Родилась Симона в немецком городе Висбаден. Ее отца, журналиста и художника Андре Каминкера, судьба заставила много ездить по свету. В парижском предместье Нейи, у себя дома, отец появлялся редко. Как вспоминает Симона, он появлялся, насвистывая арию вагнеровского Зигфрида, дарил детям подарки, а затем опять надолго исчезал. Ее мать происходила из католической семьи и обладала твердым характером. Симоне запомнила, как однажды придя домой, мать обнаружила, что купленная ей зубная щетка сделана в Японии. Тогда мать вернулась в магазин и попросила щетку заменить: она не хотела поддерживать государство, только что заключившее альянс с Германией и Италией. “Мадам предпочитает французскую?”, — спросил у нее продавец. “Нет, я не настолько шовинистка. Любую, но не из этих фашистских стран”. Ей дали английскую.
Начало войны застало семью Каминкеров — мать, Симону и ее двух братьев — на юге, в городке Сент Жильда. С приходом немцев дом, где они жили, был конфискован, и они вернулись в Париж. Отец же почти всю войну провел в Англии, работая на радио и “вещая” на оккупированную Европу. Совсем юная, Симона пару лет служила посыльной в парижской газете “Le Nouveau Temps”, а затем вошла в содружество молодых, непримиримых интеллектуалов, собиравшихся в знаменитом кафе “Флор”. Тогда же она и начала сниматься в маленьких, “костюмированных” ролях для кино. В качестве сценического имени она взяла девичью фамилию матери “Синьоре”.
Уже после войны, выйдя замуж за режиссера Аллегре, Симона родила дочь Катрин. Но в конце 1940-х годов она познакомилась с шансонье Ивом Монтаном, и в 1951 году вышла замуж во второй раз. Свадьбу отпраздновали в Поль де Вансе: название этого, дорогого им обоим городка появится затем в одной из песен Монтана. Симона играла в театрах, снялась во французском фильме “Тень и свет” в роли сумасшедшей пианистки, которую убивали при звуках Первого концерта Чайковского, однако стала известна широкой публике и получила кинематографический приз в Англии за свою роль в фильме “Золотой шлем”.
Концерты Монтана требовали разъездов, и влюбленная в мужа Симона, не хотевшая ни ан минуту расставаться с мужем, решительно объявила, что сниматься в кино больше не будет. Теперь она поджидала Монтана во время концертов за кулисами, всегда встречала его дома ужином. Она даже взялась за вязанье. Это желание быть “всегда рядом”, могло превратить ее, однако, в “бывшую актрису” и “бывшую мадам Монтан”.
Понимание этого пришло к Симоне после небольшого житейского эпизода. Как преданная и ненавязчивая жена, она сидела за спицами, а Монтан в соседней комнате репетировал, и что-то у него не ладилось. Он ходил туда-сюда и вдруг заметил, что лежавший на рояле листик с записями там уже не лежит. После вопросов “Где листик?” и “Что это ты сидишь здесь и вяжешь?”, — она осознала, что просто действует мужу на нервы. “Я здесь, потому что хочу быть здесь, а иначе я бы работала”. На что Монтан воскликнул: “Легко сказать, а где же предложения?!”
Он был не прав: хотя прошло почти полтора года с момента начала ее “безработной жизни”, тем не менее, предложения по-прежнему поступали. Вот и недавно ее пригласили на главную роль. Как вспоминает Симона, она встала, аккуратно свернула вязанье и взяла телефонную трубку, все еще ожидая, что Монтан остановит ее. Но тот уставился в газету. У нее промелькнула мысль, а вдруг на роль уже кого-то взяли? Тем не менее, она спокойно, как игрок в покер, набрала номер и сообщила продюсеру, что согласна на роль Терезы Ракен. К счастью, на том конце ответили, что контракт можно подписать хоть завтра. Повесив трубку, Синьоре обернулась к Монтану и сказала только два слова: “Вот видишь?!”
Конечно, и потом она, бывало, сопровождала Монтана в концертных поездках, но “баланс” в семейной жизни был восстановлен. В фильме “Тереза Ракен” ее партнером был Раф Валлоне, один из замечательных актеров итальянского неореализма. По сценарию он был любовником Терезы, с Симоной им работалось хорошо, и они нравились друг другу, но, как писала позже Синьоре: “Я любила Монтана, а Валлоне уважал жен, любящих своих мужей-итальянцев”. Тут следует напомнить, что “Монтан” — это сценическое имя итальянца Иво Ливи.
Советские власти благожелательно относились к Монтану — бывшему рабочему и сыну рабочего-коммуниста. А тут еще знаменитый Образцов, влюбившись во время парижских гастролей своего театра в песни Монтана, познакомил с ними огромную аудиторию советских слушателей. Так, в 1956 году Ива Монтана пригласили СССР на серию концертов.
За пару месяцев до запланированного визита они с Симоной отправились в столицу ГДР Берлин на съемки фильма по “Салемским колдуньям” Миллера. В пьесе речь шла не столько о знаменитом салемском процессе, как о Комиссии по антиамериканской деятельности (“охота на ведьм”). Это еще больше понрявилось советским руководителям, которые почувствовали в Монтане и Синьоре “своих”. После съемок они вернулись в Париж и стали вместе со своими музыкантами готовиться к поездке в Москву.
Но тут случилось непредвиденное. В Венгрии народ выступил против промосковской политики своего правительства, и это выступление было жестоко подавлено советскими войсками. Монтан и Синьоре задумались, не отменять ли им гастроли, ведь их приезд в Москву может быть истолкован как одобрение политики Кремля? Их многочисленные знакомые, французские деятели культуры и искусства, — настаивали на отмене гастролей. А член ЦК французской компартии, знаменитый писатель Луи Арагон вел себя “двойственно”: в глаза говорил, что ехать нужно, а за глаза — что поездка несвоевременна...
Никто не знает, чем в действительности руководствовались Монтан и Синьоре, но в декабре 1956 года они все же в Москву отправились. Концерты проходили с большим успехом. В отснятом в ходе их поездки документальном фильме можно было увидеть стоящую за кулисами зала им. Чайковского Симону, которая со слезами на глазах слушала песню “Когда поет далекий друг” Марка Бернеса. Этим “далеким другом” был Ив Монтан. Монтан и Синьоре побывали в гостях у тогда “маловыездного” Ильи Эренбурга, и, как вспоминает Симона, по совету парижских друзей привезли ему сигареты “Галуаз” и овечий сыр. На заработанные на гастролях деньги (не доллары и франки, а рубли) Симона купила в ГУМе — конечно, в спецсекции для иностранцев, куда ее привели, — две шкурки сибирского соболя, которые потом много лет придавали особую элегантность ее парадным туалетам.
На один из последних концертов Монтана пришел сам Никита Хрущев, а затем он их пригласили на ужин в небольшом кругу высших советских руководителей. Разговор, в основном, пошел не о песнях Монтана, а о реакции мира на венгерское восстание и его подавление советскими войсками. Как вспоминает Синьоре, Хрущев внимательно их слушал, задавал вопросы, вел себя непосредственно. У Симоны создалось впечатление, что Хрущев “впервые слышал правдивую оценку венгерских событий”. Говорили они и о других политических делах. “Вот с Тито ведь вы ошиблись?”, — спросил Монтан у Хрущева. — “Да, ошиблись, но мы свои ошибки признаем”, — имея, в виду свою речь на ХХ съезде КПСС, парировал Хрущев. Синьоре пишет, что беседа продолжалась часа два, была интересна обеим сторонам, и лишь Молотов все это время молчал, как камень. Хрущеву артисты очень понравились, в знак чего “хозяин” для обратного перелета предоставил им... правительственный самолет. С благословения Хрущева последовала концертная поездка по европейским странам социалистического лагеря. В Югославии, где к ним относились как к “своим и коммунистам”, их дружелюбно принимал на своей вилле Иосиф Тито.
Через какое-то время Симона снялась в фильме “Путь наверх”. Фильм повествует о честолюбивом молодом человеке “из простых”, который рвался в высшее общество, и, при этом, бессовестно предавал свою любовь, актрису по имени Алис Айсгилл, которую и играла Синьоре. Фильм имел огромный успех у английских и американских зрителей.
Когда в 1959 году она с Монтаном приехала в Штаты на серию концертов “Вечер с Ивом Монтаном”, то ее узнавали везде, а узнав, приветствовали словами “Привет, Алис!”. Все это Симону радовало, беспокоило же ее то, что не нашлось “американского Образцова”: Монтана в Америке никто не знал. Как отнесутся к его выступлениям здешняя публика и критики, не воспримут ли они Монтана лишь как “мужа Симоны Синьоре?” А пока, до первого концерта, они решили не брать с собой дочь-школьницу. Если же первый концерт пройдет успешно, то они ее вызовут и отправят учиться в американскую школу. Монтан и Симона остановились в старомодной нью-йоркской гостинице “Алгонкин”. Семейная обстановка в гостинице напоминала Париж, а посвященные в планы насчет дочки горничная и дежурный клерк уверяли, что “девочку уже можно вызывать”. И, действительно, на первом концерте успех Монтана превзошел все ожидания, после чего последовала гастрольная поездка по всей Америке.
montandSimone w.jpg
Видимо осознав свою политическую близорукость после знаменитой поездки в Москву в 1956 году, Синьоре и Монтан стали откликаться на политические события в мире. В 1969 году они встречались с первым президентом Израиля Бен Гурионом. В 1968 году они отправили письмо советскому послу в Париже, на этот раз осуждая подавление “пражской весны” и выражая свою солидарность с демонстрантами, вышедших с протестом на Красную площадь. “Очень хорошо для СССР, что эти пятеро (они не знали, что вышедших было семь, — Прим. Л.В.) существуют, и что они — советские граждане” — писали бывшие “преданные друзья” СССР. Это письмо облетело все европейские газеты, но из советских граждан его видел, пожалуй только посол СССР во Франции.
oskars.jpg
Уже несколько отойдя от сцены, Симона написала роман “Прощай, Володя”, рассказывавший о судьбе еврейской семьи на Украине. О подобных судьбах ей было многое известно, ведь по отцу она была еврейкой. Существует ее портрет того времени, который так и называется “Стол, пишущая машинка и лист бумаги”. Особое место в ее ролях в кино занимает замечательный фильм “Мадам Роза”, который поставил в 1977 году израильский режиссер М.Мизрахи, использовав для сценария книгу Ромена Гари.
В книге воспоминаний Симоны Синьоре мне встретилось интересное высказывание: “Женщины с годами стареют, а мужчины — мужают. В этом — разница”. Словно в подтверждение этих слов, через несколько лет после ее кончины молодая секретарша Монтана родила сына, и он признал его своим. Однако, другом всей жизни для него навсегда осталась она, Симона Синьоре.
Добавить комментарий