"Кинзи” — новый фильм режиссера Билла Кондона — назван по фамилии его героя. Альфред Чарльз Кинзи (1894-1956) был ученым, который в 1948 году выпустил книгу, известную под названием “Доклад Кинзи” и наделавшую массу шума.
Фильм, поставленный режиссером по собственному сценарию, рекламируют как “вызывающий”, “озорной”, “смелый”, и даже “лукаво смешной”. Мол, не бойтесь того, что это биографическая картина про человека, о котором молодежь уже ничего не знает — скучно не будет.
Предыдущий фильм этого постановщика — “Боги и чудовища” (1995) — тоже был биографический и выдвигался на “Оскара” за сценарий. Его героем был коллега Кондона, английский кинорежиссер Джеймс Уэйл, работавший в Голливуде. В 1931 году он прославился постановкой бессмертного фильма ужасов “Франкенштейн”, а затем и “Невесты Франкенштейна”. Уэйл был гомосексуален и не скрывал этого, что в те времена сильно осложняло ему жизнь. В 1957 году, в возрасте 61 года, он утопился у себя в бассейне. В фильме Кондона его играл мастер английской сцены сэр Иэн Мак-Келлен. Может быть, его выбор на эту трагическую роль частично объяснялся тем, что Мак-Келлен тоже гомосексуален. Но его жизнь, это, видимо, не слишком осложнило. Наоборот, в одной киноэнциклопедии приводятся его слова: “Я достиг вершины уверенности в себе в 49 лет, когда сказал: да, я гей”.
Возможно, не будь Кинзи с его трудами в 50-ые годы, сэр Иэн не достиг бы такой уверенности в 80-ые.
Играет Кинзи ирландец Лайэм Нисон (исполнитель роли Шиндлера в “Списке Шиндлера” Спилберга). В Нисоне есть подкупающее, симпатичное прямодушие. Недавно он приходил к Джею Лено на его популярную вечернюю телепередачу. Рассказывал, как ездил с семьей в Китай. На вопросы Лено о том, что там на него произвело особое впечатление, не стал поминать Великую стену и пекинскую оперу, а отвечал чистую правду. Ему понравились наручные часы, ценой около 50 центов — на циферблате размахивает руками председатель Мао. Он их накупил для подарков. А из культурных развлечений — бой сверчков. Это запрещено, но все равно эти бои там устраивают на каждом углу. Лено хохотал и заметил, что сверчок всегда казался ему мирным насекомым (конечно, мы все начитались “Сверчка на печи” Диккенса). Нисон сказал: нет, они очень даже воинственные, вот такие — и на секунду превратился в набыченного сверчка в боевой позе, с растопыренными ногами. Очень смешно, и сразу видно, что настоящий актер.
Кондон взял на роль Кинзи актера, обладающего обаянием и искренностью, потому что он явно ценит своего героя очень высоко, и хочет, чтобы он нам понравился.
У Кинзи необычная биография.
Он вырос в семье человека, которого мы бы назвали преподавателем труда в техникуме, дослужившегося до инженерской должности. Альфред, красивый блондин, был старательным и серьезным юношей, аккуратно посещавшим церковь. Стал примерным бойскаутом, а потом вожатым в бойскаутских лагерях. Не занимался спортом и даже не умел плавать, зато любил ходить в походы. Строгий отец не поощрял встреч с девушками и танцев, поэтому Альфред отдавал все время учебе. Был отличником, интересовался биологией и серьезной музыкой.
Восстав против воли отца, желавшего видеть его инженером, Кинзи поступил в Гарвард и стал энтомологом.
Проникнувшись духом гарвардского свободомыслия, он отошел от религии. Сильно пошатнулось его уважение к властям. В Гарварде ему внушили прогрессивную идею о том, что биологи должны стать социальными инженерами, перестройщиками общества. При этом по своим взглядам он всегда оставался консерватором. Поддерживал евгенику — учение о доброкачественности генов и считал, что дурные гены надо выпалывать — стерилизовать их носителей. Не симпатизировал президенту Франклину Рузвельту. Был против чрезмерной опеки общества над его нуждающимися членами. Полагал, что ничего не надо давать даром. Поэтому ему не нравился социализм. Впрочем, в том, что происходило в СССР, слабо разбирался — считал, что советский эксперимент обречен на провал, потому что там якобы пытаются обеспечить благосостояние людей без упорного труда. Не любил посредственность и говорил, что далеко не всем детям фермеров следует стремиться к высшему образованию. Став профессором, на первом же экзамене завалил 60 студентов, которых выгнали из университета.
Но практически ничем, кроме своей работы, не интересовался. Например, Вторая мировая война прошла мимо него, он ее как бы и не заметил. (Что, конечно, было возможно только в тогдашней Америке).
На работу его взяли в университет штата Индиана (город Блумингтон), где он и провел всю жизнь. Он был не экспериментатором, а систематизатором. Занимался таксономией, то есть деятельностью, начало которой положил Линней: классифицировал виды, выявлял внутривидовые различия особей. Специализировался по одному виду крошечных ос. Посвятил этому около двадцати лет. Провел множество научных экспедиций, прошел тысячи миль пешком. Собрал коллекцию ос из нескольких сотен тысяч экземпляров, защитил докторскую. Был нечеловечески скрупулезен.
Женился на аспирантке Кларе Мак-Миллен, девушке из приличной семьи. У них было четверо детей (первый мальчик умер в раннем возрасте).
И вдруг, в возрасте уже за сорок, почтенный энтомолог круто поменял свою специальность и начал читать студентам лекции по вопросам семьи и брака, то есть, занялся вопросами полового просвещения. Затем вовсе оставил энтомологию и стал сексологом.
С подсчета ос Кинзи переключился на подсчет оргазмов.
Кинзи интересовали способы, которыми человек удовлетворяет свои половые потребности. Как он достигает “сексуальной разрядки”, (по eго терминологии, sexual outlet, “отдушины”), то есть, оргазма. Единственным нормальным, приличным способом в те времена считался супружеский секс, узаконенный обществом и освященный церковью. Кинзи решил показать, как обстоит дело в реальности: действительно ли американцы довольствуются только супружескими отношениями, или диапазон их склонностей гораздо шире.
Во времена юности Кинзи очень плохо относились, например, к мастурбации. Была научная теория, согласно которой эта вредная привычка подрывала силы организма и могла привести к безумию, эпилепсии, слепоте и глухоте. Одни врачи рекомендовали холодные души и умеренные дозы опиума. Другие намекали пациентам, что существуют публичные дома. Но были и крайние меры: прокалывание предстательной железы, введение электродов в мочевой пузырь и даже... кастрация. В 1898 году (когда Кинзи было 4 года) судья постановил кастрировать 22-летнего эпилептика, неудержимо занимавшегося мастурбацией, и отец несчастного, ради спасения сына, поддержал это решение.
В 1930-ые годы мастурбация уже не считалась губительной, но оставалась постыдным занятием. Кинзи решил во имя научной истины собрать данные о том, так ли уж американцы ее отвергают.
Ну, а гомосексуализм американское общество категорически не принимало, и сексуальные меньшинства сидели запершись в своих метафорических чуланах. Тут Кинзи тоже решил выяснить истинное положение дел.
Его метод состоял в опросах людей, соглашавшихся открыть ему свои “сексуальные истории”.
Кинзи был мастером опросов. Каждое интервью занимало часа два, а то и больше. Задавалось от 350 до 500 вопросов. Сперва устанавливали возраст, профессию, религию, происхождение и прочие анкетные данные. Лишь через 15 минут интервьюер подходил к теме секса. Людей спрашивали, сколько оргазмов они имеют в неделю, когда начали сексуальную жизнь, и — главное — каким способом ее осуществляют. Ответы заносились на разграфленные карточки по системе, изобретенной Кинзи — по 287 квадратиков на карточке. В зависимости от местоположения квадрата одни и те же буквы могли означать разное. Так, буква “М” могла читаться как “мать”, “мастурбация”, “методистская религия”, “мазохизм”. Все было строго зашифровано. Шифр нигде не был записан, Кинзи и его ассистенты хранили его в памяти, так что тайна интервью строго сохранялась. На заучивание шифра требовалось не меньше двух месяцев.
Университет, где работал Кинзи, поддержал его деятельность. Она быстро набирала размах, особенно после того, как ее стал финансировать мощный и престижный фонд Рокфеллера. Кинзи убедил председателя фонда, что стоит на переднем крае науки. У него появился штат помощников. Потом создали целый институт под его руководством для изучения проблем секса (по нашим понятиям, конечно, очень небольшой, всего 12 сотрудников, но с серьезным бюджетом).
Проделав огромную работу, в 1948 году Кинзи взорвал свою бомбу: опубликовал книгу “Сексуальное поведение американского мужчины” (или “Доклад Кинзи”).
Освоить его рядовому читателю было нелегко. Во-первых, его еще надо было удержать в руках — 800-страничная книга весила полтора килограмма. Во-вторых, он был весь заполнен мало понятными таблицами и графиками. Но была и, так сказать, литературная часть, в которой разобраться было можно.
По коммерческому успеху “Доклад” сравнивали с “Унесенными ветром”. За первые два месяца было продано 200 тысяч экземпляров в твердой обложке. Сам факт обращения к такой тематике и принципиальное называние вещей своими именами шокировали, но и страшно привлекали читателей. Книгу листала вся страна, о ней беспрестанно писала пресса как об огромном событии. Ею восторгались, ее критиковали, над ней шутили. Кинзи стал знаменитостью.
В книге он доложил американцам, что они удовлетворяют свои половые потребности разнообразными путями. Он насчитывал 6 основных способов разрядки: мастурбация, ночная эякуляция, ласки, приводящие к оргазму, гетеросексуальное совокупление, гомосексуализм и секс с животными (распространенный, как выяснилось, среди деревенской молодежи). По подсчетам Кинзи, “нормальный” брачный секс обеспечивал в течение жизни мужчины всего половину его оргазмов или даже меньше. Мастурбацией занимались около 90% американцев. Около 85% мужчин имели сексуальный опыт до брака, а 30-45% — и внебрачные связи. 70% посещали проституток, 59% были знакомы с оральным сексом, а 37% хотя бы раз в жизни вступали в гомосексуальные отношения. Любовью с животными занимались 17% молодых фермеров. Выводы Кинзи сильно поколебали монополию законного брака на секс.
Научные изыскания Кинзи имели идейную подкладку. Ученый исходил прежде всего из того, что человек — животное (а не создан по образу и подобию Божьему, как утверждала религия). В 1935 году он написал статью “Биологические аспекты некоторых социальных проблем”. Там говорилось, что сексуальное поведение человека есть просто тип сексуального поведения обезьян-приматов с некоторыми особенностями. Поэтому общество неправо, когда старается вытравить часть животного наследия из человека. Напротив, надо изучать поведение животных, чтобы понять свое собственное.
Самое важное — Кинзи считал совершенно приемлемым любой секс, если он происходит по обоюдному согласию и никому не причиняет вреда. Он утверждал: налагая запреты на отдельные виды сексуального поведения, объявляя их извращениями или преступлениями, людям внушают фальшивые и мучительные понятия вины, стыда, тогда как надо способствовать освобождению от них. Социальные правила не должны насиловать истинную природу людей. Ужасно, когда людей отправляют в тюрьму за сексуальные “отклонения”. Не религия и мораль, а наука должна управлять нашим сексуальным поведением.
Он был релятивистом. Традиционная мораль с ее учением о добре и зле, о нормальном и ненормальном, по его представлениям, только отравляла людям жизнь. Что нормально для одного, неприемлемо для другого. Что одному кажется грехом, для другого составляет важную часть жизни. Отходом от нормы можно считать лишь такие, например, вещи, как карликовость, гигантизм или физиологические сбои — образование опухолей. Все же остальное — это вариации, разнообразие поведения.
Нетрудно заметить, что из аргументов Кинзи логически вытекала защита мастурбации и гомосексуалов (а впоследствии, увы, и педофилов). Он много занимался геями, встречался с ними, проводил опросы. Глава о гомосексуализме была в его книге самой длинной.
Кинзи вообще полагал, что человек по природе бисексуален, колеблется между гетеро — и гомо-ориентацией. Общество должно оставить его в покое, покончить с сексуальным угнетением. И моральные концепции, и методы полового просвещения, и даже юридические нормы должны быть пересмотрены в сторону большей терпимости и понимания.
Призывы Кинзи к реальному взгляду на вещи и к терпимости были приняты Америкой, отходившей от пуританства, очень сочувственно. За два года о его книге вышло 500 статей. Его сравнивали с Ньютоном, Адамом Смитом, Марксом и Дарвином. Ему приходили тысячи благодарственных писем от людей, пострадавших от ханжества; он отвечал на каждое. Даже некоторые религиозные лидеры были согласны с тем, что лучше взглянуть в лицо фактам, чем оставаться в невежестве, пусть это и приведет к пересмотру некоторых сексуальных понятий. Многие юристы считали, что действительно пора менять законы о сексе (в некоторых штатах считались преступлениями, например, внебрачный секс или оральный секс даже между супругами).
Но раздавались и другие голоса.
Конечно, католическая церковь не приняла книгу Кинзи, заявляя, что он подрывает христианскую мораль и семью. Были скептики, которые ставили под сомнение научную ценность его работы. Мол, все мы и так знаем, что в стране много внебрачного секса и гомосексуализма. Если изложить все это в процентах, что это прибавит к нашим познаниям? Серьезные претензии были у статистиков. Они говорили, что опросы Кинзи однобоки. К ним привлекают только тех добровольцев, кто соглашается на интервью. Слишком много интервью, с одной стороны, берется у людей с высшим образованием, с другой — в тюрьмах, у заключенных. Нет систематического, планового подхода, и поэтому, чем больше материала, тем больше он искажает картину.
Знаменитый антрополог Маргарет Мид критиковала Кинзи за игнорирование межличностного контекста сексуальных отношений, которые рассмотрены чисто механически. “Его книга, — писала она, — не предлагает никаких критериев выбора между женщиной и овцой”.
Виднейший культуролог Л.Триллинг хвалил Кинзи за то, что он проповедует терпимость, освобождение от оков пуританства и стоит за “демократический плюрализм” в области секса. Но указывал, что в этой области задействован весь характер человека, а у Кинзи человек приравнен к животному, и секс сведен к чисто механическому, физическому акту. Говорить, что все натуральное — нормально (Кинзи, например, утверждал, что гомосексуализм нормален, ибо встречается в природе, у животных), являлось, по мнению Триллинга, большой ошибкой и обнаруживало узость мышления Кинзи. Как можно опираться на цифры и проценты в подходе к нормальному и ненормальному? Скажем, убийство всегда ненормально, каким бы большим ни было количество убийц.
В 1953 году неутомимо трудившийся Кинзи опубликовал вторую книгу — о сексуальном поведении американских женщин. Планы у него были гигантские. Он хотел собрать сто тысяч интервью. Был задуман третий том — о геях. Но, отложив его, Кинзи принялся за труд о людях, осужденных за сексуальные проступки. Он собирался доказать, что в большинстве случаев такие заключенные совершенно безвредны, и что в тюрьму они попали из-за жизненных трудностей и трагедий.
Но к этому времени трудности начали одолевать и самого Кинзи.
Вовсю шла “холодная война”. В Америке начали бороться с коммунистами, справедливо считая их агентами враждебной державы. Под горячую руку попал и Кинзи. Его противники обвиняли его в том, что его учение подрывает основы американской семьи, а это, мол, на руку коммунистам. Были и более умные критики. Известный либеральный священник и теолог Нибур писал, что человеческой сексуальностью управляет целая иерархия ценностей, а по Кинзи выходит, что секс только физиологическое отправление, и его цель — просто найти подходящие “отдушины” для своих позывов. Он упрекал Кинзи в “бездонном невежестве” по части сложностей, взлетов и падений человеческого духа — невежестве, прикрывающемся авторитетом науки. Нибур видел в этом печальный симптом общего упадка культуры.
Была попытка со стороны Конгресса начать расследование Рокфеллеровского фонда. В частности, законодатели не одобряли финансирование фондом работ Кинзи, так как считали его не просто ученым, а политиком, ратовавшим за смягчение, а то и отмену законов по борьбе с сексуальными преступлениями.
Самый тяжелый удар был нанесен Кинзи, когда в 1952 году в фонд пришел новый директор Дин Раск. Он считал, что опросы Кинзи не представительны, что он переносит результаты бесед с небольшими группами населения на всю страну в целом. Три года спустя Кинзи отказали в гранте.
Это означало крах всего дела. У Кинзи началась депрессия, сердечные приступы. Он жил в постоянном напряжении и усталости. Пытался найти деньги на продолжение работы, но совершенно не умел их просить. В 1956 году, в возрасте всего 62 лет, он скончался от воспаления легких и эмболии (закупорки вен).
Фильм Билла Кондона не излагает истории Кинзи во всех подробностях. Обозначены лишь основные вехи.
Картина начинается с того, как Кинзи — серьезный, приятный человек со стрижкой ежиком — обучает своих молодых ассистентов проведению опросов. Он пресекает попытку ассистента заменить эвфемизмом слово “мастурбация”. Все части тела и все действия обязательно должны называться своими именами. Мы понимаем, что для ученого главное — правда. Строгая и неумолимая.
После этого время возвращается вспять, и мы узнаем кое-что о юности героя. Вот его отец — карикатурный моралист, разгневанный новым изобретением: застежкой-молнией. Старший Кинзи с церковной кафедры проклинает молнию за безнравственность. С ее помощью грешникам будет легче снимать штаны и предаваться разврату. Нам ясно: отец, религиозный ханжа и тиран, подавлял свободное развитие сына.
Затем нам мельком показывают, как юноша-Кинзи работает вожатым в лагере бойскаутов. Здесь есть намеченная пунктиром сцена, где между ним и одним из мальчиков как будто бы возникает симпатия, но все проходит очень мимолетно — возможно, нам это показалось.
Потом аспирантка Клара Мак-Миллен решительно проявляет интерес к молодому нелюдимому профессору, и вскоре ее активный напор приводит к законному браку. Правда, первая брачная ночь не приносит им радости, и выясняется, что Клара нуждается в небольшой хирургической операции. После этого все идет хорошо. Налажена счастливая семейная жизнь. Кинзи зовет жену мужским именем “Мак”, а она его “Прок” (сокращенно от “профессор Кинзи”) Рождаются дети.
Тут меня удивило беглое упоминание о том, что не только невеста, но и жених были девственны. Конечно, в 20-ые годы Америка была еще достаточно пуританской страной, но все-таки новобрачному стукнуло уже 27 лет!
Дальше мы видим доктора Кинзи уже читающим студентам курс лекций о семье и браке.
Они имеют огромный успех. Кинзи блещет остроумием. Он спрашивает студентку, какая часть человеческого организма способна увеличиваться в сто раз. Девица шокирована — как можно задавать такой вопрос при мужчинах? Кинзи говорит, что имел в виду зрачок, и игриво добавляет, что девушку ждет большое разочарование. Зачем он вообще об этом спрашивал, остается неясным.
Тут я вспомнила, что слыхала этот анекдот еще в студенческие годы в Москве. Позже из биографий Кинзи выяснилось, что он вряд ли рассказывал его на лекциях. И что у него было вообще неважно с чувством юмора.
Меня удивило, что Кинзи демонстрирует слушателям колоссальные фотографии половых органов — сперва мужского, потом женского, потом обоих во взаимодействии. Они несколько шокируют даже сегодняшнего закаленного кинозрителя. Так ли это было необходимо? Ведь лекции не носили сугубо медицинского характера. Лектор хотел просто способствовать супружескому счастью. Но от удара такой обнаженной натурой нежные лепестки флер-д-оранжа могут, пожалуй, и слететь со свадебной фаты.
Кинзи объявляет студентам: “Ненормальным половым поведением можно считать только воздержание, безбрачие и отложенный, поздний брак”.
Его деятельность расширяется. Руководители Рокфеллеровского фонда подпадают под его обаяние и сражены его аргументами. Вместе со своим ассистентом Клайдом Мартином — красивым, самоуверенным юношей — он едет в Чикаго, чтобы исследовать местную гомосексуальную общину. И вдруг, в гостиничном номере, Мартин предлагает своему шефу заняться сексом. Кинзи охотно откликается на предложение.
Это было как-то неожиданно и странно. Но то, что нам показали дальше, граничило с почти невероятным.
Вернувшись домой, Кинзи рассказывает об эпизоде с Мартином своей жене Маку, то есть Кларе. Она почему-то начинает заливаться слезами. Кинзи удивлен такой косностью этой передовой женщины. Но дело поправляет тот же Мартин. Он просит у Кинзи разрешения переспать и с Кларой. (Очевидно, чтобы ей было не так обидно). И что же? Кинзи соглашается, а Мак идет на это прямо с энтузиазмом. На экране Мартин с Маком усердно занимаются любовью. Занят и присутствующий при этом Кинзи: он проводит научные наблюдения за этими действиями.
В этом месте я решила, что, выйдя из кино, отправлюсь прямиком в библиотеку и разыщу там все возможные биографии Кинзи. Оказывается, он был не только теоретик сексуального освобождения, но и большой практик! Подлинная история доктора явно сулила много любопытного.
Так оно потом и оказалось.
Дальше фильм показывал, что в институте Кинзи сложилась своеобразная обстановка. Кинзи поощрял здоровую семью и благословлял браки своих молодых помощников. Он также поощрял, так сказать, перекрестное опыление в коллективе. Неясно, спал ли сам с супругами ассистентов, но считал, что все должны заниматься свободным и счастливым сексом со всеми. Мы видим, что не всем это приходилось по вкусу, и двое молодых ученых, обремененных предрассудками, злобно дерутся на почве ревности.
Завершался фильм на оптимистической и хвалебной ноте. Идет трогательный эпизод с пожилой женщиной, которая избавилась от одиночества при помощи лесбийской любви. Но общество чуть не довело ее до самоубийства. Она со слезами на глазах благодарит профессора, труды которого объяснили ей, что быть лесбиянкой нормально, и буквально спасли ей жизнь. Кинзи тоже растроган. Его деятельность помогает людям. Конец фильма.
Итак, бегом в библиотеку!
окончание следует
Добавить комментарий