Не надо, мой милый, не сетуй
На то, что так быстро ушла.
Нежданная женщина эта
Дала тебе все, что смогла.
Ты долго тоскуешь на свете,
А всё же еще не постиг,
Что молнии долго не светят.
Лишь вспыхивают на миг.
1946
Вступление в поэму
Ни к чему,
ни к чему,
ни к чему полуночные бденья
И мечты, что проснешься
в каком-нибудь веке другом.
Время?
Время дано.
Это не подлежит обсужденью.
Подлежишь обсуждению ты,
разместившийся в нем.
Ты не верь,
что грядущее вскрикнет,
всплеснувши руками:
“Вон какой тогда жил,
да, бедняга, от века зачах”.
Нету легких времен.
И в людскую врезается память
Только тот,
кто пронес эту тяжесть
на смертных плечах.
Мне молчать надоело.
Проходят тяжелые числа,
Страх тюрьмы и ошибок
И скрытая тайна причин...
Перепутано — все.
Все слова получили сто смыслов.
Только смысл существа
остается, как прежде,
один.
Вот такими словами
начать бы хорошую повесть,—
Из тоски отупенья
в широкую жизнь переход...
Да! Мы в Бога не верим,
но полностью веруем в совесть,
В ту, что раньше Христа родилась
и не с нами умрет.
Если мелкие люди
ползут на поверхность
и давят,
Если шабаш из мелких страстей
называется страсть,
Лучше встать и сказать,
даже если тебя обезглавят,
Лучше пасть самому,
чем душе твоей в мизерность впасть.
Я не знаю,
что надо творить
для спасения века.
Не хочу оправданий,
снисхожденья к себе —
не прошу...
Чтобы жить и любить,
быть простым,
но простым человеком —
Я иду на тяжелый,
бессмысленный риск —
и пишу.
1952
Осень в Караганде
В холоде ветра
зимы напев.
Туч небеса полны.
И листья сохнут,
не пожелтев.
Вянут,—
а зелены.
Листьям свое не пришлось дожить.
Смял их
морозный день.
Сжатые сроки...
Идут дожди...
Осень в Караганде.
Новые зданья
сквозь дождь
глядят,
В каплях —
еще нежней
Бледный
зеленый
сухой наряд
Высаженных
аллей.
И каждый
свое не доживший лист
Для сердца —
родная весть.
Деревья,
как люди, —
не здесь родились.
А жить приходится —
здесь.
И люди в зданьях
полны забот,
Спешат,
и у всех дела...
И людям тоже недостает
Еще немного
тепла.
Но сроки сжаты,
и властен труд,
И надо всегда спешить...
И многие
так
на
ходу
умрут,
Не зная,
что значит
жить...
Мы знаем...
Но мы разошлись с тобой.
Не мы,
а жизнь развела...
И я сохраняю
бережно боль,
Как луч
твоего тепла.
Но я далеко,
и тебя здесь нет,
И все это —
тяжело.
Как этим листьям —
зеленый цвет,
Мне нынче
твое тепло.
Но сроки сжаты,
и властен труд,
И глупо
бродить, скорбя...
Ведь люди
без многого
так живут,
Как я живу
без тебя.
1954
Церковь Покрова на Нерли
По какой ты скроена мерке?
Чем твой облик манит вдали?
Чем ты светишься вечно, церковь
Покрова на реке Нерли?
Невысокая, небольшая.
Так подобрана складно ты,
Что во всех навек зароняешь
Ощущение высоты...
Так в округе твой очерк точен,
Так ты здесь для всего нужна,
Будто создана ты не зодчим,
А самой землей рождена.
Среди зелени — белый камень.
Луг, деревья, река, кусты.
Красноватый закатный пламень
Набежал — и зарделась ты.
И глядишь доступно и строго,
И слегка синеешь вдали...
Видно, предки верили в Бога,
Как в простую правду земли.
1954
Трубачи
Я с детства мечтал, что трубач затрубит,
И город проснется под цокот копыт,
И вcе прояснится открытой борьбой:
Враги — пред тобой, а друзья — за тобой.
И вот самолеты взревели в ночи,
И вот протрубили опять трубачи,
Тачанки и пушки прошли через грязь,
Проснулось геройство, и кровь пролилась.
Но в громе и славе решительных лет
Мне все ж не хватало заметных примет.
Я думал, что вижу, не видя ни зги,
А между друзьями сновали враги.
И были они среди наших колонн,
Подчас знаменосцами наших знамен.
Жизнь бьет меня часто. Сплеча. Сгоряча.
Но все же я жду своего трубача.
Ведь правда не меркнет и совесть — не спит.
Но годы уходят, а он — не трубит.
И старость подходит. И хватит ли сил
До смерти мечтать, чтоб трубач затрубил?
А может, самим надрываться во мгле?
Ведь нет, кроме нас, трубачей на земле.
1955
Вариации из Некрасова
...Столетье промчалось. И снова,
Как в тот незапамятный год —
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет.
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд...
Но кони — всё скачут и скачут.
А избы горят и горят.
1960
* * *
Ни трудом и ни доблестью
Не дорос я до всех.
Я работал в той области,
Где успех — не успех.
Где тоскуют неделями,
Коль теряется нить,
Где труды от безделия
Нелегко отличить...
Но куда же я сунулся?
Оглядеться пора!
Я в годах, а как в юности —
Ни кола, ни двора,
Ни защиты от подлости,—
Лишь одно, как на грех:
Стаж работы в той области,
Где успех — не успех...
1960
* * *
Ты сама проявила похвальное рвенье,
Только ты просчиталась на самую малость.
Ты хотела мне жизнь ослепить на мгновенье,
А мгновение жизнью твоей оказалось.
Твой расчет оказался придуманным вздором.
Ты ошиблась в себе, а прозренье
— расплата.
Не смогла ты холодным блеснуть метеором,
Слишком женщиной — нежной н теплой — была ты.
Ты не знала про это, но знаешь сегодня,
Заплативши за знанье высокую цену.
Уходила ты так, будто впрямь ты свободна.
А вся жизнь у тебя оказалась изменой.
Я прощаюсь сегодня с несчастьем и счастьем,
Со свиданьями тайными в слякоть сплошную,
И с твоим увяданьем. И с горькою властью
Выправлять твое тело одним поцелуем...
.................................................................
Тяжело, потому что прошедшие годы
Уж другой не заполнишь, тебя не забудешь,
И что больше той странной,
той ждущей чего-то
Глупой девочкой —
ни для кого ты не будешь.
1960
* * *
Слепая осень. Город грязь топтал.
Давило небо низкое, и даже
Подчас казалось: воздух черным стал,
И все вдыхают смесь воды и сажи.
Давило так, как будто, взяв разбег
К бессмысленной, жестокой, стыдной цели,
Все это нам наслал наш хитрый век,
Чтоб мы о жизни слишком не жалели.
А вечером мороз сковал легко
Густую грязь... И вдруг просторно стало.
И небо снова где-то высоко
В своей дали прозрачно заблистало.
И отделился мир от мутных вод,
Пришел в себя. Отбросил грязь и скверну.
И я иду. Давлю ногами лед.
А лед трещит. Как в детстве. Достоверно.
1964
* * *
Дети, выросшие дети,
Рады ль, нет, а мы в родстве.
Как живется вам на свете —
Хоть в Нью-Йорке, хоть в Москве?
Как вам наше отливалось —
Веры, марши, плеск знамен?
Чем вам юность открывалась
В дни почти конца времен?
И какими вам глазами
Видеть жизнь теперь дано? —
Хоть в Париже, хоть в Казани,
Хоть в Кабуле — все равно.
Что для веры остается
Вам?.. Над чем скорбеть уму?..
Как обжить вам удается
Мир, сползающий во тьму?
1987
Добавить комментарий