[Окончание. Начало в № 23 (58) от 02 декабря 2005 г. ]
Как всегда, он оказался прав. Через три месяца после выхода первого диска, как раз в те дни, когда моя “Светлая печаль” поползла вверх на музыкальных чартах, позвонили из Екатеринбурга.
Артур все устроил на славу: три концерта, полные залы, корзины с букетами и ворох записок, что каждую ночь приносила молчаливая охрана. Украшенные сердечками и кошачьими мордочками бумажки предлагали мне вечную любовь, девичье сердце и даже “всю себя”.
Через три недели все повторилось. Только география на этот раз оказалась пообширнее: Омск, Челябинск, Иркутск, Владивосток. В начале осени, аккурат к выходу второго диска, мы отправились на юг. Ростов, Краснодар, Новороссийск, Сочи... Девчонки из танцевальной группы радовались, что получится искупаться в Черном море. Артур тоже потирал руки:
— Удачно вышло, Саш. Влада Огневская должна была ехать, потом только мы. Но у нее какие-то неприятности... — не дожидаясь моего вопроса, он продолжил. — Ехала с гастролей из Чехии, но на таможне тормознули. Наркотики, говорят.
Странно, насколько я помню, Маша (ой, простите, Влада!) никогда ничем таким не увлекалась. Хотя... Могла и пристраститься. Или доблестные стражи границ хотели втихую заработать, подбросили, надеясь, что новоявленная звездочка не станет раздувать скандал. Но Машина стервозность, наверняка, перевесила голос разума. Действительно, все сложилось удачно. Для нас. Как тогда на финале. Кто-то пострадал, а мы с Артуром, наоборот, в выигрыше.
Как всегда, если он берется за дело.
— Отпускной сезон еще не кончился, — продолжал он, — отдыхающих много. Билетов продадут больше, можно поторговаться.
Артур никогда не темнил со мной, наоборот: все заключенные договора и контракты привозил мне, брал за ручку и проводил по всему документу, пункт за пунктом, убедительно доказывая, почему выгоден именно этот вариант, а не тот, что предлагали на прошлой неделе.
Постепенно я стал ему доверять и все чаще отмахивался от предложения просмотреть ту или иную бумагу.
— Вы гораздо лучше меня все знаете, Артур. Проверьте сами.
Он кивал соглашаясь.
Когда ко мне подходили за кулисами и предлагали очередной выгодный контракт, я отсылал всех к Артуру.
— Поговорите с моим продюсером.
Мне неоднократно намекали — неплохо бы сменить менеджера, сулили баснословные прибыли. Я неизменно отказывался. Поначалу казалось, что все это проверки, организованные Артуром, но потом решил: нет, не похоже. Слишком уж много желающих.
Странно, но в итоге я прослыл “ушлым” парнем, которого “так просто не обломать”. А учитывая, что все договора Артур подписывал от моего имени, еще и “рвачом”. В газетах писали:
“Контракты Ворона всегда заключены таким образом, чтобы принести максимальную выгоду. Неприметные пункты и дополнительные соглашения, которые мало кто читает, ограждают певца от всех неприятностей, перекладывая ответственность на плечи организаторов турне или звукозаписывающих компаний. Что не может не удивлять, поскольку у господина Воронихина нет юридического образования. Остается только позавидовать умению, в сущности, новобранца шоу-бизнеса подбирать себе квалифицированных советников”.
Со всех доходов Артур неизменно отщипывал свою пятую часть.
Я не возражал. Мне казалось, что он заслуживает большего.
Первый звоночек прозвенел тремя месяцами спустя. Точнее, первый звоночек, на который я обратил внимание. Раньше я ничего не замечал. Или просто делал вид.
Где же это было? По-моему, в Санкт-Петербурге. Меня пригласили на юбилейный концерт: очередному питерскому району исполнялось триста лет.
Выступили на пять. Было все, как я мечтал когда-то: радостный, с придыханием голос “Встречайте — Ворон!”, неоновый контур сцены, фейерверки, обзорный экран за спиной.
А за кулисами я столкнулся с увядающей Юлианой. Ее популярность потихоньку сходила на нет, а ведь раньше задорные песни грудастой пэтэушницы в рваной тельняшке собирали целые стадионы. Когда-то она приходила к нам на “Мануфактуру”, рассказывала о своем пути в “искусство”. Я обрадовался: приятно узнать, что мы, оказывается, вместе выступаем.
Зря радовался.
— Подонок, — процедила она сквозь зубы, увидев меня.
Я опешил.
— Прости, что?..
— Подлец и ублюдок! — Потом она добавила нечто совсем уж непечатное и даже размахнулась влепить мне по роже. Слава Богу, кто-то из охраны успел перехватить ее руку.
Юлиану увели. Ко мне подскочил ее менеджер, испуганно заглянул в глаза:
— Александр, пожалуйста, не обижайтесь... Она немного не в себе. Вы же знаете, что для нее значил этот контракт!
Я не знал, но спросить не решился. А вечером Артур мне все объяснил:
— Этот юбилейный концерт был ее последним шансом. Сам знаешь, его РТР показывает, на всю страну. Опять же питерское мероприятие, на периферии к ним сейчас относятся с трепетом. Приметили бы ее, позвали к себе, глядишь, и пристроилась придворной дивой у какого-нибудь сибирского губернатора. Но... не удалось.
— Почему?
Артур презрительно сжал губы.
— Потому, — сказал он жестко. — На ее место я предложил тебя. Так получилось, что мое предложение приняли.
У меня в голове что-то щелкнуло. “Так получилось”, да? И я спросил:
— Просто так взяли и приняли? Хотя она, в отличие от меня, родом из Питера?
— Не просто так. В мэрии Юлианой очень недовольны. Поверь мне, тому есть причины.
Больше я из него ничего вытянуть не смог. Но позже, расспросив знакомых журналистов, выяснил кое-какие подробности. Пару недель назад разом в нескольких газетах появилась информация, что Юлиана в свое время поддержала на выборах не ту сторону. За прошедшие годы об этом давно забыли, а тут вдруг — раз и всплыло! Аккурат к юбилею. Кое-кто считал виноватым меня. Прямо никто ничего не говорил, но я уже научился читать между строк.
В ответ на мои подозрения Артур только улыбнулся:
— Такое случается не в первый раз. Вспомни Алию и Никиту на финале “Мануфактуры”, песни популярного композитора за бесценок, проблемы с таможней у Влады Огневской... Просто тебе везет, Саша. А я, в отличие от многих, умею пользоваться ситуацией.
“А иногда и создавать”, — подумал я.
— Ты считаешь, это я все подстроил? — продолжил он, в который уже раз угадав мои мысли. — Не стоит подозревать то, чего нет. За тебя всё придумают журналюги.
Совсем некстати мне вспомнился папарацци, избитый “поклонниками”. Полно, да были ли они на самом деле?
— Не переживай. Хорошо? — Артур смотрел прямо в глаза, и у меня снова, как когда-то, закружилась голова.
И я решился на небольшую проверку.
Держал глаза и уши открытыми, полистал некоторые наши контракты, поспрашивал околомузыкальный народ...
Короче, нашел я. Не доказательства и даже не намеки. Так, совпадения. Вроде как со сломанной ногой Алии. Вот, скажем: директор звукозаписывающей студии въезжает на своей “Субару” в трейлер. Ложится в больницу. А через день его заместитель подписывает с Артуром контракт на запись моего диска.
Совпадение?
В сериале, куда меня пригласили “посветить рожей” по меткому выражению режиссера, как оказалось, должен был сниматься отнюдь не я. Но известный шоу-мен, заявленный на эту роль, неожиданно отказался. Его дочь, студентка Плехановки, уехала на практику в Карелию и подцепила там какую-то местную гадость. Понятно, отец плюнул на все и сорвался спасать ребенка.
Тоже совпадение?
Много их набралось. Люди, которые мешали моему продвижению, — пусть даже неосознанно, — неожиданно получали проблемы с законом, попадали в больницы, оказывались в тяжелом финансовом положении, так что контракт с Вороном становился единственным выходом из ситуации. У них что-то случалось с родственниками. На пробах моих прямых конкурентов терялись или стирались записи, подводила техника, голос, нервы...
Сплошные совпадения, да?
И вот что самое интересное: Артур действительно не мог быть в этом виноват. По крайней мере, в половине случаев — точно. В тот момент был рядом со мной, на гастролях, в другом городе, за много километров от места происшествия. Нет, конечно, можно предположить, что он нанимал специальных людей, но... Не слишком ли? Разветвленная шпионская сеть для раскрутки одного Ворона? Бросьте, я столько не стою.
Ну, а если кроме денег есть у него еще какой-то интерес?..
Заклинило у меня что-то. Как стоял, так и сел. Чувствую только, как холодный пот по спине стекает.
А что я о нем вообще знаю?
В общем, будете смеяться, но я задумал проверить Артура на потусторонность. Чушь собачья, да, понимаю, но... Не бывает столько совпадений. Не бывает.
И пусть кто-нибудь попробует убедить меня в обратном.
Поставил зеркало, сходил в церковь и освятил бутылочку “Вивиан” с водой шотландских озер. Сунул в бар, остальную содовую сгреб в мусоропровод. Артур виски любит...
Вот и посмотрим.
Мы как раз отмечали новый контракт с Интерконцертом. У меня на квартире — подальше от греха, а то журналисты совсем распоясались. Застанут в кабаке, завтра же во всей прессе просмакуют подробности.
“Ворон уходит в запой!” Фу, гадость!
Не помню уж, увидел ли я в зеркале что-нибудь этакое. Пьян был до изумления. Но, думаю, что если б увидел, — мгновенно протрезвел. По крайней мере, запомнил бы.
А виски Артур выпил. Но без содовой. Я потом только сообразил, что он всегда пьет неразбавленное.
Так я ничего и не узнал. А на следующий день Артур, хитро сощурившись, спросил:
— Проверяешь, Саш? Ну-ну. Только не увлекайся. У меня свое дело, у тебя — свое. Вот им и займись.
Улыбка совсем не шла ни к его тону, ни к его лицу — удивленному, окаменевшему, злобному. Такое обычно бывает у собачника, который вдруг обнаружил, что вышколенный породистый любимец неожиданно вышел из-под контроля. Фу! Сидеть! На место! И не высовывайся.
И я испугался. Да и не понял, какую проверку имел в виду Артур — с контрактами или со святой водой?
Не рыпайся, короче, Саша. На место!
А потом мне стало не до того. Я познакомился с Настей.
На гастролях она пришла ко мне за кулисы. Как-то ухитрилась пробиться сквозь охрану. Впрочем, такие всегда пробиваются. Сунут в руку свернутую пятисотенную — и вперед. А может, кто из знакомых попался — город-то маленький, все друг друга знают.
Не скажу, чтобы она была такой уж ослепительной красавицей. Милое лицо, зеленые глаза, вздернутый носик...
Только я как увидел ее — сразу все понял. Не может быть, чтобы такие встречи были случайными. Нет, не может. Где-то там, наверху, все давно записано, все распланировано.
Вымотался я на концерте, устал, еле дышу. Красота у меня сейчас, наверное, неописуемая: потный весь, челка моя знаменитая сбилась, язык на плече.
Она постучалась — я думал цветы притащили, сказал “да”, а вошла Настя. Несмело так вошла, дрожит вся. Посмотрела на меня испуганно и спросила:
— Во... Саша?
Я с трудом улыбнулся.
— Саша, Саша, а ты кто, зеленоглазая фея?
Она зарделась, опустила взгляд.
— Настя.
Мы немного поболтали, я пожаловался, что устал, что ни минуты покоя, что третий день в их городе, а не успел на него даже краешком глаза поглядеть.
Тут она и предложила:
— Хочешь, я покажу? Тут пожарный выход есть, я знаю, могу тебя там провести, никто и не увидит.
И я согласился. Попросил только подождать минут десять, пока в порядок себя приведу. Сполоснулся под душем, вихор свой под бейсболку спрятал, жилетку кожаную натянул — кто в таком виде Ворона узнает? Еще очки темные нацепил. Ну его на фиг — мне-то давно уже по барабану, а девчонке каково будет завтра во всех газетах прочитать, что она с Вороном переспала?
— Я готов.
Сначала мы забрели в какой-то ресторан.
Меня мигом признали, полезли за столик, пьяно обнимали: “старик, ну ты... это... здорово дал сегодня”, нетрезвые красотки с ярко-малиновыми губами шептали на ухо что-то интимное. Со всех сторон мне протягивали блокноты, пивные подставки, мятые купюры, салфетки, скомканные, в расплывающихся пятнах жира:
— Автограф!
— Подпишите мне, пожалуйста!
Настя потянула за рукав.
— Пойдем отсюда.
В общем шуме я едва расслышал ее слова. Душная, липкая атмосфера вокруг давила с невероятной силой. Голова потяжелела, в глазах поплыли темные круги.
Полегчало мне, только когда мы вышли на улицу. Разом.
— Ф-фух... Как хорошо! Спасибо, что вытащила меня оттуда.
— Ты не против, что мы ушли?
Нет, я, конечно, толстокожий и бестактный, но иногда понимаю, что и как сказать.
— Нет. В ресторане нам бы не дали побыть вдвоем.
Настя радостно улыбнулась, но все-таки заботливо спросила:
— Саш, ты после концерта... Устал, наверное.
— Не то слово, как устал. От людей, в основном. Ты не представляешь, как хочется сейчас побыть... — как ни странно, мне хватило такта не сказать “одному”, — вне толпы.
— А я — не толпа?
— Нет, ты — мой проводник, гид и просто красивая девушка. Неужели ты считаешь, что я променяю твое общество на душную гостиницу!
Нехитрый комплимент, согласен, но Настя просто расцвела.
— Куда пойдем?
— Твой город, — заметил я, по-джентельменски выставив локоть. — Веди, Сусанин.
Теплая, крепкая ладошка легла мне на руку.
— Тогда — вперед.
Вы, наверное, не поверите, но в ту ночь между нами ничего не было. Мы до утра гуляли по старым улочкам, сидели на парапете древней гранитной набережной, целовались, как подростки, болтали о всякой ерунде.
Мне было хорошо с ней. Так хорошо, как никогда и ни с кем.
А когда прощались, она не просила расписаться на футболке или на афише. Не просила подарить фотографию. Наверное, потому, что ей был нужен Саша, а не Ворон.
Она всхлипывала, уткнувшись мне в плечо.
— Ты... ты еще приедешь к нам? Хотя бы ненадолго?
— К вам не уверен, Настюш, а вот к тебе — обязательно. Не знаю только, когда смогу вырваться... у меня сейчас график очень плотный.
— Правда? — в ее глазах на секунду вспыхнула радость и тут же погасла. Я читал ее мысли, как в открытой книге: ну, конечно, столичная звезда, кумир, что ему какая-то провинциальная девчонка! Завтра уже, небось, и думать забудет.
У меня было решение. Эгоистичное, конечно, но в тот момент оно казалось правильным.
— Хочешь, приезжай ко мне!
Она встрепенулась:
— А можно?
— Конечно!
Настя замялась, явно стесняясь что-то мне сказать.
— В чем дело, Настюш?
Внезапно меня осенило. Как бы только спросить поделикатнее. Обидится еще.
— У тебя на билет не хватает, да?
— Нет-нет! — она взяла меня за руку. — Я найду. Обязательно. Только ты правду скажи: я тебе не помешаю?
— Что ты! Наоборот! Ты мне очень нужна! — и, не замечая широко открытых счастливых глаз, я продолжил: — Я и выступать-то нормально не смогу! Буду думать только о тебе.
Звякнул мобильник.
— Саша, ты где? — недовольно спросил Артур. — Машина через двадцать минут будет, нам ехать надо.
— Сейчас, — ответил я, — скоро уже.
— Пора? — Настя поднялась на цыпочки и внезапно оказалась одного роста со мной.
— Да. Так ты приедешь?
Она улыбнулась, сразу став красивее в немыслимое количество раз, и поцеловала меня в губы. Уезжать мне сразу же расхотелось. В поцелуе было все: и горечь разлуки, и надежда, и обещание.
— Обязательно.
И она приехала. Через неделю, подгадав под выходные, когда у меня не было ни репетиций, ни концертов. Два дня я водил ее по Москве, по Воробьевым горам и Поклонке, а потом мы сидели в “Седьмом небе” — ресторан в телебашне поразил ее до глубины души.
Настя остановилась у какой-то дальней родственницы, но вечером в воскресенье мы поехали ко мне. Не сговариваясь. Просто оба решили, что так будет правильно. Шампанское и всякую прочую красоту купили по дороге. Там же, в супермаркете я заказал курьерскую доставку цветов. На утро. Пусть Настя порадуется.
Я не буду описывать пресловутую ночь любви. Мы просто наслаждались друг другом. Наверное, и я, и Настя сбились со счета. Когда я очнулся, она лежала, разметавшись среди скомканных простыней.
— Хочешь шампанского, котенок?
— Да, — прошептала она. — Пожалуйста.
Я ушел за бутылкой, а когда вернулся, — не поверил своим глазам: у кровати раздевался Артур!
На меня напал столбняк, и я просто молча стоял и смотрел, как он развязывал галстук, как снял рубашку, как навалился на нее сверху, как начал ритмично двигаться...
Наконец Артур слез, отдуваясь. Неверными руками натянул брюки, долго возился с ширинкой, что-то напевая себе под нос. Настя лежала неподвижно, широко раскрытые глаза бездумно смотрели в потолок.
Артур посмотрел на меня, взял за руку и вытащил а коридор.
— Все по-честному, — сказал он. — Я лишь пришел за своей долей.
Мне нестерпимо захотелось его ударить. Врезать со всей силы, стереть наглую ухмылку. Я даже сжал кулаки.
Он потрепал меня по плечу, прошел мимо и, обернувшись на пороге, сказал:
— Если помнишь, по контракту мне положены двадцать процентов. Так что побереги силы... — он кивнул на дверь спальни, — и в этом смысле тоже. Завтра у тебя выступление.
— Но почему... — тупо пробормотал я, — почему она...
— Почему она не выцарапала мне глаза? — Артур усмехнулся. — Мальчик, ты еще не понял. Я имею право на все, что принес тебе Ворон. На все, понимаешь? И если эта девочка любит тебя так сильно, как думает, то совсем немного, на пятую часть, она любит и меня. Ясно, Саша?
Он подмигнул:
— У тебя с ней любовь, а у меня — так, малая часть, легкая необременительная связь. Неужели ты думаешь, что она пришла за кулисы к тебе одному? И в Москву приехала — только к тебе? Пора поумнеть, Саша.
И ушел.
Букет пришлось выкинуть — какие уж теперь цветы. Шампанское я выпил сам, прямо из горла, наплевав на предупреждение Артура. Разом две бутылки. И, естественно, проснулся наутро с гудящей головой.
Впрочем, концерт все равно прошел на ура. Фанера не подкачала, мне оставалось только разевать рот и кланяться. Что я и делал.
А Настю я больше никогда не видел. Она ушла ночью, пока я, запершись в ванной, глушил выдохшейся шампанью свое самолюбие и свою совесть.
Обыденная круговерть захватила меня снова, не оставляя ни минуты свободного времени, чтобы подумать обо всем. Артур вел себя так, словно ничего не случилось, словно в его поступке было нечто само собой разумеющееся.
Прошло почти два месяца. Однажды, вернувшись с репетиции, я обнаружил в почтовом ящике сложенную вчетверо газету. Региональную, трехдневной давности. Мое внимание привлекла заметка на последней странице в рубрике “Происшествия”, обведенная жирным черным фломастером.
“Вчера вечером, около 23 часов, у дома номер 8 по проспекту Градостроителей найден труп девушки. Жители дома опознали погибшую как свою соседку, Настю Светличную, 18 лет. По заключению судмедэксперта девушка покончила с собой, выбросившись из окна девятого этажа. Также врач сообщил нашему корреспонденту, что Настя была на втором месяце беременности. Родители погибшей доставлены в больницу в шоковом состоянии”.
Вот так, Настюш. Как я ни старался, а ты все-таки попала в местную прессу. Правда, без Ворона.
Нашарив в баре первую попавшуюся бутылку, я выпил залпом едва ли не четверть.
Ни вкуса, ни запаха не почувствовал. И в голове не зашумело.
Газета все еще лежала на столе. Заголовок лез в глаза, стоило мне хоть на секунду повернуться в ее сторону.
“Погибшая девушка была беременной”.
Была...
А этот гад сегодня мне улыбался! Рекламным контрактом с “Сотелкомом” размахивал!
Подонок!
“... беременной...”
От кого?
У меня был пистолет — чешский “Че-зет”, купил как-то по случаю. Не знаю зачем. Может, из вечного мужского петушизма хотелось почувствовать себя крутым с огнестрельной железкой в руках, может, не слишком надеялся на охрану. А то и без причины — просто так. Чтоб было.
Вот и пригодился. Ведь я знаю, где Артур сейчас.
Ствол лежал в сейфе, пока я возился с замками, снова захотелось выпить.
На сей раз для храбрости.
Так я и пришел на кухню: в одной руке ствол, в другой — початая бутылка коньяка.
Плюхнулся на стул, положил пистолет перед собой. Хлебнул из бутылки, собираясь с мыслями.
Прости меня, Настюш. Тогда у меня не хватило смелости, но сегодня я заставлю его попросить у тебя прощения. Перед тем, как...
Коньяк кончился. Хорошо, в холодильнике еще оставалось шампанское — подарок от кого-то из поклонников. Утром принес курьер.
Где-то в полночь я отключился.
Ни коньяк, ни шампунь так и не прибавили мне смелости.
А утром вместе с похмельем, больной головой и адреналиновой тоской пришла депрессия.
“Кому ты нужен сам по себе, трус и жалкий неудачник! Теперь ты навсегда — Ворон. Не Саша, Сашок, Александр или Шура, только Ворон. В тебе видят только его. Поклонники, журналисты, коммерсанты от шоу-бизнеса... и женщины в том числе”.
“Пятую часть со всего, понимаете, Саша”, — сказал тогда Артур.
Боюсь, я только сейчас начал догадываться, что он имел в виду.
Двадцать процентов от любой прибыли с образа Ворона принадлежат Артуру. Деньги за выступления, записи, показ клипов, доля с рекламных контрактов. Все!
И в том числе — почет, обожание, любовь. В нашем мире они тоже прибыль.
Самый близкий мне человек, любимая женщина теперь всегда будет моей только на четыре пятых.
Лучший друг одновременно станет и приятелем Артура.
Мои сын или дочь на двадцать процентов будут не моими.
Даже жизнь принадлежит мне только на ноль целых восемь десятых.
Жизнь... Стоп!
Я замер.
Жизнь — да. А смерть?
Нетвердой рукой я нащупал пистолет. Снял с предохранителя.
По нашему договору выходит, что пятая часть от могильного холода и великого ничто достанутся Артуру. Кем бы он ни был.
Забавно, кстати. Как это выглядит — быть мертвым частично? Отнимется нога? Парализует левую половину лица?
Жаль, мне не доведется увидеть. Но все равно забавно.
Я даже улыбнулся.
Но, заглянув в холодный зрачок пистолета, я понял, что мне значительно интересней другое.
На что похожи оставшиеся на мою долю двадцать процентов от жизни?
Как вы думаете?
Вот и я не знаю...
Но попробовать интересно.
Добавить комментарий