Чтецкие вечера Юрского – это был еще один его театр, который он создал, репертуар к которому подбирал, сам режиссировал и сам играл. Стиль исполнения каждого автора, голосовые модуляции, манера поведения на сцене и игра с воображаемым (или реальным) предметом – все это создавало впечатление скорее спектакля, чем чтецкого вечера.
Юрский читал самых разных авторов от Жванецкого до Пушкина и Пастернака. Актер владел разными жанрами.
И поразительно создавал настроение момента иногда только модуляциями голоса.
Так, читал блистательно главу «Нехорошая квартира» из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Был и котом, нацепившим гриб на вилку, и Воландом. Глава подходила к концу. Волшебной силой Воланда директор варьете Степа Лиходеев переброшен из Москвы в Ялту на берег Черного моря. … И вдруг с интонацией, которую на словах описать не могу, звучит голос Юрского:
«Степа тихо вздохнул, повалился на бок, головой стукнулся о нагретый камень мола». Оказалось, что не заслужил проходимец Степа этой страшной кары, это наказание выше его сил, и он уходит от нас, то ли теряя сознание, то ли в окончательное небытие. И такое впечатление создавалось артистом только изменением интонации, только голосом, звучащим как будто из другого пространства.
Такое же изменение пространства помню во время чтения Юрским «Домика в Коломне» Пушкина.
Читал он в элегантном палевом энгельгартовском зале - Малом зале филармонии. На сцене стоял рояль. Только что актер оживленно рассказывал веселую историю мнимой служанки, и вдруг – остановка. Вдова с дочерью по воскресеньям ходили к Покрову. Юрский подходил к роялю, становился почти спиной к зрительному залу.
«Туда я помню ездила всегда
Графиня…»
Юрский нажимал на клавишу. Звук. Пауза.
«…(звали как, не помню, право)»
Звук. Пауза.
И зритель понимает: неправда, помню. И не могу забыть.
Режиссерская мизансцена с роялем и актерский голос, лишенным всякой интонации, нарочито безразличный– воссоздают грустное воспоминание о тайной влюбленности. И такая печаль! Такая печаль, которая передается зрителям – как это получается? это уже нематериальная часть актерской профессии.
И вновь актер продолжает веселым голосом рассказчика:
Блаженнее стократ ее была,
Читатель, новая знакомка наша…
Но наиболее памятно мне исполнение Юрским стихотворения Бориса Пастернака «Снег идет», которое я слышала не один раз и в разные годы. Конечно, каждый следующий спектакль отличается от предыдущего. Актер не повторяет себя полностью. Всегда оставалось "распевание" текста и подчеркивание внутреннего ритма стихотворения, которое вызывает зрительное и физическое ощущение медленно идущего снега - крупные хлопья в безветренную черную ночь падают из небесной бездны...и вся космическая картина неба, сходящего на землю, Но принципиально новый смысл окончания этого стихотворения в разные времена кажется мне не случайным.
В предотъездное время 1977 года я иду на концерт Юрского, как я думаю, - последний раз в моей жизни. В Ленинграде у Финляндского вокзала в большом концертном зале Юрский читает "Снег идет". И тот же распев, и та же космическая картина мирозданья... Тогда, в 1977 году, Юрский на последней фразе, закинув голову, выкрикнул, выдохнул сдавленным голосом: "перекрестка поворот!" И все стало таким понятным: этот напевный голос, эта речевая иллюзия тихой ночи - шаманство, или как теперь бы сказали - медитация оракула, в конце которой он вдруг видит будущее: "перекрестка поворот!" И темная ночь оборачивается "древним хаосом".
В 2017 году, ровно через 40 лет, Юрский выступал в Нью-Йорке в Карнеги Холл с чтецким вечером и читал среди прочего «Снег идет». Последнюю фразу «Перекрестка поворот» сказал твердо, интонационно поставил точку. Нет больше перекрестков. Тупик.
Великие творцы – свидетели настоящего и прорицатели будущего.
На том же вечере в Ленинграде Юрский читал и другое стихотворение Пастернака, "Метель", уже совсем впрямую обращенное ко мне и таким же как я, к нему самому, ко всем, кто оказался на перекрестке. Читал, выражая душевное смятение человека того времени. И так же, как страшно, как о перекрестке, вещал в своем космическом прозрении: «Я тоже какой-то...я сбился с дороги…»
И, раскинув руки: "Не тот это город, и полночь не та".
После окончания концерта он написал мне цитату из "Метели"на афише:
"Послушай, в посаде, куда ни одна / Нога не ступала, одни душегубы, /Твой вестник..."
В тот вечер в 1977 году Юрский "предсказывал" или выражал драматическое предчувствие поворота не только общей, но - прежде всего - своей судьбы. У него самого тогда был тяжелый, даже - страшный период жизни. В театре его положение было трагичным.
Добавить комментарий