К семидесятилетию Раймонда Паулса
До официальной даты юбилея Паулса — 12 января 2006 года — еще несколько месяцев, но Латвия и сам маэстро уже включились в его подготовку. Я не оговорился — “сам маэстро”. Композитор лично относится к своей славе сдержанно, но понимает, все равно юбилейной шумихи не избежать и лучше направить ее в полезное русло — “культ личности” превратить во всенародный праздник музыки.
Собственно, старт юбилея начался в марте с подачи Рижского театра русской драмы. Театр предложил композитору поставить мюзикл на основе его знаменитых шлягеров 70-80-х годов. Паулс согласился не только с идеей, но и аккомпанировать драматическим актерам. В мюзикл вошли 30 мелодий, от “Листьев желтых” до “Старинных часов”. В январе Паулс сыграет на рояле в театрах “Дайлес”, Национальном, Русской драмы, даст концерт с победителем “Новой волны-2005” Интарсом Бусулисом. Но самое главное представление состоится 18 февраля. В будущем году Латвия будет хозяйкой чемпионата мира по хоккею, и в связи с этим событием в столице возводится новая многофункциональная арена “Рига”, способная вместить до 12 тысяч зрителей. К открытию арены и приурочен гала-концерт Паулса. Композитор мечтает устроить народное мероприятие, “чтобы пели все вместе и я не был главным”. Последнее вряд ли возможно. Кто бы ни находился на сцене, все равно в центре внимания будет маэстро, национальное достояние Латвии и по сию пору музыкальный кумир на всем постсоветском пространстве.
С Раймондом Паулсом я встретился в студии Национального радио и телевидения на Домской площади. Именно здесь много лет назад он сделал свои первые записи. Композитор снимает пиджак, поправляет подтяжки и устраивается за роялем. В паузах между вопросами-ответами он иногда пробегает по клавишам. Пытаюсь вспомнить его прошлые и нынешние регалии и звания. Народный артист СССР, депутат Верховного Совета СССР, министр культуры независимой Латвии, советник президента, без пяти минут президент страны, депутат Сейма, кавалер ордена Трех Звезд — высшей награды Латвии... Но главный его титул — Маэстро. Седой рижский Штраус.
Об интервью я договаривался с композитором еще будучи в Америке, но обтекаемо и неопределенно. В Риге Паулс застал меня врасплох, назначив рандеву буквально через полчаса после звонка.
— Честно признаюсь, маэстро, наша встреча столь внезапна, и я пришел без подготовленных вопросов. Предлагаю импровизацию, тем более вам к этому жанру не привыкать.
— Не возражаю.
— Хотя у меня есть лейтмотив — ваш предстоящий юбилей. Понимаю, что немного рановато, но другого шанса у меня уже не будет... Итак, как вы относитесь к цифре “70?”
— Подозрительно... Даже не верится, что такая цифра появилась. Все очень быстро пролетело. В моей жизни случались разные периоды, но говорить, что плохо было, не имею права. Я не имею оснований жаловаться, а еще лучше не думать об этой цифре. Что есть, то есть. Если ты еще можешь выходить на сцену, — и самое главное, не сам туда лезешь, а тебя просят, — когда чувствуешь свою нужность, это придает силы. Хотя есть приметы возраста. В моем жанре непросто все время быть в спортивной форме, но я умею переключаться на другое.
— Вы сказали: “мой жанр...”
— Это условно, мне навязан так называемый “легкий жанр”, легкая музыка. Хотя, если честно, я не люблю этой терминологии — джаз, поп, рок... Я вообще против разделения музыки на легкую и серьезную. Мне не раз задавали, мягко говоря, странные вопросы: кто больший композитор, Бетховен или Иоганн Штраус? Дай бог написать такие вальсы, как Штраус, или чуточку приблизиться к Бетховену!
— Но все-таки есть какая-то специализация. Я не музыковед, но мне кажется, ваш стиль можно охарактеризовать как жанр Паулса.
— Называйте как хотите. Да, у меня есть свой конек. Это лирическая, сентиментальная музыка. В свое время ее очень сильно ругали, но людям, независимо от возраста, нравился и нравится этот сентиментализм.
— Подчас в самых неожиданных случаях. Минувшей весной в нашей комьюнити в Кентукки отмечали 60-летие победы над Германией. Казалось бы, какая связь между вашими песнями и этой датой, но на вечере в основном звучали мелодии Паулса. Значит, у людей есть потребность в вашей музыке.
— Приятно слышать, но этому, наверное, есть объяснение. Большинство советских эмигрантов последней волны приехало в Америку уже после развала Союза, то есть оно застало мои песни 70-80-х годов. Своего рода ностальгия по времени.
— Я думаю, дело не только в этом. Люди вас помнят и любят за то, что в вашей музыке есть мелодия. Назовите мне несколько современных композиторов, чьи песни хотелось бы петь.
— Проблема актуальная. Думаю, здесь двойная вина как композиторов, так и певцов. Ну, скажите, какую мелодию можно написать для этого... как его зовут?.. Ага, вспомнил, Шура... Тот, что с одним зубом. Но самое плохое, что сейчас есть, — музыка превратилась в фон. Я помню, как в 50-60-е мы специально приникали к радио: в 8 или 9 вечера будут передаваться такие-то песни. Сейчас музыка нон-стоп, 24 часа в сутки, везде и всюду. Потеряно очарование новизны. Плюс тотальная коммерциализация. Я с теплым чувством вспоминаю радиостанцию “Маяк”. Попасть туда молодому композитору было непросто, но если удавалось, для него совершенно бесплатно. Сейчас только за деньги, причем большие. Теле- и радиостанции сейчас мало волнует творческая сторона, главное — коммерция и реклама.
...Попробуйте в Америке спеть под фонограмму, вас как певца больше не будет, у нас сплошь и рядом. Так давайте тогда об этом объявления. Кто хочет, пойдет, кто не захочет — нет. Я ни в коем случае. Зачем, когда можно послушать по радио или на кассете?
— Чем вы объясняете, что ваши старые вещи вновь и вновь востребуются публикой, уже новыми поколениями? Например, вашему мюзиклу “Сестра Керри”, наверное, не меньше тридцати лет, а он снова вышел на сцену.
— Это развитие по спирали. Как брюки, прически, так и музыка — все снова возвращается. Свежий пример, мюзикл “Мамма миа” на песни “Аббы”. Здесь надо почувствовать момент. Выйдешь на полгода раньше — и провал. Возрождению способствуют новые музыкальные средства, новая аранжировка, новые голоса...
— Раймонд, и снова о возрасте. Увы, наступает момент, когда человека, пусть и за глаза, начинают звать стариком. Как вы считаете, старость — это физическое, моральное или еще какое-то состояние?
— Как кому. Один в 40-50 лет старик, другой в 90 молод. Да, человек физически может выглядеть на свои годы, но его духовная сущность намного моложе. Я обожаю американских джазовых музыкантов, которые выходят на сцену в 80 лет. Эти люди вне возраста.
— Я с вами согласен. За последние несколько лет мне довелось побывать на концертах, увы, уже покойного Рэя Чарльза, здравствующих Ареты Франклин, Би-Би Кинга. Всем им было или есть от 63 до 80, но они оставались или остаются на вершине музыкального Олимпа без скидок на годы... И все-таки, лично вы ощущаете свой возраст? Хотя вы мужчина еще хоть куда — по опросам лучшей половины населения Латвии на третьем месте среди секс-символов республики.
— Все это развлекаловка, игры для взрослых. У меня дома есть зеркало для бритья, с одной стороны увеличительное. Когда я в него заглядываю, первая мысль — до чего докатился... весь седой, в морщинах. Или когда по телевизору крупным планом. Но я не жалуюсь, могло быть хуже. Да и богатырским здоровьем не могу похвастаться. Сердечко иногда пошаливает, и операции всякие перенес, включая ту, что обычно делают мужчинам. Мне уже трудно играть два часа под софитами. Может от того, что я не умею халтурить, быть на сцене равнодушным. Я не могу “отыграть” концерт или спектакль. Но у каждого возраста свои приоритеты. В молодости — учеба, развлечения, девушки; в 30-40 — карьера, дети...
— А каковы нынешние?
— На первом месте семья. Без нормальной семьи человек, словно парализованный. Второе. Я родился и прожил жизнь в городе, но по натуре — латышский крестьянин. Люблю свой загородный дом, свое хозяйство, свою землю, порядок на ней. Могу косить, садить, мне интересно, что у меня и как растет. На сегодня это мое хобби. Поэтому мало куда езжу. Я не люблю заграничные поездки, толкаться в туристической толпе. И когда откуда-то возвращаюсь, уже забыл, где был. Ну и, конечно, не представляю жизни без любимого дела.
— Включая “Новую волну”?
— И ее тоже. Хотя с ней пора прощаться.
— Но вы же отец этого международного конкурса молодых певцов.
— Ну и что если отец? Сегодня не я там что-то решаю, а большие деньги. Устроителей интересует не мое имя, а так называемый рейтинг исполнителей. Скажите, ну откуда у начинающей певицы из Кулдиги или Лиепаи может быть рейтинг, если она никогда не была на телевидении!
— Маэстро, вы прямо или косвенно дали путевку в жизнь многим исполнителям. На моей памяти Ольга Пирага, Ояр Гринбергс, Маргарита Вилцане, Лайма Вайкуле, Алла Пугачева, Валерий Леонтьев и еще десятки других...
— Пугачева и без Паулса была бы Пугачевой. А вот Леонтьеву я действительно помог. Он в Коми тогда выступал, и в Москву его не пускали из-за прически и обтянутых брюк. Мне стоило немало усилий вытащить Валерия на союзный экран, он там дебютировал в моем авторском концерте.
— Вы поддерживаете с вашими “крестниками” творческие отношения?
— Нет. Я не люблю выражения “работать с исполнителем”. Что значит “работать?” Ну, были какие-то удачные периоды с Пугачевой или Вайкуле. Но это не значит, что мы обязаны терпеть друг друга всю оставшуюся жизнь. Все время быть одним и тем же неинтересно, как композиторам, так и исполнителям. Кроме певцов, у меня были увлечения хором мальчиков, музыкой к кино и театру, мюзиклам и каждый раз, когда я охладевал, меня упрекали в измене. А я просто перелистывал очередную страницу в своей биографии.
— И кто на данном этапе в “фаворитах” у Паулса?
— У меня никогда не было ни учеников, ни фаворитов. Были люди, с которыми мне интересно. Сегодня это Интарс Бустулис. Очень разносторонний и талантливый парень. На “Новой волне” Интарс участвовал как певец, но он к тому же джазист высокого уровня. С удовольствием выступаю вместе с замечательной актрисой из Русской драмы Никой Плотниковой. У нее очень самобытный голос.
— Вы сейчас пишете шлягеры?
— Нет, хотя мог бы написать в десять-сто раз лучше, чем тогда. Мне все равно скажут: “Хорошо, но все равно не то”. Поэтому не берусь. Нельзя в одну реку войти дважды. Золотые годы остались позади.
— Что так грустно?
— Да не грустно, наоборот. Я сейчас достиг блаженного состояния, о котором мечтал всю жизнь: нигде официально не работать и делать не то, что обязан, а что хочется. Я мало занимаюсь сочинительством, выступаю больше как исполнитель. Не забывайте, я сначала закончил консерваторию как пианист, а уж потом как композитор. Недавно записал диск с симфоническим оркестром. В программе Бах, Чайковский, Шопен, Лист, Рахманинов. Вышел компакт-диск с мелодиями на тему песен Пресли, Синатры, Тома Джонса. Мне никто не заказывал, это для души.
— Свою музыку наедине с собой под настроение играете?
— Практически нет, разве иногда из “Долгой дороги в дюнах” или к фильму “Театр”.
— Раймонд, когда латвийскому музыканту жилось лучше: в советское или нынешнее время?
— И тогда, и сейчас свои проблемы. Плохо, что мы потеряли контакты с бывшими союзными республиками. Там был непочатый край работы, сейчас этот рынок потерян, включая Россию. Она в нас сегодня не нуждается. Россия не та, что была прежде, там крутятся огромные деньги, которых у нас нет. Если при СССР Балтика была своего рода Западом, сейчас мы провинция, как для России, так и для Европы.
— Секундочку, если завтра Паулс решит дать концерт в Омске или Иркутске, он соберет зал?
— Я-то соберу, мое имя пока в России на слуху, а каково тем, кого не знают? Латвийскому музыканту сегодня очень плохо. Рынка, как такового в Латвии нет, я его называю толкучкой. Мы не нужны никому, ни на Западе, ни на Востоке. В Америку пробиться — утопия, в Англию или Германию — кому мы там нужны, о Франции и говорить нечего. На мировой рынок попадают единицы, и те лишь в классической музыке.
— Политика еще не ушла из сферы ваших интересов?
— Бурные дни позади. Сейчас я рядовой депутат Сейма, и то последний срок. В политике творческим людям делать нечего. За 2-3 месяца могут довести до инфаркта.
— Однако вы чуть не стали президентом Латвии...
— Чуть не считается. Я и не думал становиться президентом.
— Как не думали, если участвовали в предвыборной гонке и даже были фаворитом?
— Меня просто использовали. В последний момент до меня дошло, в какую грязь я лезу и вовремя отказался.
— Ваш политический спектр?
— Чуть левее центра. Я политический прагматик. И мне бы ни за что не простили разумный подход по отношению к России. Я — патриот Латвии, но абсолютно уверен в необходимости хороших дружеских отношений с Россией. Россия — наш вечный сосед, а с соседями надо жить в дружбе.
— К тому же у вас русская жена.
— Ну, это никак не отражается на моих политических взглядах.
— Раймонд, я слышал, что ваша семья живет почти по Энгельсу — сплошной интернационал. Я на своей шкуре знаю, что это такое. Моя 7-летняя внучка полурусская, полулитовка. Живет с мамой то в Исландии, то во Франции, то в Литве и по-русски практически не говорит. Можете представить, как мне с ней легко общаться! Примерно те же проблемы для среднего и старшего поколений в наших эмигрантских семьях. Как у вас?
— Раньше этих проблем не было, сейчас появляются. Действительно, у нас в семье интернационал. Дед — то есть я — латыш, бабушка — моя Лана — русская. Дочь Анете живет в Москве, ее муж Марек — поляк по происхождению и датчанин по гражданству — работает в московском представительстве датской авиакомпании. Внучки Анна-Мария и Моника учатся в частной американской школе. Латышский еще не забыли, но между собой уже предпочитают говорить по-английски. Да и думают на этом же языке. Кстати, их школа очень престижная и дорогая. Ее выпускники нарасхват в лучших университетах Европы. С одной стороны, приятно, с другой — тревожно. Иногда с Ланой думаем: вот мы стараемся наш дом сделать все лучше и лучше, а для кого? Скорее всего, мои внучки уедут в Англию, закончат там университеты, выйдут замуж, правнуки Паулса уже не будут знать латышского и, не исключаю, могут быть неграми. Вполне возможный вариант.
— У вас расовые предубеждения?
— Да нет, просто мы еще не привыкли к такой экзотике.
— Привыкайте. В наших эмигрантских семьях шоколадные детишки уже не редкость... И в заключение снова о культуре и музыке. Ваше мнение, маэстро, сможет ли такая маленькая страна, как Латвия, выстоять перед натиском глобализации, читайте американизации мировой культуры?
— Я очень высокого мнения об американской литературе, театре, кино, музыке. Бояться надо не ее лучших достижений, а вала американского ширпотреба. Но главная культурная экспансия будет не со стороны Запада, а с Востока. Япония, Китай, другие азиатские страны — вот будущее мировой культуры. Они завоюют мир за счет фантастического трудолюбия и упорства. Посмотрите на составы лучших симфонических оркестров мира, половина музыкантов — азиаты. Та же ситуация в легкой музыке. Я не утверждаю, что это хорошо или плохо, я говорю о тенденции... Выживет ли латвийская культура в условиях глобализации, у меня нет ответа, но есть надежда. Мы были семь веков под немцами, 300 лет в составе Российской империи и СССР, однако сохранили свою культурную идентичность. Надеюсь, сохраним и в будущем. Но это будет зависеть не столько от внешних причин, сколько от нас самих.
Латвия—США
Добавить комментарий