в декабре, оказывается, была с целью расследования. Они приехали вынюхивать… Короче говоря, у меня там… ну… образовались долги… Неважно… Я успел отправить Сол-Бьонг обратно в Сеул к её родителям. Хватит об этом… Теперь послушай. У меня вот какая идея. Я знаю, у тебя есть другие патенты. Дай мне один из них, мы всё начнём с начала. В Южной Африке. У меня есть связи в Йоханнесбурге. Верь мне. В этот раз обязательно получится…
-Майкл, — меня стало разбирать зло, — ты сошёл с ума! Что начнём с начала? Ты хочешь другой патент? Хорошо, я дам тебе другой патент, но не раньше, чем будет успех с первым. Я хочу видеть результат, а не обещания. Впрочем, не об этом сейчас речь. Где ты находишься? Дай мне номер твоего телефона, нам нужно серьёзно поговорить.
-А я думал мы друзья, — горестно проговорил он, — я сейчас в… ну в… в Барселоне. Да! Я в Барселоне! А телефона у меня пока нет, я как раз переезжаю из этой гостиницы в другую. Как перееду, я тебе перезвоню…
Он повесил трубку.
С тех пор прошло много лет. Он никогда мне больше не звонил, и я понятия не имею, где он сейчас живёт и чем занимается, да и жив ли он вообще?
***
Где-то через месяц после того разговора у меня в кабинете зазвонил телефон. Я сразу узнал её бархатный голос и британский акцент. Это была та самая дама, которая когда-то звонила мне из Гонконга и разыскивала Майкла. Она сказала, что сейчас находится в Нью-Йорке и попросила о встрече. Я согласился, и на следующий день она появилась в моём офисе в Коннектикуте. Это была миловидная китаянка лет сорока, хотя говорила она на настоящем королевском английском. Она мне потом объяснила, что закончила английскую школу в Гонконге и оттуда у неё британский акцент.
Как только она вошла, сразу открыла сумочку и протянула мне чёрное кожаное портмоне, внутри которого была бронзовая бляха, изображавшая земной шар, нанизанный на золотой меч, и голубое удостоверение с её фотографией и надписью: Интерпол. Международная Полиция. Агент No…. Так вот кто была эта незнакомка из Гонконга! Так вот от кого, всё бросив, бежал Майкл в Южную Корею, а потом в Англию! Она сказала, что хочет задать мне о нём ряд вопросов. Разумеется, я согласился, но попросил в качестве ответного шага, чтобы и она мне рассказала, что им известно про моего беглого компаньона.
Гостья достала из сумочки диктофон, с моего позволения его включила, и потом минут сорок я отвечал на её вопросы. Когда мы закончили, она сказала:
-Расследование продолжается и, где сейчас находится ваш «приятель» Майкл К., мы пока не знаем. Он в розыске. Мы за ним охотимся уже давно, но он всегда ухитряется улизнуть в самый последний момент. Поэтому я вам много рассказать не могу, но вот в общих чертах. Майкл К. - это международный аферист. Его схема действий — организовывать компании в разных странах, обычно в депрессивных районах с высокой безработицей. Под это на развитие бизнеса и наём работников он получает займы и гранты от всевозможных государственных и частных организаций, а затем переводит деньги на свои секретные офшорные счета. Сразу после перевода денег он исчезает и переезжает в другую страну, где всё повторяется. Вы со своим патентом и техническим опытом были ему нужны для придания веса и респектабельности, чтобы легче получать деньги. Хай-тек и патенты всегда производят впечатление на финансистов. Больше я ничего сказать не могу…
**
Закончим тем, с чего я начал этот рассказ. Я не понимаю, зачем Майкл выбрал себе такую судьбу. Человеку с нормальной психикой невозможно понять логику преступника. Для этого надо иметь талант Достоевского. Впрочем, был ли он сам человеком с нормальной психикой?
Взять хотя бы того же Майкла. Он был умный и энергичный человек с несомненным талантом бизнесмена и организатора. С этим он мог бы стать очень успешным в любой стране и в любом бизнесе, делать хорошие деньги и жить припеваючи. Но он выбрал аморальный, трудный и опасный путь преступления — лгал, воровал, переезжал из страны в страну, предавал своих партнёров, жён и детей, жил в постоянном страхе разоблачения и ареста. Это не приносило ему ни счастья, ни богатства, ни душевного покоя. Вся его жизнь была хождением над пропастью.
Зачем?
Добавить комментарий