Юч Йолдаш (азерб. - Три товарища)
Моему другу Теймуру и его друзьям
Придя в школу после летних каникул, ученики 7-го «Б» класса 203-й Бакинской школы узнали, что у них новая классная руководительница Гюльнара Вагифовна. Впрочем, эта весть для трёх друзей − Тофика Сафаралиева, Мишки Френкеля и Сашки Кострова, «трёх мушкетёров», как они сами себя называли, не была неожиданной, так как накануне слух об этом принёс вездесущий Тофик. Каким образом он узнавал о подобных вещах, для его товарищей всегда было загадкой.
Для обычного ученика школьная жизнь во многом зависит от классного руководителя. Если учитель не придирается по пустякам, не заставляет ябедничать на товарищей, защищает от вполне справедливых нападок других учителей, не бомбардирует родителей дурацкими записями в дневнике, типа: «Принёс в школу голубя и сорвал урок географии», то утром идёшь в школу с нормальным настроением и ожиданием - нет, нет, упаси боже, не новых знаний, а приятного общения с товарищами и незнакомых приключений, будь то футбольный матч, игра в нарды и даже хорошая, крепкая драка с вечными противниками.
В случае же, если классный руководитель «достаёт» бесконечными упрёками, начиная от неопрятного вида, мятого пионерского галстука или вовсе его отсутствия, или, записями, вроде «пренебрегал мнением товарищей и наплевательски относится к общественной работе», то по утрам идёшь в школу, утешая себя воображаемыми картинами сгоревшего здания школы. Пусть все останутся живы, даже ненавистная «химичка», но вместо школы пускай лежит груда дымящихся развалин.
Гюльнара Вагифовна Мамедова, или как её звали дома Гюля, родилась в учительской семье. Папа − Вагиф Панахович преподавал в школе математику, а мама – Фарида Велиевна − в той же школе азербайджанский язык и литературу. С самого раннего детства, когда девочку спрашивали, кем она хочет быть, Гюлечка уверенно отвечала: «конечно, педагогом». Такие малознакомые большинству слова, как «дидактические материалы», «поурочные планы» и «успеваемость» звучали для ребёнка совершенно гармонично. Поскольку учитель в национальной школе должен был одинаково хорошо владеть как русским, так и азербайджанским языками, то родители относились к изучению девочкой этих предметов с повышенным вниманием.
С первых классов школы Гюльнара уверенно шла на золотую медаль, но какие-то таинственные «расклады» в Гороно изменили состав драгоценного металла в медали, полученной выпускницей 10-го класса Мамедовой с золота на серебро, при этом медаль высшей пробы почему-то досталась дочери первого секретаря Бакинского Горкома КПСС.
Когда Гюля поступала в Азербайджанский педагогический институт (АзПИ) между её родителями разгорелся нешуточный спор. Папа считал, что профессия учителя математики не зависит от политической обстановки и не колеблется вместе с линией партии, а мама настаивала на специальности, которой она сама отдала тридцать лет своей жизни. Девушка же оказалась с характером, сдала документы на исторический факультет и успешно на него поступила, получив все пятерки.
В институте Гюльнара была отличницей, и даже получала повышенную стипендию. Конечно, смена политического руководства страны в 1982 году внесла серьёзные коррективы в изучаемые предметы, например историю КПСС, но педагогический коллектив АзПИ успешно справился с этой задачей, как, впрочем, до этого и с разоблачением культа личности Сталина, и с отставкой Хрущёва. Все годы учёбы Гюля активно занималась общественной работой, и на четвёртом курсе её приняли в ряды членов КПСС.
При трудоустройстве Мамедовой предложили работать в одной из лучших школ города Баку №203, и, хотя она в глубине души мечтала преподавать в школе, где работали её папа и мама, − как-никак трудовая династия, но от такого распределения отказаться было бы грешно.
Вообще говоря, родителей больше волновала личная жизнь дочери, а точнее говоря, её отсутствие. Девушке 23 года, что называется самый подходящий возраст для замужества, да и внешность не подкачала, вот только женихов пока не видно. Видно придётся обращаться к старой знакомой, тётушке Фариде – известной бакинской хануме.
Михаил Аронович Крейман поступил на работу в 203-ю школу (тогда ещё школа № 22) в середине 30-х годов после окончания физико-математического факультета Бакинского университета. В марте 1937 года молодого учителя физики арестовали и он исчез в недрах НКВД. Все попытки родных выяснить судьбу Михаила ни к чему не привели. Внезапно, каким-то чудом, спустя четыре месяца, он оказался дома. Очень худой, с сильно поредевшей шевелюрой и заметно прихрамывающий, на все расспросы он ответил раз и навсегда: «Сказали, что перепутали с каким-то другим Крейманом. Так бывает». Хромота у Михаила осталась на всю жизнь, так как во время допросов видимо что-то повредили.
Когда началась война и мужчин в Баку осталось совсем немного, беспартийного Креймана назначили директором школы, и с тех пор он бессменно находился на этом посту вот уже около сорока лет. Вся школа, начиная от учителей и кончая техничкой тётушкой Ашхен, естественно, включая учеников, его уважала и даже побаивалась, как обыкновенно в семье боятся строгого, но справедливого отца. Предельным выражением презрения в устах директора было слово: «Шпана». Иногда одного взгляда Михаила Ароновича было достаточно, чтобы наказать виновного, и это было страшнее, чем любое словесное внушение. Всесильная заведующая Бакинским городским отделом народного образования Зарема Ахмедовна Эфендиева, которая чуть ли не ногой открывала дверь в высокие начальственные кабинеты, всегда разговаривала с Крейманом вежливо и часто с ним советовалась, когда предстояло принять ответственное решение.
В начале лета директор школы пригласил Гюльнару Вагифовну Мамедову на собеседование. Просматривая её документы, Михаил Аронович, увидев, что новоиспечённый молодой специалист является членом КПСС, приподнял правую бровь, что выражало степень крайнего удивления. Понятно, что в школе существовала партийная организация (куда же от неё денешься?), с секретарём которой, учителем черчения и рисования Петросом Вардановичем Маиляном, существовал негласный консенсус – «Я не лезу в твои партийные дела, а ты не встреваешь в мой учебный процесс», но уж, не карьеристка ли эта симпатичная девушка? Диплом с отличием. Из интеллигентной семьи, папа и мама коренные бакинцы, русская и азербайджанская речь грамотные. Пока не замужем, значит, в ближайшее время декретный отпуск не грозит. И что самое удивительное – за Гюльнару никто не «тапшанул» (замолвил словечко). Первое впечатление директора школы от встречи с Мамедовой было положительным, но чтобы молодая учительница «не расслаблялась», Крейман решил назначить её классным руководителем 7-го «Б», где училась «боевая троица» Костров, Френкель и Сафаралиев, доставлявшая школе немало проблем с поведением.
Тофик, Мишка и Сашка жили в доме, расположенном неподалёку от парка Кирова. Изнутри двор, в который можно было попасть через подворотню, где стояли мусорные баки, окружали застеклённые балконы. В квартиры жильцы и посетители поднимались по внешним лестницам. Вся жизнь дома протекала на виду – сушилось стираное бельё, хозяйки готовили еду, играли дети.
Семья Тофика занимала просторный балкон и две комнаты, где проживали его родители, дед и бабка с отцовской стороны, младший брат и две сестры. Отец Тофика – Гусейн Сулейманович, высокий красивый мужчина, с чёрными, как смоль, усами работал заведующим магазином электротоваров.
Чтобы выполнять план приходилось «крутиться», то есть
доставать на торговых базах «дефицит», соответственно отблагодарив директора базы, продать его с выгодой, занести деньги начальству в Горторге и не забывать о необходимости кормить семью. Особым спросом пользовались электрические швейные машинки «RADOM» польского производства. Они были надёжны в работе, просты в наладке, и подпольные цеховики переплачивали за них две, а то и три цены.
С самого раннего детства Тофика отличала деловая хватка. Он мог обменять жвачку на сумку с олимпийским Мишкой, чтобы за это получить шариковую ручку с фотографией обнажённой красавицы. У Тофика, одного из первых в Баку, появился Кубик Рубика, который он обменял на почти новенький велосипед «Орлёнок». Чипа – всесильный главарь подростковой банды «крепостных», первым подходил к Тофику, чтобы поздороваться с ним за руку и обсудить какие-то деловые вопросы. Учился Тофик, что называется «через пень колоду», да и, сказать по правде, делать уроки ему было некогда, так как бизнес поглощал много свободного времени, не считая футбола, кино, общения с друзьями. И если бы не помощь Мишки и Сашки, которые давали ему списывать домашние задания, подсказывали на уроках и делали за него контрольные работы, Тофик, наверняка бы, остался на второй год.
Мишка Френкель родился в семье потомственных бакинских врачей. Его дед по материнской линии Абрам Ильич Пейсахович был знаменитым детским терапевтом, работал в Черногородской больнице и лечил не одно поколение бакинских детей. Мишкин отец Юлий Исаакович служил в скромной железнодорожной больнице, но когда предстояла серьёзная операция высокопоставленному пациенту из ЦК или Совета Министров, то оперировать больного приглашали не хирургов больницы, а профессора Френкеля. Мама Мишки работала в центральной детской поликлинике города, и в сложных случаях к ней привозили детей со всей республики и даже из-за её пределов. Знаменитая фраза «А вы показывали ребёнка Лии Абрамовне Френкель?» была известна всему городу. Мишка с самых ранних лет свободно изрекал всякие медицинские термины и запросто мог изобразить разговор отца по телефону с особо занудным пациентом.
Как-то в пятом классе он притащил в школу анатомический атлас и устроил экскурсию по интимным местам лиц мужского и женского пола, безошибочно употребляя русские и латинские названия, вроде пенис и вагина, которые прочно вошли в лексикон школьников.
Однажды Мишка по просьбе Тофика и Сашки потихоньку стащил у деда человеческий череп, с которым Абрам Ильич не расставался со времени обучения в 1909 году на медицинском факультете Гейдельбергского университета в Германии. Сашка насадил череп на палку, вставил туда свечку и подкараулил, когда Карине-тётя зашла в уборную. Через минут пять весь дом огласили истошные женские крики: «Всё, конец! Уже ухожу! Уже ухожу!» что означало, что бедная женщина умирает. Сбежавшиеся соседи бережно отвели тётушку в её комнату и напоили валерьянкой. С Мишкой родители не разговаривали дня три, Сашку отец выпорол офицерским ремнём, а Тофик вёл себя так, будто он к этому абсолютно не причастен. Несмотря на хулиганские выходки, Мишка учился на все «пятёрки». Скорее всего, его выручала прекрасная память и редкая сообразительность, недаром в 12 лет он был негласным чемпионом школы и района по нардам, обыгрывая почти вдвое старше себя игроков.
Отец Сашки, полковник милиции Александр Семёнович Костров, приехал в Азербайджан после окончания школы милиции в Ленинграде. Фронтовик, кавалер двух боевых орденов, он попал в Сумгаит сразу после объявления «бериевской амнистии». В республику, к тёплому морю, в нетронутые войной города и посёлки хлынули уголовники. Почти год старший лейтенант Костров вместе с товарищами беспощадно очищал город и окрестные территории от бандитской нечисти. После снятия Хрущёва в органах внутренних дел республики началась чистка и пополнение новыми кадрами. Так семья Костровых оказалась в Баку. Сашкина мать очень плохо переносила южную жару и надолго уезжала к родным в город Псков. Сашка с отцом оставались вдвоём, и тогда домашнее хозяйство вела русская старушка Михайловна, вдова протоирея Церкви Рождества Пресвятой Богородицы, жившая в Баку более 50-ти лет. Друзья Сашку про мать никогда не спрашивали, понимая, что за этим таится какая-то непонятная история. Когда Сашкины выходки превышали какие-то допустимые пределы, его отец брался за офицерский ремень и воспитывал сына методами традиционной русской педагогики. Родом полковник Костров происходил из смоленской глубинки, вырос в простой крестьянской семье и часто дома, а в сложных обстоятельствах и на работе, употреблял крепкие выражения, которые Сашка и его приятели почему-то хорошо запоминали.
Впрочем, они также неплохо владели соответствующими выражениями на армянском, азербайджанском языках и даже на идиш.
Сашка Костров отлично плавал, гонял на велосипеде, здорово играл в футбол, метко стрелял из рогатки и духового ружья, принадлежащего Тофику, одним словом, был нормальным, развитым тринадцатилетним пацаном. Задираться он не любил, но если надо было драться за школу или заступиться за товарища, то он никогда не трусил.
В один из дней Сашка появился дома довольно поздно. Выглядел он не лучшим образом – куртка, наброшенная на плечи, бледное лицо, левая ладонь неаккуратно замотана белой тряпкой, из-под которой проступало большое красное пятно. Михайловна всполошилась, на шум вышел отец, только недавно пришедший с работы.
− Что случилось?
− С «крепостными» схлестнулся, попытались отнять деньги.
−А ты?
− Не дал, да у меня их и не было.
− Мне вмешаться?
− Не надо, сам разберусь.
− Ну, смотри, а сейчас поехали в больницу, вот только машину вызову.
− Может не стОит?
− Вот доктор и решит – стОит или не стОит.
Через пару недель к Сашке после школы подошли трое, по виду «крепостные». Костров напрягся, но один из них промолвил по-русски:
− Не ссы, всё в порядке. Чипа извиняется, что так всё получилось. Пацаны не знали, что ты Тофика дружбан. Замётано?
− Замётано, − ответил Сашка, и они разошлись.
Сашка был главным заводилой большинства проделок, которые устраивали «мушкетёры». Выкрутить электрические лампочки и засунуть в патрон мокрую промокашку, так чтобы свет в классе через 10 минут выключался, поставить отличникам в журнале двойки и затем натереть сделанные надписи свечкой, после чего отметки невозможно было убрать, принести на урок живых ящериц – к этому списку можно добавить ещё множество всяких проказ. А сколько раз по инициативе «мушкетёров» устраивался «шатАл» − коллективный прогул уроков (видимо, от слова «шататься»). Учительница химии Розалия Григорьевна Спивак перед уроком в их классе пила успокоительные таблетки. Единственным предметом, на котором всегда царил порядок, была физкультура, поскольку уроки у физрука Юрия Петровича Богомолова проходили живо и интересно.
К чести друзей следует отметить, что в отличие от многих своих сверстников, они не курили анашу, и, хотя знали, как надо «задолдырить» табак с крошками анаши в папиросу, но старались от этого уберечь своих знакомых. Если же какой-нибудь кепёк оглы (сукин сын) пытался приучать к анаше младших, то получал от «мушкетёров» беспощадную трёпку.
Проработав два месяца, Гюльнара Мамедова решила, что классное руководство она полностью провалила. За прошедшее время в классе произошли два «шатАла», был сорван урок по химию, да так, что «химичка» Розалия Григорьевна получила больничный лист. Кроме этого, еле-еле успели к очередной годовщине выпустить стенную газету, причём Гюле самой пришлось писать почти все заметки и уговаривать второгодника Водорезова нарисовать заголовок. Здороваясь с директором школы, она считала, что Крейман укоризненно смотрит на неё: «Что же ты, голубушка? Тебе доверили класс, а ты с этим не справилась». Особенно её расстроил вчерашний классный час, на котором Тофик Сафаралиев с чудовищным азербайджанским деревенским акцентом стал излагать задачу, поставленную Октябрьским, 1984 года Пленумом ЦК КПСС «О переброске на юг полноводных северных и сибирских рек», превращая порученную ему политинформацию в форменный цирк. Причём, странное дело – в его изложении важнейшая государственная проблема выглядела полнейшей глупостью и бессмыслицей.
Придя домой, Гюля даже обрадовалась, что родителей не было дома, настолько плохое у неё было настроение. Пообедав и вымыв посуду, она прилегла на тахту, прихватив с собой свежий номер журнала «Советская педагогика», который её родители выписывали много лет. Просматривая журнал, она наткнулась на статью доктора педагогических наук А.Т.Глазунова «Проблема дисциплины на уроках в средней школе и комплексный подход к её решению». В статье чётко указывалось, что поддержка дисциплины в классе возможна лишь на позитивных взаимоотношениях учителя и ученика. В качестве примера таких взаимоотношений учёный предлагает совместные внеклассные мероприятия, такие например, как спектакль или поэтический вечер, лучше всего на основе патриотического литературного материала.
Внезапно Гюлю осенило – надо предложить ребятам совместную театральную постановку. Как организованный человек она тут же набросала план работы по подготовке спектакля. Прежде всего, надо найти необходимый литературный материал, естественно патриотического содержания. Во-вторых, согласовать данное мероприятие с завучем, учительницей русского языка и литературы Анной Николаевной Гасымовой. В-третьих, посоветоваться с партийной и комсомольскими организациями, а также со старшей пионервожатой школы Оксаной Мирошниченко. Как сообщить об этом директору школы Гюля пока не решила, так как в глубине души его ужасно боялась. Когда вечером за чаем Гюля рассказала о возникшей у неё идее, то родители её всецело поддержали.
Завуч Анна Николаевна идею театральной постановки силами 7-го «Б» класса одобрила и даже посоветовала взять эпизод из романа Александра Фадеева «Молодая гвардия», в котором молодогвардейцы оказались перед реальной угрозой провала. С инсценировкой литературного текста Анна Николаевна обещала помочь, учитывая, что её супруг Теймур Алекперович Гасымов был довольно известным в республике литератором, членом Союза писателей Азербайджана.
Принимаясь за написание инсценировки, Гюля и не подозревала, что эта работа так её увлечёт. Инсценировку она решила начать с того, что юноша и девушка зачитывают клятву: «Я, вступая в ряды членов Молодой гвардии, перед лицом своих товарищей по оружию, клянусь…» Основное действие разворачивается на квартире Олега Кошевого, где собравшиеся молодогвардейцы под предлогом встречи Нового 1943-го года знакомятся с последней сводкой Совинформбюро об успешном наступлении Красной Армии и обсуждают дальнейший план действий. Неожиданно в комнату вбегает Серёжа Тюленин, который сообщает тревожную весть – Ванечка Земнухов и ещё двое товарищей арестованы немцами. Олег Кошевой, сохраняя спокойствие, отдаёт распоряжение временно прекратить деятельность организации и по возможности скрыться. Красная Армия приближается к Краснодону, победа будет за нами. А в финале звучат знаменитые слова из книги Николая Островского «Как закалялась сталь»: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы…» и исполняется «Интернационал».
Теймур Алекперович внимательно ознакомился с текстом, наметил мизансцены, что-то исключил и внёс литературную правку.
На ближайшем классном часе Гюльнара Вагифовна рассказала о предполагаемой театральной постановке, и после того, как она зачитала текст инсценировки, ей показалось, что ребят эта идея серьёзно увлекла. Роль Олега Кошевого, по единодушному мнению, досталась Сашке Кострову, а Серёжу Тюленина поручили играть второгоднику Водорезову, который, хоть и на голову был выше остальных «молодогвардейцев», но с детства мечтал быть похожим на этого юного героя.
Как известно, образу бабушки Олега Кошевого писатель Александр Фадеев придавал большое значение. Ввиду того, что подходящей актрисы на роль бабушки не нашлось, за новогодний стол вместе с молодогвардейцами решили посадить школьную техничку тётушку Ашхен.
Приближались новогодние каникулы, все дружно репетировали, и к 20-му декабря спектакль был готов. Как то, выходя из учительской, Гюльнара столкнулась нос к носу с директором школы.
− Гюльнара Вагифовна, вам с моей стороны никакая помощь в предполагаемой театральной постановке не нужна? – неожиданно спросил Крейман. Гюля вспыхнула от неожиданности и, смущаясь, ответила,
− Спасибо, Михаил Аронович, всё в порядке, − после чего постаралась быстрее пройти дальше.
Накануне премьеры «мушкетёры», выйдя с генеральной репетиции, которая, по общему мнению, прошла успешно, потихоньку брели домой.
− А всё-таки я здорово волнуюсь, особенно в самом начале. Даже в груди что-то щекочет, ну знаете, как перед дракой, − промолвил исполнитель роли Олега Кошевого.
− И у меня то же самое, − сказал Мишка.
– Вот Тофику хорошо, у него роль без слов. Я где-то читал, что великие артисты, ну такие, как Василий Иванович Качалов или Фёдор Шаляпин, перед выходом на сцену, чтобы успокоиться, выпивали рюмку коньяку.
− Никулин, Вицин и Моргунов уж точно выпивают, − со смехом сказал Тофик, а затем добавил, − а что, давайте я принесу вина, выпьем по глоточку, чтобы снять напряжение. У моего отца целый ящик «Кюрдамира» в кладовке стоит, он его для дяди Мансура держит. Я завтра принесу, выпьем перед началом по глоточку. Вино вкусное, клянусь Аллахом, прямо как компот, − и Тофик зажмурился от удовольствия.
Минут за двадцать до начала спектакля, когда уже прозвучали новогодние поздравления директора школы, партийной и комсомольской организации и был объявлен небольшой антракт, Тофик зазвал Мишку и Сашку в пустой класс на втором этаже. Свет не зажигали, так как фонари во дворе школы ярко горели и было достаточно светло. Тофик достал из матерчатой сумки «Кюрдамир», ловко открыл с помощью штопора бутылку и налил четверть гранёного стакана. Первым свою долю выпил Сашка, почмокал губами и произнёс,
− Ах ты, чёрт побери, до чего же вкусное вино, и совсем не крепкое, не то, что водка.
Мишка с видом знатока понюхал стакан, выпил его не спеша и сказал странные слова, которые, скорей всего, подслушал у кого-то из взрослых,
− Своеобразное послевкусие.
Тофик, который, видимо, не в первый раз пил это вино, быстро выпил свою порцию и сказал,
− Кюрдамир как Кюрдамир. Ничего особенного.
Сашка поправил у себя на груди комсомольский значок, который по роли ему полагалось носить, но, конечно же в тайне от немецких оккупантов, и промолвил фразу, не раз слышанную от Кострова-старшего:
− Хорошо пошла, давай ещё по одной.
Тофик на этот раз налил чуть меньше, чем полстакана, и ребята с удовольствием выпили.
− Эх, надо было взять яблок на закуску, ну ничего, возьмём в следующий раз. Остальное допьём после премьеры, − и Тофик спрятал сумку под парту.
− Где вы пропадали? – накинулась на «мушкетёров» старшая пионервожатая, − Гюльнара Вагифовна уже волнуется.
Артисты заняли свои места, и на краю сцены закрытой занавесом появилась лучший чтец школы Тамара Беркович, которая звонким голосом объявила:
− Александр Фадеев, «Молодая гвардия», отрывок из романа. Постановка силами 7-го «Б» класса. Автор инсценировки − Гюльнара Вагифовна Мамедова.
Занавес распахнулся, и на авансцену вышли Мишка Френкель и Ольга Безверхняя, которые произнесли клятву организации. Изрядно покрасневший Мишка явно «забивал» свою партнёршу. Его голос звучал чётче и уверенней, и, казалось, что на сцене подросток оттуда, из военных лет, настолько достоверно он произносил слова: «…перед лицом своих товарищей, клянусь…». Затем началась основная часть постановки. Увлечённые сюжетом зрители не сразу обратили внимание на какие-то странности в поведении главного героя. Он беспричинно смеялся, что-то переспрашивал, активно размахивал руками. Постепенно всё внимание переключилось на Олега Кошевого. Он произносил реплики, которых не было в тексте, глупо пошутил по поводу причёски Ульяны Громовой и попытался дёрнуть её за косу. Рассказывая об успехах Красной Армии, Олег назвал Гитлера «жуткой скотиной и порождением шайтана». Оторопевшая Гюльнара Вагифовна, ничего не понимая, листала текст инсценировки и что-то лихорадочно записывала, а её родители, как и многие в зале, недоуменно переглядывались.
В самый кульминационный момент постановки на сцену, как метеор, ворвался в пальто Сергей Тюленин, и ленинским жестом, выбросив вперёд руку с зажатой в кулаке кепкой, трагически произнёс,
− Ванечку Земнухова арестовали.
Олег Кошевой с явным удивлением посмотрел на Серёжу Тюленина, вроде бы узнал в нём второгодника Водорезова, глупо улыбнулся и после некоторого замешательства громко произнёс,
− Ну и хер с ним, без него обойдёмся, – а затем сел мимо стула на пол.
На сцене и в зале воцарилась тишина. Спустя несколько секунд, публика загудела, раздался чей-то крик «Дайте занавес!». Столпившиеся на сцене молодогвардейцы растерянно смотрели на Гюльнару Вагифовну, которая с помощью Сергея Тюленина пыталась поднять на ноги Олега Кошевого. Сидевшие в первом ряду директор школы и учителя поднялись со своих мест и, негромко переговариваясь, вышли из зала. Кто-то громко спросил: «Танцы будут?», на что старшая пионервожатая Оксана Мирошниченко отрешённо махнула рукой, – какие, мол, тут могут быть танцы.
Публика потянулась к выходу, а на сцене за столом безмятежно спали два человека – бабушка Олега Кошевого, она же тётушка Ашхен в пёстром платке и новом халате, в силу своего возраста постоянно засыпавшая на любом месте, и «молодогвардеец» Тофик Сафаралиев, для которого «Кюрдемир» оказался весьма действенным снотворным средством.
1-го января нового, 1985 года во дворе дома, где проживали «три мушкетёра», появился пожилой прихрамывающий человек. Он сверился с бумажкой, что-то спросил по-азербайджански у игравших девочек и поднялся в квартиру Костровых. Через минут пять оттуда вихрем, на ходу натягивая куртку, вылетел Сашка Костров и исчез в неизвестном направлении. На следующий день Мишка Френкель на полном серьёзе божился, что накануне, поздно вечером он видел директора их школы Михаила Ароновича Креймана, который выходил из квартиры Костровых, и при этом полковник клятвенно обещал не трогать Сашку даже пальцем, не говоря уж о порке ремнём. После них на лестнице сильно пахло коньяком. Перепутать этот запах ни с каким другим, Мишка не мог, поскольку, когда приходит дядя Фридрих, они с отцом пьют только коньяк.
Благодаря каникулам, события новогоднего вечера несколько отодвинулись в прошлое. Виновникам сорванного мероприятия объявили по строгому выговору, хотя на педсовете раздавались голоса, призывающие отчислить нарушителей из школы. Возможно, лет десять назад некоторым педагогам и начальству объявили бы выговоры, а уж лет тридцать пять назад кое-кто получил бы реальные сроки, вот только корабль под названием СССР уже плыл к точке своего крушения, а республика Азербайджан плыла навстречу своей независимости.
В конце января, после окончания уроков, когда Гюльнара Вагифовна осталась одна в классе, в дверь неожиданно постучали и на пороге появились «три мушкетёра». Мишка на чистейшем азербайджанском языке со всеми цветастыми выражениями, вроде «мэн олюм» (азерб.- очень прошу) попросил прощения за срыв, столь прекрасно придуманного и организованного их замечательной учительницей спектакля. Сашка, низко опустив голову, смотрел в пол, а Тофик стоял с такой скорбной физиономией, как будто он провожал в последний путь своего самого близкого родственника.
На педсовете в конце июня, директор школы Михаил Аронович Крейман отметил, что дисциплина во втором полугодии в проблемном 7-ом «Б» классе заметно подтянулась, в чём он видит личную заслугу молодого классного руководителя Гюльнары Вагифовны Мамедовой.
Вместо эпилога
Во время штурма Баку в ночь на 20-е января 1990 года студент первого курса Азербайджанского института Нефти и Химии Александр Александрович Костров при оказании помощи раненому товарищу был убит выстрелом снайпера. Александр Костров похоронен на Аллее Шахидов в Нагорном Парке.
Михаил Юльевич Френкель, ведущий кардиохирург клиники Рамбам города Хайфы, в 1988 году он вместе с семьёй репатриировался в Израиль. Служил в Цахале – Армии Обороны Израиля. Окончил медицинский факультет Тель-Авивского университета. Стажировался в Германии и США. Имеет сына Александра и двух дочерей.
Тофик Гусейнович Сафаралиев, стал успешным бакинским бизнесменом, владельцем гостиницы «Четыре времени года», нескольких популярных ресторанов и двух ювелирных магазинов. Человек он далеко не сентиментальный, но когда во время застолья ему попадается на глаза бутылка замечательного азербайджанского вина «Кюрдамир», сделанного из винограда Ширван, его взгляд затуманивается и уплывает куда-то далеко в детство, к друзьям – «мушкетёрам».
Добавить комментарий