Сергей Маковецкий: дед и вечный мальчик Интервью с С.Маковецким

У Сергея Маковецкого и его жены Лены есть семейная традиция: каждое лето они начинают с сочинского фестиваля “Кинотавр”. Раньше торжества по случаю закрытия фестиваля приходились как раз на день рождения актера, но в этом году традицию нарушили. “И правильно, — смеется Сергей. — Наконец-то “Кинотавр” понял, что совмещать два таких великих праздника по меньшей мере неразумно”. У Маковецких праздник был семейным: впервые вместе с дедушкой и бабушкой на фестиваль приехал их четырехлетний внук Иван.

— Увы. Репетиции, спектакли, съемки, гастроли. Я редко его вижу, хотелось бы чаще. Наверное, он тоже этого хочет. Думает про себя: и чего это дед Серега так редко у нас бывает? А когда я ухожу, всегда просит: “Ну, останься, побудь еще немножечко”. Вот, на фестивале пообщались.

— Замечательно, пускай и дальше кричит. Чтоб вы знали, красивые девушки на молодых дедушек еще лучше реагируют. Можете мне поверить. Дело ведь не в количестве внуков и не в их возрасте, а в том, как ты сам себя ощущаешь.

Шесть лет назад здесь же, на “Кинотавре”, он торжественно отметил сорокалетие и категорически заявил, что ни о каком пятом десятке не может быть и речи: ему двадцать пять, не больше.

— По настроению. Бывает, что и моложе. Это — когда я в хорошем расположении духа, когда хожу в тренажерный зал и стараюсь не грешить. В такие моменты я чувствую, что я молод, у меня горят глаза. Вы, кстати, обращали внимание, сколько вокруг людей с потухшим взглядом? И часто это совсем юные люди, а выглядят глубокими стариками. Но чувствовать себя молодо — не значит изображать из себя мальчишку.

— Сам я пока в папы не перешел, но никакой проблемы в этом не вижу. Я ведь не герой-любовник, это не мое амплуа. Вот для героев-любовников такой переход — настоящая катастрофа. Тут же начинаются разные сценические ухищрения — подтяжки, корсеты. Вообще, нет ничего смешнее зрелого мужчины, который из последних сил делает вид, что ему восемнадцать. Бывают, конечно, уникальные случаи: человек уже в годах, а выглядит очень молодо. Такой эффект Дориана Грея. Может, опять нашелся художник и написал волшебный портрет, где прячутся все морщины и складки.

— Вот чего я точно не хотел бы, так это попасть в положение Дориана Грея. “Душа полезла на лицо” — я очень люблю эти слова. Душа все равно на лицо лезет, никуда от этого не денешься. Человек тогда достойно выглядит, когда правильно себя ведет — по отношению к другим людям, но в первую очередь по отношению к самому себе. Хотя своим внешним видом заниматься тоже надо. Все взаимосвязано: дряблая оболочка начинает тебе же мешать.

— На диете не сижу. Если чувствую, что это необходимо, смогу пересилить себя и отказаться от маленьких кулинарных радостей. Хотя иногда бывает нелегко: все мы живые люди, все любим праздники, а в праздники полагается плотно и вкусно поесть. Когда не ленюсь, хожу в фитнес-клуб, занимаюсь на тренажерах. Мне Леночка на Новый год абонемент подарила.

— Если честно, да. Но в какой-то момент становится стыдно, и я говорю себе: “Все, дядя Сережа, пора”. И иду на свидание с тренажерами.

В юности он серьезно занимался водным поло, а это спорт для выносливых парней. Маковецкий играл нападающего, подавал надежды, был даже кандидатом в сборную Украины.

— Знаете, какая это суровая игра? Все толкают, бьют, притапливают друг друга — главное, чтоб судья не видел. Как только он к тебе повернется, нужно сразу поднять обе руки вверх: мол, я в порядке, мои ручки — вот они! А под водой все что угодно может быть. С меня однажды плавки содрали. Я зеленый еще был и не знал, что обязательно нужен очень жесткий шнурок, у меня плавки были на обыкновенной резиночке. Так защитник за них р-р-раз! — и они на щиколотках.

Вообще, у меня в ватерполе все неплохо получалось, но я послушался маму, она сказала: “Ты подывись на себя, стал бледный совсем”. А я с тренировки приходил светящийся от воды, с красными от хлорки глазами. Мама сказала — и я в секунду бросил, переключился на театр.

Его мама всю жизнь прожила в Киеве. 32 года посменно отработала на киевском заводе “Вулкан” оператором резиносмесителя. Вышла на пенсию, но в Москву к единственному сыну так и не перебралась. В новом фильме Владимира Хотиненко “72 метра” герой Маковецкого берет с собой на подводную лодку самое дорогое. В том числе — фотографию, где он с мамой. Это подлинная фотография. Точно так же Сергей появлялся вместе с мамой у того же Хотиненко в “Патриотической комедии” и “Макарове”. Тогда мама была жива. Три года назад ее не стало.

— Как ни страшно такое говорить, но я уже начинаю к этому привыкать. Но мне по-прежнему невероятно грустно, что я не могу сорваться и приехать к ней, не могу снять трубку, набрать ее номер и обрадовать каким-то приятным известием. Вот только что премьера “72 метров” прошла в Киеве, и я представляю, какой это был бы для нее праздник. Незадолго до ее смерти, под самый Новый год, у нее случился гипертонический криз. Я узнал об этом в шесть вечера — в девять уже был в самолете. Мы вместе встречали Новый год, и я вдруг понял, что 23 года не встречал Новый год с мамой. С тех пор, как закончил школу и уехал в Москву. Я сам это понял, мама мне ничего не сказала.

— Конечно, любил. Можно было попозже домой прийти. Но ничего такого, не думайте. Мы не были распущенными. Даже подойти к девочке и просто ее поцеловать — и то дух заватывало, сердце замирало.

Первый поцелуй он смутно помнит, а вот первые цветы — отлично. Их подарила девочка — отметила своим вниманием исполнителя роли Аркашки Счастливцева в школьном спектакле “Лес”.

— Это был не букет, а ветка распустившейся вишни с маленькими светлорозовыми цветочками. У нас вокруг школы был шикарный сад. Вишни, персики. И вот одна веточка досталась мне. “Лес” все в моей жизни перевернул. После него учителя физики-математики окончательно махнули на меня рукой: мол, не наш кадр.

— Конечно. С возрастом ты приобретаешь опыт. Это не актерская броня и не универсальная отмычка от всех дверей, но он помогает тебе сознательно управлять твоей актерской машиной, чтоб она не неслась по наитию без руля и ветрил, не разбирая дороги. А также помогает в тех случаях, когда машине не хочется заводиться. Мы ведь не из цемента сделаны, сосуды у нас не проволочные, все со временем изнашивается, в том числе и желание играть. Иногда оно пропадает. Раньше тебе хотелось получить все роли. И эту, и эту, и вот ту — чем больше, тем лучше. Сегодня возникает вопрос, о котором прежде не задумывался: а про что играть? Это как в любви. Сначала ты влюбляешься, горишь. Со временем начинаешь понимать, что просто любить — этого мало. Что ты должен чувствовать ответственность за того человека, который рядом. А для этого надо стать взрослым. Пускай женщины и говорят про нас, что мы сначала дети, а потом сразу старики.

— В глубине души, да. Но стараюсь в каких-то вещах быть взрослым. Это ведь не значит, ходить все время насупившись. Можно внутри оставаться пацаном, пускаться в разные авантюры, все это можно. Но ты не имеешь права на безответственные поступки, если от них зависит жизнь твоих близких.

— Очень. В молодости я не придавал этому особого значения. Подумаешь, появился на людях небритый и немного навеселе. Сейчас такое для меня невозможно. Как это “подумаешь?” Ты не имеешь права. Тебя должны видеть другим — красивым, свежим, подтянутым, молодым, успешным.

В детстве ему нетерпелось поскорей стать школьником. Он где-то раздобыл портфель, и каждый день приходил с ним на ближайшую остановку. Дожидался, когда подойдет трамвай, и гордо шел вдоль путей, светясь от гордости: смотрите, идет школьник! Трамвай проносился за один миг, мальчик с портфелем возвращался, дожидался следующего — и все повторялось.

— Я мог ходить так до полного изнеможения. Мне казалось, что весь мир на меня смотрит. На самом же деле никто в мою сторону и не глядел. А сегодня иду домой по Чистым прудам, мимо проезжает трамвай “Аннушка” — и я чувствую, как все повернулись в мою сторону. Тогда никто, сегодня — все. Вернее, весь трамвай. А тогда казалось — весь мир.