С каких-то давних-давних времен запомнилось. Наверное, август-сентябрь 45-го года. Радостный, возбужденный разговор взрослых о каком-то спектакле в Еврейском театре. Он тут, рядом, на Малой Бронной.
А потом всплыло имя Соломон Михоэлс. Оно как-то притягивало, оно мне нравилось, может быть, своей звучностью, не знаю… Попробуйте, произнесите громко Соломон Ми-хо-элс с краткими паузами.
Холодная, пустынная Малая Бронная. Серый стоячий воздух. Иду в школу, наверное, это было 14 или 15 января 1948-го. И я, двенадцатилетний, чувствую что-то неприятное, тревожное …
Спектакль памяти Соломона Михоэлса я хотел сделать давно. Многое прочел, посмотрел. В 2017-м году написал краткий сценарный план, назвав его «Здравствуй, Шлема! С днем рождения!», имея в виду то, что наше представление станет днем его рождения. Он жив, он с нами.
Соломон Михоэлс был в своем искусстве режиссера, актера радостен и заразителен. Все свои спектакли театр ГОСЕТ играл на идише. На вопрос «Почему?» Михоэлс отвечал: «Язык – часть нашей культуры, и мы обязаны ее беречь.» Он вырос в хасидской семье. Получил от родителей любовь к книгам, знание Торы, Талмуда, притчей, легенд одного из древнейших народов мира. Он был впечатлительным мальчишкой и остро воспринимал все, что происходило в тихом провинциальном Двинске, где почти половина населения была еврейской. Все это стало его взлетной полосой как личности. С ранних лет он обнаружил в себе тягу к лицедейству, она сопровождала его всю жизнь. Почему она возникает, тяга к лицедейству? Ответы могут быть самые разные, и многие будут правильными. А в случае со Шлемой Вовси, наверное, можно сказать, что это была игра и осознанная или не осознанная попытка проникновения в то, что происходит с человеком внутри него, за внешней простотой жизни.
В 1945-м году, в июле месяце, Михоэлс ставит спектакль «Фрейлехс». Он хотел сделать, что-нибудь шумное, веселое, чтобы люди встряхнулись. Первую репетицию начал со слов: «Плакаться надо перед Богом, а перед людьми смеяться. Гасите свечи, задуйте грусть».
Обо всем этом думалось, когда писал первый вариант сценарного плана. Отдал его продюсеру Борису Фурману. Началась работа. Вскоре получил от Саши Зарецкого десятки ссылок на материалы о Михоэлсе и, более того, он нашел Леонарда Лермана, сына Эмилии Розенштейн – переводчицы Михоэлса в Бостоне в 1943-м году. Леонард – композитор, библиограф, музыкальный директор синагоги в Нью-Йорке. Я очень обрадовался находке – до нас долетело эхо из того времени. Начался диалог с Лерманом. Он оказался живым общительным человеком, наполненным знанием многого, связанного с Михоэлсом.
Дожили и до поиска исполнителей для нашего представления. Однажды Борис предложил мне поехать в Temple Shalom послушать хор. Войдя в синагогу, очутился в обширном вестибюле, в распахнутые двери видны просторные залы, какой-то домашний мягкий свет. Хор уже стоял на сцене. Одна песня, вторая, третья… Слышалось волшебное пение, чистое, возвышенное. Глаза руководительницы хора горели страстью, ее руки, поднимавшиеся вверх, казались устремленными туда, ввысь. Я не мог отвести от нее глаз. И понял, вот что нам надо! Просто необходимо! И сразу за последней песней, за аплодисментами ринулся к Кэрол Мартон (так ее звали). Представляюсь, говорю о нашем проекте. Хочу, чтобы ваш хор в нем участвовал. Можете?! Хотите?! Борис поддерживает, и она говорит: «Да». Чувствую, что совершилось что-то очень важное. И, спустя какое-то время, понимаю - пение этого хора может стать камертоном всего нашего представления.
Лет 8-10 назад я встретил в Бостоне человека, лицо которого мне показалось очень знакомым. И я не ошибся. Впервые я его увидел в 1957-м году. Это был Семен Ривкин. Мы начали общаться. Он руководил организованной им театральной молодежной студией «5 вечеров». Иногда я ходил на их выступления. Семен Ривкин, театральный режиссер, работавший в Москве, в театре Маяковского, оказался одаренным педагогом. Мне нравились его ребята воспитанностью, серьезностью. К сожалению, этот талантливый, славный человек ушел из жизни. А его студийцы продолжают встречаться, осуществлять свои идеи на сцене. Одно это говорит уже о многом. Я решил пригласить двух из них участвовать в нашем проекте. Это Алина Лукьянова и Роман Головач. Мы начали встречаться, разговаривать, нащупывать общую почву. А в мае 2018-го года начались репетиции. Я предложил каждому работать над тремя текстами в разных жанрах. Был уверен, что им это по плечу.
Вот Перец Маркиш. Какой это был красивый и смелый человек. «И молод день и прям, и высь бурлит, блестя, и ветерок упрям, и я еще дитя…» А Шлема Вовси в 9 лет к дню своего рождения написал пьесу в 4-х действиях, и сам отважился сыграть все роли. В 9-то лет! Мне показалось, что интонация стихотворения очень «ложится» на Шлемино лицедейство. Через 35 лет этот некрасивый, невысокого роста мальчик сыграет короля Лира. А почему бы нам не показать на экране финальный монолог Лира-Михоэлса?! Сохранилась же пленка. А наш актер на сцене, нет-нет, не играя, это было бы неправильно, прочтет и напомнит зрителям этот монолог.
А вот не очень известный рассказ Веры Инбер «Соловей и Роза». О весне в Москве, о любви, сжигающей портного Эммануила Соловья, часто напевавшего за работой слова Суламифи: «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви». Этот рассказ привлек еще и потому, что Соломон Михоэлс любил в зрелые годы, встречаясь со своим братом Хаимом, вспоминать мастеровых из местечек - портных, кузнецов, стекольщиков, каменщиков, их трудную жизнь, их юмор, их надежду и веру в счастье. Так почему бы актрисе не спеть «Дайте немножечко счастья»!? Алина начинает заниматься с учителем музыки, и скоро я услышал, как она это поет. Это было хорошо. В спектакле, правда, она делает это вместе с певицей Лилианой Глик.
На репетициях с Алиной и Романом искали неожиданности в интонации, в жестах, обращали внимание на эффективность перемены ритма. А иногда говорили просто о жизни, о запомнившихся по какой-то причине чувствах и наблюдениях. От этого легко перейти к выражению сценических чувств и внутренней наполненности на сцене. Это всегда легко определить по выражению глаз актера.
В 1936 году Михоэлс сыграет в фильме «Семья Оппенгейм» доктора Якоби. Мы берем сцену из этого фильма. Штурмовики-нацисты приходят в госпиталь и заявляют главному врачу: «Мы должны вышвырнуть отсюда всех еврейских врачей!». Затем они входят в приемную доктора Якоби. Там есть мастерски сыгранный Михоэлсом момент. Штурмовик дергает его за галстук, и Якоби спокойно, не торопясь, глядя ему прямо в лицо, возвращает узелок галстука на место. Возникает фотография - ров с обнаженными женщинами и детьми. Звучит стихотворение Семена Рудяка – «Меня здесь нет в том страшном декабре, не я снимал над рвом свою одежду…». Мы напоминаем о Холокосте. И медленно, перед сценой, лицом к зрителям встает хор…начинает петь песню узников Варшавского гетто «Закрой свои глазки» (обращение к ребенку). В зале тишина.
Возникает тема - Михоэлс – Председатель Антифашистского еврейского комитета. Его первое обращение на митинге и по радио началось со слов «Братья евреи!». Так Соломон Михоэлс вышел на свою тропу борьбы с фашизмом. Во время поездки по США летом 1943-го года с помощью еврейских благотворительных организаций он собрал огромные деньги, около 40 млн долларов, на которые было куплено 1000 самолетов, 500 танков, медицинское оборудование, одежда, продовольствие, но, помимо всего этого, он завоевал сердца американцев. На встречи с ним приходили десятки тысяч людей. Все хотели пожать руку, обнять. Однажды доска помоста, на котором он стоял, провалилась, сломана нога, но поездка продолжается.
После постоянной и обширной переписки с Леонардом Лерманом, решили, что у него будет 5 минут для рассказа о пребывании Михоэлса в Бостоне в июле 1943-го года. И он сделал это, живо, с юмором. Американская часть аудитории приняла его очень горячо. Он был представлен, на сцене появилась девушка в шляпке военного времени (Женя Фурман), сказала, что ее зовут Эмили Розенштейн и она будет его переводчицей. Атмосфера легкой игры, доброжелательности сопровождала выступление нашего американского гостя, а его жена Хелен Вильямс спела отрывок из песни Бернстайна, посвященной борьбе союзников во Второй мировой войне.
На сцене в течение всего представления стоит передвижной экран (детище Миши Филиппова). Он был как бы еще одним действующим лицом. С ним быстро и по-свойски обращались Роман Головач и ведущий Борис Фурман. Экран то стоял в глубине сцены, то возникал прямо у рампы. Нам было очень важно приблизить изображение к зрителю.
Как соединить все части нашего представления в единое целое? Многое зависело от нашего ведущего. И он сделал это, иногда словами, иногда движениями, порой танцевальными, жестами. Специально посещал для этого танцевальный класс. А наши музыканты!? Гитара - Миша Никитенко, кларнет – Юра Левинсон сопровождали все происходящее на сцене: здесь выявили смысл, а здесь – усилили эмоции…Все скреплялось, соединялось.
Как-то на репетиции хора Koleinu Кэрол Мартон спросила меня, во что будут одеты хористы на спектакле. Я знал свой ответ и тут же сказал ей – «В обычную повседневную одежду, но, конечно, никаких джинсов» и объяснил почему. «Я хочу, чтобы хор был одет так, как зрители в зале. Они и мы – все вместе». На этой же репетиции Борис произнес перед хором зажигательную речь с рассказом о Михоэлсе. А я попросил их прийти в хорошем настроении. И вместо первоначальных 15-ти человек на представлении было 40 хористов. Выступление хора подняло спектакль над землей, это была особого рода эмоциональность, негромкая, нешумная, устойчивая.
На сцену выбегает девушка с микрофоном в руке, она поет песню «Вокруг костра», за ней – парень, еще один, еще… они поют по очереди, потом вместе, они делают это темпераментно, азартно. Начинается их танец, веселый, притягательный. Это было по-настоящему красиво и зажигательно. Кто это сделал? Собравшиеся на день-два из других городов воспитанники Ани Кравец, художественного руководителя Еврейского Музыкального театра. А предшествовали этому выступлению слова ведущего: «Окончилась война, и уже в конце июля 1945-го состоялась премьера спектакля «Фрейлехс», поставленного Михоэлсом». Это был его парад победы. Он пережил это, он знал, какой ценой народ заплатил за победу. Но своим «Фрейлехсом» – он призывал к жизни…к радости.
А затем в финале хор запел Ale Brider – мы все братья, мы все сестры... К хору присоединились участники представления, зрители. Случился момент единения. Это был итог нашего вечера памяти Соломона Михоэлса.
Опустела сцена. В глубине еще горят, как прощальные огоньки, небольшие электрические гирлянды, горят свечи. Это придумала и осуществила буквально накануне художник спектакля Ксюша Магваер.
Вспоминаются слова Михоэлса: «Гасите свечи, задуйте грусть».
***
Поздравляем Сергея Линкова, режиссера и автора этой статьи, с днем рожденья! Здоровья и творчества, дорогой Сергей!
Редакция журнала ЧАЙКА
Добавить комментарий