Юрий Никулин, знаменитый артист цирка и кино, отличался страстью к анекдотам и мастерски рассказывал их со сцены. С 15 лет он записывал анекдоты в толстую тетрадь, число их достигло 6000. Они делились в записях на две группы: «печатн» и «непечатн».
Издавались книжечки «Анекдоты от Никулина». Среди них были и простые, и пикантные.
- Кто это внушительного вида дама? - Она раньше выступала в цирке и пела в клетке со львом. – Почему же она перестала выступать с этим львом? – Этого потребовало Общество охраны животных.
- В отделение милиции врывается женщина с криком: - Меня изнасиловали двенадцать человек! - Дежурный: «Не волнуйтесь, мы всех их найдем. - Всех не надо, только третьего, восьмого и двенадцатого.
Когда Юрий Никулин ушел из жизни в 1997 г., то мемории, полные печали о его кончине и восхищения его творчеством, печатались в самых полярных политических изданиях.
Юмор объединяет людей, несмотря на сильные разногласия и пристрастия. Анекдот способен снять напряжение в стрессовых ситуациях. Ниже два примера, связанные с анекдотом, из истории генетики и моего приключения в ночном Париже в 1993 г .
Анекдот спасает Институт цитологии и генетики в Академгородке
Линии жизни математика и механика академика Михаила Алексеевича Лаврентьева и партийного главы СССР Н.С. Хрущева странным образом соприкасались.
В 1946–1949 г. Хрушев был председателем Совмина и Первым секретарем компартии Украины. Лаврентьев с 1939 г. работал в Академии наук Украины по приглашению ее президента. В 1945–1948 гг. он возглавлял Институт математики АН Украинской Академии наук и был ее вице-президентом.
Хрущев в 1949 г. переехал в Москву и после смерти Сталина в период 1953–1964 гг. был первым секретарем ЦК КПСС и в 1958 -1964 гг. председателем Совмина СССР.
Лаврентьев в эти же годы возвратился в Москву и возглавил Институт точной механики и вычислительной техники АН СССР. В 1957 г. он стал организатором и председателем Сибирского отделения АН в Новосибирске. Он также занимал относительно высокий партийный пост кандидата ЦК КПСС (как и нобелевский лауреат акад. Н.Н.Семенов).
Все эти годы между Хрущевым и Лаврентьев были доверительные отношения. Само создание СОАН вряд ли состоялось бы без «крыши» и высокого покровительства Хрущева (постоянная связь по прямому правительственному проводу).
Однако неожиданно коса нашла на камень по поводу генетики. При организации СОАН в 1957 г. Лаврентьев планировал создать 10 институтов и среди них Институт генетики.
В 1948 г. после августовской сессии ВАСХНИЛ произошел разгром классической генетики на всех ее уровнях. От школьных программ до академических институтов и практики сельского хозяйства и медицины. Воцарилась монополия Лысенко, внедрялись его путаные туманные воззрения на наследственность с отрицанием генов и хромосом.
Лысенко обладал даром кликушества и изворотливостью (подобно Распутину). Он мог заставить аудиторию и партийное начальство воспринимать его вздор как откровение. Хрущев оказался чувствителен к этому кликушеству, доверял и поддерживал Лысенко.
В личности и деятельности Хрущева свет и тьма причудливо сочетались. В период его правления миллионы политзаключенных получили свободу. Сталина снимали с пьедесталов и убрали из мавзолея («и приказано статуй за ночь снять со станции»).
Но в то же время Хрущев был склонен к неоправданным и скоропалительным решениям. Нередко он впадал в состоянии гнева к несогласным с ним. Так, сняв ботинок, он стучал им по столу на заседании ООН, а в своей речи обещал капиталистам показать «кузькину мать». Сие присловье вызвало полное смятение у переводчиков.
На встрече с творческой интеллигенцией Москвы Хрущев выдал пословицу о своем отношение к интеллигенции: «Хочешь есть пирог с грибами, держи язык за зубами».
Хрущев вмешивался в области науки и искусства, в которых совершенно не разбирался. Бытовал анекдот о том, как он осматривает выставку художников в Манеже.
- А это что за синяя уродина? - Это «Обнаженная» Фалька. - Обнаженная Валька? Да кто ж на такую Вальку позарится?*
В 1962 г. на выставке художников МОСХа в Манеже он обрушился на скульптуры Эрнста Неизвестного. Эрнст Иосифович был храбрым фронтовиком, возвращенным к жизни после тяжелого ранения в 1945 г. Он ответил Хрущеву, что надо учиться понимать современное искусство, а он этому не обучен. Далее разговор пошел на повышенных тонах с маргинальной лексикой. После этого скульптора лишили мастерской.
Эрнст Неизвестный вспоминал о Хрущеве: «В жизни, пожалуй, с человеком более некультурным я не встречался, но одновременно чувствовал в нем биологическую мощь и психобиологическую хватку. Определенная природная незаурядность в нем была». Видимо поэтому скульптор, по просьбе родных Хрущева, согласился создать на его могиле памятник, где переплетены белый и черный цвета.
Лаврентьев вполне представлял, что такое настоящая генетика. Его жена Вера Евгеньевна была дочерью гистолога и эмбриолога В. И. Данчаковой (1879-1950), которая первой среди женщин России стала дипломированным доктором медицины. Данчакова с мужем и дочерью Верой эмигрировали в США еще до революции в 1915 г. Она вела оригинальные исследования в Колумбийском университете США. Там же работал Томас Морган, основатель хромосомной теории наследственности. Этот же университет окончила дочь Вера. В 1926 г. она вернулась в СССР и вскоре вышла замуж за математика Михаила Лаврентьева. Ясно, откуда твердое желание Лаврентьева возродить генетику.
Лаврентьев пригласил известного генетика Н. П. Дубинина создать новый институт в Новосибирске под эгидой СОАН и пообещал ему карт-бланш. Дубинин согласился и быстро собрал костяк опальных генетиков. Институт цитологии и генетики или ИЦиГ, так назвали институт, сознательно упрятав генетику на второе место. Это не помогло.
Клика Лысенко, окопавшись в ЦК в отделах науки и сельского хозяйства, начала атаку на институт. Из Москвы последовали разные административные комиссии. Одну из них Лаврентьев просто покрыл матом. Но клевреты Лысенко сумели вызвать у Хрущева сильную тревогу по поводу нарушения монополии Лысенко в связи с созданием ИЦиГ. 2 июля 1959 г. в «Правде» и «Известиях» была опубликована речь Хрущева на пленуме ЦК КПСС. В ней он резко осудил назначение Дубинина директором ИЦиГа. Хрущев заявил, что «работы этого ученого принесли мало пользы науке и практике. Если Дубинин чем-либо известен, так это своими статьями и выступлениями против теоретических положений и практических рекомендаций академика Лысенко».
Судьба Дубинина как директора института и, возможно, судьба ИЦиГ была предрешена. Лаврентьев думал, как же предотвратить гнев Хрущева. Он узнал, что в сентябре 1959 г. Хрущев летит в Китай на 10-летие Китайской народной республики. На обратном пути он остановится в Новосибирске, чтобы провести перестройку в руководстве СОАН. Надо было во что бы то ни стало перехватить Хрущёва до его приезда в Новосибирск, где он может принять непоправимые решения.
Лаврентьев решился на отчаянные действия. Через московских друзей ему удалось включиться в одну из научных делегаций в Китай. В день отъезда Хрущева из Пекина Лаврентьев на аэродроме пробрался к Хрущеву и попросил взять его с собой в самолет до Новосибирска. Это, к счастью, удалось.
Пока самолёт летел, Лаврентьев смог переменить настроение Хрущева. Дубинину все же пришлось уволиться «по собственному желанию». Однако институт удалось сохранить. Директором, несмотря на давление со стороны лысенковцев, был назначен Дмитрий Константинович Беляев, тогда лишь канд. биол. наук, но затем будущий академик.
Два года спустя Хрущёв ещё раз посетил Академгородок с осмотром выставки достижений СОАН. Стенд с работами ИЦиГ Лаврентьев специально задвинул в конец выставки. Хрущев, зайдя в выставочный зал, грозно спросил Лаврентьева «А где ваши вейсманисты-морганисты?». Лаврентьев блистательно парировал: «Я же математик, и кто их разберет, который вейсманист, а который морганист».
И тут Хрущёв, склонный к байкам, в ответ рассказал анекдот. «По Грузинской дороге шёл хохол. Его остановили яро спорившие грузин и осетин и потребовали: «Рассуди нас. Что на небе - месяц или луна?» Хохол посмотрел на одного - у него за поясом кинжал, на другого - тоже кинжал, подумал и сказал: «Я же не тутошний». Раздался общий хохот. Далее Хрущев осматривал выставку в хорошем настроении. Анекдот спас институт.
Ровно 60 лет назад, в октябре 1964 года Хрущев был снят со своих постов («малая октябрьская революция», как называли этот переворот). Одним из поводов снятия было третирование Хрущевым генетики. Теперь генетики смогли спокойно вздохнуть. А монополия Лысенко без поддержки свыше кончилась как проткнутый воздушный шар.
Случай в ночном Париже. Только не это!
В 1993 г. мне повезло поработать в замечательном Институте Пастера в Париже.
Это произошло так.
На юге Франции жила наша очень хорошая давняя знакомая вирусолог Надин Плюс. Удивительный человек и ученый. Она родилась в 1918 г., была дочерью эмигранта – эсера, украинца и француженки. Надин прилично говорила по-русски. Наши научные контакты с ней установились еще в 1970-е гг., когда я работал в Академгородке в Новосибирске.
Надин занималась популяционной биологией вирусов насекомых. Я же исследовал мутационный процесс и нестабильность генов в природных популяциях дрозофил. Мне хотелось узнать возможное действие вирусов в этих процессах. Ведь вирусы вездесущи, каждый организм, его клетки и геном буквально «нафаршированы» ими или остатками их ДНК. В совместных с Налин Плюс опытах мы нашли повышение частоты возникновения мутаций в линиях дрозофил, инфицированных патогенным вирусом. Теперь, после пандемии ковид-19, всем понятна важная роль подобных модельных экспериментов.
Когда наша семья переехала в Ленинград, Надин почти каждый год приезжала к нам. Она очень любила Ленинград, его музеи, театры, пригороды. Читала литературу на русском языке и неустанно совершенствовалась в разговорном языке. Она была социалистом, поборницей свободы и демократии. Считала своим долгом помогать польской «Солидарности» и диссидентам России. Надин бесстрашно привозила изданную во Франции «тамиздатную» литературу.
Надин, по ее рассказам, делала это так. Перед таможенным осмотром она ставила прямо на столик купе поезда корзинку с яблоками и виноградом и стакан чая. А на дне корзины лежали журналы и книги. У меня сохранилось привезенное Надин, ныне раритетное, первое издание книги Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки», издательство YMKA-PRESS, Париж, 1977 г. Я несколько раз ездил во Францию и гостил у Надин в городке Сан-Кристоль-лес-Алес на юге Франции. Дом у Надин был частью перестроенного старинного замка 18-го века.
В 1991 г. в России произошел экономический кризис, ввели карточки на продукты, месяцами задерживали зарплату. Тогда Надин через своих друзей - биологов организовала мне приглашение поработать в институте Пастера. Ее подруга Ядвиж ранее работала в Пастеровском институте в лаборатории нобелевского лауреата, генетика Франсуа Жакоба. Мне удалось тогда с ним встретиться и побеседовать.
Квартира Ядвиж, где я остановился, находилась близ станции метро Denfert Rochereau , на авеню генерала Леклерка . Под его началом отряды французского сопротивления вошли в Париж в 1944 г. От дома до института Пастера было примерно 50 минут ходьбы. Я с удовольствием каждый день с утра шагал, посматривая по сторонам, через бульвар Распай (Raspail) и далее через Montparnasse Bienvenue и до института Пастера.
Часто ездил в гости к жившей давно в Париже Лизе Кирпичниковой, дочери известного биолога Раисы Львовны Берг. В середине 1960-х Р.Л. Берг заведовала лабораторией генетики популяций в Академгородке, где я начинал работу. Квартира семьи Лизы находилась на другом берегу Сены, около Лувра. Обычно я засиживался допоздна, добираясь домой на последних по времени поездах метро.
Однажды, ближе к ночи, я едва успел сесть на последний поезд, ветка от Лувра (Palais Royal) в направлении площади Италии. Выйти надо было на станции Les Gobelins. От выхода из метро до дома, где я жил, проходит широкая, пустынная ночью авеню. Идти надо минут 30-40. Половина второго ночи. Иду не спеша, помахивая портфелем в руке (всегда брал его с собой, там паспорт, пропуск в институт и т. д.). Путь проходил мимо длинной высокой стены госпиталя. Иду и слышу, как в ночной тишине за спиной приближаются быстрые шаги. Оглянуться или нет? Решил, черт с ним, не буду.
Вдруг раз! - меня с двух сторон берут под руки выше локтя. И кто? Две молодые красотки. Я хмыкнул и молчу. Так прошли мы втроем безгласно метров 40. Кошу глазом то на одну, то на другую красотку, они молчат. Думаю, что же сей сон означает? Оглядываюсь - и вижу: недалеко позади, около стены. стоит бравый молодец. Все мне стало вмиг ясно, попался. Если я отброшу руки дев, мол. отстаньте, то они крикнут о помощи и скажут, что я к ним приставал. Тут же подбежит молодец - вступится за невинных дев и отнимет портфель. Это в лучшем случае. Таков, видимо, задуманный сценарий действий этой тройки. Продолжаем идти втроем молча. Что же делать? Казалось, выхода нет.
И тут мне помог известный советский анекдот. Пустили первый раз в Париж туриста из СССР. Он на другой день идет в бордель и спрашивает, что у вас можно? Бандерша отвечает - у нас за деньги можно все. Он поднимается на второй этаж в комнатку. Спустя полчаса раздается истошный женский крик: «Только не это, только не это! Клиент расплачивается рублями!»
Я неожиданно вспомнил этот анекдот и стал медленно объяснять по английски моим красоткам. Так мол и так, я только что приехал из России, где кризис. У меня с собой только р у б л и, только р у б л и! Топаем далее. Вдруг чувствую, что ручки, которые крепко держали меня с двух сторон выше локтей, тихо обмякли. Девы поворачиваются и возвращаются к своему молодцу.
Я спасен! Вот как важно знать анекдоты!
Работа в Институте Пастера была успешной. На следующий год меня вновь пригласили. Только во второй визит я уже не решался один возвращаться домой после 12 ночи. Тем более, когда прочел роман прекрасного писателя Гайко Газданова «Ночные дороги».
-------------
*Сказано было круче, редакция смягчила выражение (прим.ред.)
Добавить комментарий