Шли девяностые. Аркадий Нетупский, по профессии математик, по натуре крути-вертела, а по зову души страстный книголюб, после Перестройки превратил своё хобби в книжный магазин, богатый редкими изданиями ещё более редких книг. Вместе с консультациями по аутентичности манускриптов и литературному - и не только - антиквариату дохода хватало на содержание двух квартир в Петербурге и дачи в «золотом загородном треугольнике». Его сосед по даче, Павел Карпенко, владелец двух пищевых комбинатов, пользовался серьёзной репутацией в Петербурге, Москве, и отдалённых уголках СНГ. Его «крыша» распространялась на всех членов его круга, к которому, не по слепому везению, принадлежал и Аркадий, вместе с семьёй и бизнесом. По состоятельности «пищевик» Паша и «книжник» Аркаша выступали в разных весовых категориях, но и по эрудиции тоже, только с точностью наоборот. Баланс нравился им обоим.
Дачные участки Паши и Аркаши разделяли молодой кустарник и невысокая металлическая ограда. Возвышаясь над ней по грудь, в погожие дни они курили и вели длительные мужские беседы, от деловых до скабрезных. В один из таких нечастых солнечных дней Аркаша, закуривая сигарету и указывая на двух рабочих, копошащихся во дворе соседа, спросил, - Что это за сооружение у тебя там устанавливают?
- А-а-а, это. Да крольчатник.
- Крольчатник? –Аркаша хмыкнул и пожал плечами. – И для каких таких высоких целей?
– Вестимо... для кролика, - Паша хитро прищурился. - Завтра с Голландии доставят.
- Из Голландии? А в России-нашей-матушке что, уже кролики перевелись? – изумился Аркаша.
- Так кролик-то не простой, а го-лу-бой, - нарочито по слогам произнёс Паша.
- Вон оно что. Грешен, не знал–не ведал я, что и кролики бывают «голубыми», – Аркаша двусмысленно повёл своим дородным телом.
- Да ладно тебе зубы-то скалить, - отмахнулся Паша, но не смог сдержать ухмылку. – Просто шкура у них такая, серо-голубая.
- И что ты с ним собираешься делать?
- Не с ним, а с ней. Это - крольчиха.
- А как твоя аллергия отнесётся к этому клубку шерсти?
О Пашиной аллергии на всех шерстяных животных Аркаша знал, потому что к его псу Рексу Паша боялся приблизиться даже на метр, хотя часто любовался им на расстоянии.
- А я и не собираюсь кролями заниматься, для Люсинды купил, чтоб бездельем не маялась. Люсинда - третья жена Павла - молодая женщина с характером Анки-пулемётчицы обладала сногсшибательной внешностью и живым, не нашедшим должного применения умом, что немало волновало по уши влюблённого в неё мужа.
- Ей делом надо заняться, не то она мне черепушку пропилит, - убеждённо произнёс Павел.
- И чем Люсинда собирается с крольчихой заниматься, местными новостями обмениваться? – продолжал иронизировать Аркаша.
- Сначала ухаживать будет. Крольчиха -то осеменённая. Через месяца два-три разрОдится. Люська говорит аж до пятнадцати крольчат может принесть.
- Пардон за назойливость, но зачем они вам? В ресторане на Литейном Lapin A La Bourguignonne , то бишь кролика в винном соусе, подают… пальчики оближешь. – Аркаша коснулся губ и причмокнул.
- Мелко плаваешь, кореш. Люсинда целое хозяйство «голубых» мечтает создать. Она про их всё прочитала. Говорит, и шкурки ихние ценятся, и мяса в их больше, и сами дорого стоят. Знаешь, сколько я за эту крольчиху отдал? Немеряно. Одна доставка мне в пятьсот долларов встала. И крольчатник этот не забесплатно мужики ставят. Она мне в тыщи выходит, - вздохнул Паша, - но Люська говорит, только такими и стоит заниматься. Она на Интернете месяц шуровала. Даже на кроличьи фермы ездила. У нас их тоже хоть пруд пруди, но не умеют наши бестолочи хозяйство вести. Только те, что в Голландии, те – самое оно. Бизнес, говорит, организую, доходней твоего, – тут Паша хихикнул и покрутил у виска, мол, с бабы что спросишь. - А мне что, пусть организовывает – баба, когда при деле, ей дурь в голову не полезет. С божьей помощью, глядишь, и впрямь чего заработает. Она ж у меня, сам знаешь, мало что красивая, ещё и с башкой. У меня, говорит, эти бутИки да салоны во уже где стоят, - Паша провёл по горлу большим пальцем. - Не-е, я знаю, Люська займётся – денежное хозяйство получится. Главное, чтоб ей на полпути не обрыдло.
Через пару дней после этого разговора, выйдя на прогулку с Рексом, Аркаша увидел, что в крольчатнике появилось животное. Толком разглядеть не смог – возраст, уже и очки скверно помогали. Позже позвонил Паше, попросил разрешения зайти с женой, полюбоваться вблизи диковинной зверюшкой.
- Да без проблем, Люсинда вам покажет. Я-то на три метра подойти не могу – морду разнесёт так что в зеркала Дворца Съездов не влезет. А после к нам, по стопке, с огурчиком и первоклассным сальцЕм. - На том и порешили.
Крольчиха действительно оказалась раза в полтора крупнее привычного кроличьего размера. И шёрстка её, густая, светло-серая, отливала голубым оттенком старинного китайского фарфора, который ещё студентом Аркаша скупал по мизерным ценам у обнищавших ленинградских старушек и перепродавал антикварам.
- У нас, ну в России, - объясняла Люсинда, - голубые кролики на самом деле синие, а эта - редкая и самого что ни есть аристократического происхождения. Чтоб такого цвета добиться, её предков селек-цционировали, - тут она запнулась на непривычном слове, - десятками поколений. Она мне нарОдит мальчиков и девочек, и все они будут такие же, а то и лучше, и тоже деток нарОдят – кролики размножаются быстро. Могут беременЕть каждые три месяца. Вот увидите, какое у меня через год хозяйство будет! – Глаза соседки возбуждённо сверкнули.
- Аркаша, - на пути домой задумчиво произнесла жена Туся - нам эта кроличья менажерия зачем? К Люсинде ведь со всего Питера начнут ездить. Она ещё и кроличью ферму у нас под окнами разведёт. Я её знаю, у неё динамо пониже спины и пропеллер между лопаток. И зачем это ей, ведь денег у них – итак в золоте купаются.
- Потому и купаются, что не растрачивают себя ни на что, что денег не приносит, - назидательно ответил Аркаша. - Туся, ты же знаешь, Павел и сотоварищи – моя крыша. Не паникуй раньше времени. - Он поцеловал жену в висок, вздохнул и добавил. - Другие дни - другие сны.
Аркадий с неохотой признавал, что по весу в обществе он едва тянул на полусредний. Книги и консультации сытно кормили, однако ни в какое сравнение с пищевыми комбинатами Павла не шли, не говоря уже о таких тяжеловесах, как алюминий или нефть.
Тремя днями позже сидели Аркаша с Наташей (по-домашнему Тусей), чай пили. С сушками, мёдом и телевизором. Неслышно подошёл Рекс и лёг у ног хозяина. Рекс, лабрадор - ретривер - порода умная и дружелюбная. Чтоб угодить хозяину, то туфлю притащит, то мышку, то мячик изжёванный. Однако на этот раз Аркадий почувствовал, что не только собачья голова легла на его левую тапку.
- Ну что ты, старина, опять приволок? – якобы рассердился он и опустил глаза на своего любимца. Дар Рекса выглядел как перемазанное грязью бездыханное тело какого-то животного. Рекс, невзирая на Аркашин запрет, иногда охотился на белок, но этот мокрый ком выглядел крупней.
– Что ж ты в дом всякую нечисть тя... – Аркаша осёкся. От зловещего предчувствия на мгновенье прервалось биение сердца. Ядовитой змеёй в его седеющую голову проскользнула ужасающая догадка. Он нагнулся над «даром» Рекса так низко, как позволяло его округлое брюшко, затем резко откинулся на спинку стула. Схватился за голову и в пароксизме бессилия затопал ногами по полу. – Неет! Этого не может быыть!
- Аркадий, что с тобой? На тебе лица нет! – Туся кинулась к мужу. – Сейчас принесу валидол...
- Да погоди ты! – он резко вскочил и кинулся в свой кабинет. Оттуда он выбежал с полевым биноклем, антикварным, как, впрочем, и большинство вещей в его доме. С едва теплящейся надеждой Аркадий подбежал к окну. Уже начало смеркаться, но участок соседа ещё был виден. О да, ему даже не потребовалось выходить на улицу, чтобы убедиться в правильности своей догадки. Клетка опустела.
- Ты что наделал, глупый пёс?!- закричал не своим голосом Аркадий и ткнул Рекса носом в мокрый грязевой ком. – Что ты наделал! Он же тебя пристрелит, и меня вместе с тобой. – Аркаша мешком упал на диван.
Но не зря говорят: за одного битого двух небитых дают. В глазах многоопытного книголюба троекратно усиленная линзами очков, засветилась мысль. Он снова подошёл к окну, поднёс к глазам бинокль и сантиметр за сантиметром стал изучать соседский участок.
- Принеси совок, резиновые перчатки и набери в большую ванну горячей воды. Быстро!
Туся бегом выполнила команду. Вопросов не задавала. Выкручиваться из передряг - дело мужа, её дело – помогать. Он натянул перчатки, нагнулся над тем, что, возможно, всего несколько часов назад было сверхценной импортной крольчихой, брезгливо, самыми кончиками пальцев приподнял безжизненный ком и затащил на совок. Не разгибаясь, бережно, чтобы не испачкать ковёр, он пронёс жертву через гостиную и со вздохом облегчения швырнул в ванну. Мелкие комочки грязи расплылись по поверхности, крупные опустились на дно.
- Мне нехорошо, меня тошнит, - запричитала Туся. – Я больше никогда не смогу здесь мыться.
- Не выдумывай, велишь уборщице отмыть ванну хлоркой.
- Ты не понимаешь, мне всегда здесь будет мерещиться этот труп. Несчастное животное.
- Слушай, мне сейчас не до твоих истерик - неси шампунь. – Туся схватила с полки дорогой американский «Орибе» и протянула мужу. Он уставился на неё в недоумении.
- Нет у меня другого, я только этим пользуюсь. И не смотри на меня так. Ты в сто раз больше тратишь на свои марочные вина и коньяки, чем я на самое необходимое. Люсинда вон всю линию покупает, а я один шампунь...
- Но не животное же им мыть. Принеси из туалета мой и довольно «страдать».
Стирка крольчихи продолжалась около получаса. Сначала первое намыливание и полоскание горячей водой, затем второе намыливание и повторное полоскание, затем обработка смягчителем - шерсть действительно необыкновенно густая. Со лба и из-под очков Аркаши на убиенную капал пот, а возможно и слёзы. Туся сжалась на крышке унитаза.
– Подай полотенце и тащи фен, - как можно резче скомандовал Аркаша.
- Ты что собираешься сушить эту дохлятину м-моим феном?
- А ты как думала? У нас времени в обрез. Павел с Люсиндой со своих «элитных тусовок» обычно к полуночи возвращаются.
- Если б не она, он вообще б на них не ездил, - буркнула Туся, протягивая полотенце. - Ему б с одной Люсиндой, дай бог, справиться.
– Нашла подходящий момент язвить… лучше раскрой полотенце. Давай, заворачивай, заворачивай же...
- Я не могу, - Туся попыталась отдёрнуть руки, - мне противно.
- А мне не противно?! А я могу?! – Аркаша с криком впихнул ей крольчиху. Она отвернула голову к стене, но руки не убрала. Он включил фен и начал сушить «эту дохлятину».
- Мне тяжело, - всхлипывала Туся, не поворачивая головы.
- Немного осталось, потерпи…
Ну вот, - выдохнул он и выключил фен. – Да поверни ты голову, дурочка. Поразительно, она всё ещё голубая.
- Ну и что, что дальше?
- Что дальше? Разве ты не поняла? Крольчиха должна идти к себе домой, мол «вы вот, хозяева где-то гуляете, а я, бедная, заморская зверушка, то ли от тоски по родине, то ли по другим, не предусмотренным вами причинам, взяла и померла».
- И как же «дохлятина» пойдёт к себе домой? - съехидничала Туся, изображая пальцами шаги.
- А очень просто - ты оденешься во всё чёрное и под покровом темноты прокрадёшься к клетке. Положишь убиенную на место и закроешь дверцу. Рекс не виноват, что эти умники не заперли клетку на замок. Возможно, это он дверцу открыл, а возможно, сама крольчиха - кто знает. Факт тот, что она сбежала. А псу какая разница, на кого охотиться. Ему что наша белка-аборигенка, что заморская крольчиха...
- Ну уж нет. Я не пойду ни за что. У них же там сторож есть, или, как теперь говорят, домоправитель. Да он меня пристрелит.
- Но ты миниатюрная, юркая, тебе легче прокрасться незаметно.
- Ни-за-что! - Туся бросила полотенце с крольчихой в раковину умывальника и исчезла в спальне. Раздался щелчок замка.
Операцию «Возвращение голубого кролика» Аркадий решил начать в 22:00. Паша с Люсиндой ещё не вернутся, а домоправитель уже опрокинет стаканчик-другой и будет дремать в своей избёнке. В 21:30 он осторожно подобрался к забору проверить, протиснется ли он в единственную существующую дыру. Никто её не заколотил, потому что с задней стороны обоих домов, прикрытая кустами она никого не волновала. Пробиться через кусты будет нелегко, но выхода нет. Он вернулся в дом. Переобул ботинки. Свой дорогой домашний костюм решил не менять - он чёрный. Затем достал чёрный чехол, которым накрывал Мерседес на время отсутствия. Тихо поминая маму, снял с крючка расшитое вензелями полотенце – ничего чёрного попроще в доме не нашлось. Скрепя сердце, укутал в него крольчиху.
Ночь, не звёздная и не лунная, идеально подходила для задуманной операции. Если не считать разодранные о кустарник штаны и расцарапанную руку, всё складывалось неплохо. В окошке домоправителя свет не горел. Возможно, дремлет, но, скорее всего, гуляет. То ль подался в местный паб, то ль охотится на баб… что за чушь лезет в голову. За два года Аркадий порядочно изучил явное и тайное соседской усадьбы. Однако осторожность никогда не лишняя. Он согнулся, насколько позволяло его тучное тело. Набросил на себя мерседесный чехол и, крадучись ступая по влажной траве, стал пробираться вдоль забора. Остановился на уровне крольчатника, примерился к последнему броску - от забора до клетки метров восемнадцать. Натянул чехол пониже, чтоб не блеснули от случайного лучика света очки. Какое счастье, что у этого козла Паши аллергия на собак. Операция «Возвращение голубого кролика», при наличии тявкающего создания была бы нереальна. Он крепко прижал к груди полотенце с крольчихой. Пригнулся ещё ниже: ползком не мог – уже давно плохо с коленями - шестьдесят всё-таки. Глубоко вдохнул: ну, с богом. Рывок, за ним пробежка на одном дыхании. Вот она, клетка. Он просунул крольчиху в открытую дверцу. А полотенце!? Вытащил её назад, развернул и вытряхнул обратно в клетку. На этот раз так, чтоб она лежала на боку в, на его взгляд, наиболее естественной для женщины позе. Руки дрожали, сердце колотилось, зверюшку жаль - только бы не схватить инфаркт, один уже был. Он захлопнул дверцу и устремился обратно к забору. Возвращался тем же маршрутом, скользя вдоль забора. Вымотанный, пропитанный ночной влагой и потом, в разорванных, облепленных грязью штанах он ввалился в дом и бросился на диван. Всё! Дело сделано. Чем только закончится...
- Завтра едем в город. Очень рано, – едва отдышавшись, сообщил он то ли Тусе, то ли стенам, у которых, как известно, есть уши.
Три дня в городе пролетели за обычными делами, встречами и покупками. По возвращении на дачу Аркадий первым делом схватился за бинокль и припал к окну. Как и следовало ожидать, крольчатник был пуст. На веранде в кресле–качалке покуривал Павел. В Аркашиной душе в смертельной схватке боролись два взаимоисключающих желания. Одно - не видеть Павла никогда, пропади он пропадом, а другое – узнать его трактовку случившегося. Раньше или позже мы всё равно столкнёмся - так уж лучше раньше. Он положил в карман сигареты и вышел во двор. Заметив его появление, Павел поднялся со своего кресла и поспешил к забору. Во чреве у Аркаши похолодело, а на лбу выступили капельки пота.
- Ну как там в городе? Давно вернулись? – Павел протянул руку поверх ограды и резко, но дружелюбно тряхнул руку соседа. Струйка холодного пота заскользила меж Аркашиных лопаток. Живот, однако, отпустило.
- Как обычно. В пробках два часа потеряли. А здесь как, что новенького?
- Да ничего, всё вроде путём.
- А где ваша импортная зверюшка? – Аркадий, с натянутой улыбкой, указал глазами на пустую клетку.
- А-а-а, это. Ну это воще... чертовщина какая-то. Дней шесть назад пошла Люсинда проверять свою крольчиху, а потом, гляжу, влетает в дом, точно ведьма на помеле, и давай по ветеринарам звонить. Крольчиха, говорит, доходянского тянет, а сама чуть не плачет. Говорит, я же всё правильно, всё по книжкам делала. Ну в общем, ей лекарств насоветовали и массажи какие-то. Люська сутки от животной не отходила, да ничего не вышло – померла зверюга. Она ж всё-таки иностранная. Не прижилась, в общем. Ну Люсинда нарыдалась порядочно. Особо ненародившихся крольчат жалела. Ну, потом взяла коробку из-под обуви, постелила в неё сухой травки, положила туда крольчиху, и пошли они, значит, с охранником в наш лесочек. Там и схоронили.
- Какая печальная история, – искренне посочувствовал Аркаша. - А где в лесочке? – в мозгу шевельнулась абсурдная идея.
- Да там, где поляна со старым деревом. Они под этим деревом тишком её и захоронили.
О как же хорошо знал Аркаша эту поляну. Они с Рексом останавливались на ней почти на каждой прогулке. Под этим деревом Рекс расписывался, и они шли дальше. В висках застучало, ка-кой я и-ди-от, какой я идиот... Спроси Аркашу в этот момент, что он почувствовал - конечно же, облегчение - и ещё... забытый, детский восторг перед непредсказуемостью этого мира. А потом… хохот, с трудом подавляемый, сотрясающий внутренности хохот.
- Ну, значит, схоронили и схоронили – тут бы и дело с концом, – продолжал повествовать Паша, - так нет же, ты не поверишь, двух дней не прошло, сижу у себя в кабинете и вдруг слышу Люсинда орёт, «Паша, Пашенька, иди сюда!». Выхожу во двор. Она бледная, вся трясётся и на клетку пальцем указывает. Гляжу, а там наша кролик лежит. Близко-то я подойти, сам знаешь, не могу, но мне и с крыльца видать – та самая, голубая. Я ни в какую чертовщину не верю, но все ж никак не пойму, как покойница в клетку вернулась.
Аркаша сочувственно покачал головой, прикрыл рот рукой и нервно хихикнул. - Да уж, действительно, чертовщина какая–то. А что думает Люсинда? – Он полез в карман за сигаретой, чтобы спрятать предательски смеющиеся глаза.
- Да у неё вообще крыша поехала. Говорит, это крольчиха мстит мне за своих неродившихся деток. Говорит, сама в Голландию поеду и привезу новую крольчиху, но уже со специалистом.
- С каким ещё специалистом? – Аркадий затянулся и бурно закашлялся. В горле клокотал смех.
- С каким, с каким - с кроличьим. Чтоб жил он у нас до самого рождения кроличьего потомства.
- Это тебе в хорошую копеечку обойдётся.
- Да бог с ней, с копеечкой. Чем Люськины истерики слушать, легче заплатить.
Сославшись на дела, Аркаша заторопился домой. Он плотно закрыл дверь и проверил, закрыты ли окна.
- Туся, - позвал он жену – иди сюда. Сядь!
- Что? – вбежала испуганная Туся. – Что тебе сказал Паша?
- Наш Рекс не убийца, - тут он сделал эффектную паузу и менторски поднял палец. – Он гробокопатель.
- Кто-о?
- Гро-бо-ко-па-тель.
- Боже мой, ещё не легче, чей гроб он...
- Тише, не кричи. Не гроб, а обувную коробку, в которой Люсинда похоронила крольчиху.
- Похоронила? А кто ж её тогда убил?
- Никто! Отошла в вечность по собственному желанию. – Аркаша сделал пируэт и остановился в книксене. - Наши веси не пришлись ко двору заморской принцессе.
- И она… возьми и… сдохни, - до Туси начало доходить происшедшее. - А Рекс значит её раскопал, - Тусины губки задрожали, - и п-притащил тебе в дар?
- Именно так. Наш заборчик ему не помеха, местность он знает, как свои четыре лапы, я из-за погоды не вышел – вот он сам и улизнул.
Туся облегчённо выдохнула: уф. Постепенно, сцена за сценой, пред ней стала всплывать картина того «трагического» вечера. Сначала она прыснула и прикрыла рот рукой, но через мгновение её уже сотрясал приступ хохота.
- А мы, значит, с тобой, два идиота – ой не могу - давай это грязную животину мыть...
- И феном, феном сушить, - подхватил Аркаша и тоже залился смехом.
– Только, умоляю, никому ни слова, – он прижал палец к губам, - засмеют ведь. Ха-ха-ха...
Уже задремал у телевизора «пищевик» Паша…
Уже заказала новую крольчиху и специалиста Люсинда, ещё не зная того, что и эта не перенесёт дачного климата Ленинградской области...
Уже погас свет в избушке домоправителя…
Заснул Рекс, положив голову на тапку хозяина, а Туся и Аркаша сидели, уставившись в телевизор, боясь встретиться взглядом.
Добавить комментарий