Гоша

- Что это за «дом на бугре» возле Большого театра? Трудно представить себе возле Большого мальчика с санками. 

- В 1957 году около Большого театра был бугор. На нём находились две вентиляционные вытяжки для здания Большого театра. Главный фасад дома, который я описываю, выходил на Пушкинскую улицу, ныне Большуя Дмитровку. Задний фасад дома, со стороны Театральной площади, примыкал к бугру. Ныне он террасирован. А на месте дома, который я описываю, сейчас находится Новая сцена Большого театра. На санках и велосипедах мы съезжали от Копьёвского переулка вдоль бугра до метро пл. Свердлова, ныне Театральная. Возможно, современному читателю покажется это немыслимым. 

(Из переписки автора и редактора журнала ЧАЙКА)

Рос Гоша в доме на бугре около Большого театра. Летом 1957 года в столице прошел VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Затем наступила осень. И Гоша, надев серую ученическую фуражку, стал первоклассником.

Воспитывала его бабушка Берта. Мать Зоя не очень счастлива была в браке и полностью отдалась работе. А муж ее — Рафа — изумительный, интеллигентный, нежный, всегда находился рядом и нельзя было его заменить никем — хотя мечталось, а порой и удавалось. Милым другом называла Зоя мужа — и не более того. Только после его смерти она осознала, кого потеряла...

СЛУЧАЙ НА БУГРЕ

Дикий крик заставил Берту выглянуть из окна. Визжала Ариша. Лицо ее было в крови. Накинув шубу на плечи, пожилая женщина, в ужасе перескакивая через две ступеньки, сбежала вниз.

Ее внук в длинной коричневой дубленке стоял как вкопанный, держа санки высоко над головой. Он только что совершенно случайно проломил нос Арише, защищая ее от недругов. Вдруг опомнился, обернулся, скатал снежок, подбежал к подружке, и приложил его к ране. Ариша кричала не от боли, а от испуга. Гоша спас ее от несносных мальчишек из соседнего двора. Они задирали и дразнили ее. И верный рыцарь Гоша, взявшийся неведомо откуда, преградил им дорогу, изо всех сил замахнувшись на забияк санками. Но в запале занес их сильно назад, отчего перекладина саней угодила по Аришиному носу. Рана зажила, но горбинка на всю жизнь осталась. 

АРИНА ВСПОМИНАЕТ 

Берту Иммануиловну моя мама обожала. Они часто перезванивались, ведя долгие беседы, и вдруг всё оборвалось. Милой отзывчивой веселой женщины не стало. Вскоре умер Рафа Аронов — отец Гоши. 

Зоя осталась с сыном одна... а был он трудным ребенком... Нет-нет, не задиристым, напротив, слишком тихим. Когда мы были маленькими, то часто встречались с Ароновыми. То они к нам заглянут, то мы к ним... И я до сих пор теряюсь в догадках, почему никогда мне не удавалось поиграть с Гошей по-настоящему... Что-то стояло между нами, не подпускало друг к другу. А Зоя конечно же хотела, чтобы мы во взрослой жизни поженились. Редко подобные родительские мечты сбываются... да и моя мама почему-то этой идеей не грезила. 

Вскоре мы разъехались по разным районам и уже виделись реже, хотя продолжали поддерживать отношения. Мне мало известно, что творилось в недрах Гошиной семьи. Но всё же, кое-что в памяти осталось. Мальчик рос в доме, где недоставало любви. А был он ребенком ее ищущим и желающим. Также остро реагировал он на бесчестные поступки. И в драку с мальчишками полез Гоша и встал на мою защиту не из храбрости, а только ради справедливости. С малых лет он боролся за нее, хотя и не понимал зачем... 

Шли годы. Гоша окончил школу, в институт не попал. И наступило самое страшное событие в его жизни — армия. Он же даже игрушечного пистолета в руках не держал. В войну никогда не играл — пацаны во дворе его за это презирали. 

Вот что он мне поведал спустя годы после демобилизации.

РАССКАЗ ГОШИ 

Привезли нас в часть. Ехали мы на поезде несколько суток. Поспешно распределили по казармам — темно было, я даже не понял, где нахожусь. Уснул сразу... вернее провалился в какой-то огонь... так мне было жарко. Вдруг... приказ: «Подъем!» Бритоголовая братия как ошпаренная подскочила, застелила койки... думала — рутинная служба, началась... А тут нетушки... всех загнали в самолеты... и полетели мы в темную неизвестность. Представляешь, где мы оказались? Не поверишь — в Праге... Как я всегда мечтал попасть в этот город... ведь Кафка оттуда... 

Утром поставили нас вертикально... как кукол для мишени в круглые люки танков, надели на головы шлемы... и толстобокие чудовища, лязгая гусеницами, покатили по мостовой. Это был самый позорный день в моей жизни! 

Очки у меня отобрали. Я же близорук, из-за чего всё поплыло перед глазами. Ведь в армию из-за плохого зрения меня брали художником-оформителем. Но, вероятно, что-то перепутали... и всех без разбору второпях загребли в самолеты. В танке стоял я как вкопанный, туман перед глазами... да и смотреть положено было в одну точку — в незримую даль. Мой слух наполнялся шумом толпы... даже в ушах звенело от воплей, проклятий, брезгливой ругани. А свист... беспощадный пронзительный свист многолюдья буквально вонзался в мозг и сверлил, сверлил его до умопомрачения. Я ничего не понимал... да и откуда мне было знать, отчего такое происходит... А дальше... дальше было еще хуже... Что-то глухо хрустнуло, вернее разбилось о мой шлем... И слизь — прохладная скользкая потекла по лицу, смывая едкий пот с него... а затем и вовсе залепила глаза... Первоначально мне показалось, что это кровь... но это была не кровь... а только бело-желтое месиво. Нас закидывали яйцами. Я чувствовал себя огородным пугалом... сердце колотилось от срама: «Так вот она справедливость...! И я... — чучело, торчащее в железном монстре, унизил, оскорбил людей ни за что ни про что». 

Стыд сковал меня: фальшь... фальшь — одна фальшь... повсюду... Теряя сознание я успел сообразить, что поневоле был втянут в отвратительную грязную историю... и запачкался на всю жизнь. Очнулся дома, едва узнав маму низко склонившуюся надо мной.

ПОВЕСТВОВАНИЕ ЗОИ 

Мне позвонили рано утром. Скрипучий тенорок бездушно отчеканил: «Ваш сын демобилизован по причине негодности к военной службе. Можете его навестить в институте Склифосовского...» Фраза на полуслове оборвалась. У меня всё внутри похолодело. Я представила Гошу без рук, без ног, тяжело раненого. Оказалось, что он травмирован, но не пулей. Он помешался. Я вылетела на улицу, поймала такси. Гоша находился в отделении неотложной неврологии. Мой сын был без сознания уже несколько суток. Иногда приходил в себя и нес околесицу. Я наотрез отказалась переводить моего мальчика в психиатрическую больницу. С трудом удалось забрать его домой, хотя врачи не рекомендовали. Мне посчастливилось. Нашелся толковый доктор, поставивший сына на ноги на дому. Работал он с ним год. Но Гоша еще долго после лечения рисовал и рисовал самолетики со звездами в малюсеньких блокнотиках...

ПОСЛЕСЛОВИЕ АРИНЫ 

Георгий с горем пополам окончил Строгановское училище — там преподавала Зоя. Они жили в отдельных квартирах, но в одном доме, даже на одном этаже. Под крышей у них была великолепная мастерская, где они вместе работали. Теперь Зоя полностью посвятила свою жизнь сыну, понимая, что во многом перед ним виновата. Они всё делали вместе. В их жизни наконец-то возник уголок тепла, которого Гоша был лишен в детстве. Вскоре он женился. У него появился ребенок — девочка. Гошина жена Зое сразу не понравилась. И как мне кажется, она всё сделала для того, чтобы ее спровадить. Так оно и вышло: дочку нерадивая мать оставила на папино попечение. Зоя оказалась преданной бабушкой — вовсю хлопотала, блаженствуя от взаимной любви, царившей в доме. Вел себя Гоша уравновешенно, спокойно и, должно быть, был счастлив. Раны, полученные в детстве и на военной службе, потихоньку затягивались ... но всё же настоящей вселенской любви ему не хватало. И пошел он в церковь. Здесь обрел душевный мир — доброту, милосердие и, как ему казалось, истину. Научился смирению — ведь справедливости нет — в этом уж он убедился сполна. Чтобы не потерять Гошу, крестилась и Зоя. Как она мне позже говорила: «Где он, там и я... На всю жизнь вместе...»

Ныне преподает Георгий в одном приходе детям рисование — учит добру красками. Бородатый, густоволосый в черном балахоне — ни дать ни взять настоящий батюшка.

После череды похорон моих родственников Зоя звала меня к себе. Почему-то решила рассказать историю зарождения великой любви двух необыкновенных людей — моих родителей. Но мне было страшно погружаться в прошлое. А когда я отважилась, Зоя уже скончалась. 

***