25 июля 2016 года ушла из жизни итальянистка, профессор, переводчица, автор книги воспоминаний "Постскриптум" и большого числа учебников и словарей Юлия Абрамовна Добровольская. Через месяц ей бы исполнилось 99 лет.
Как мы познакомились
Боюсь, что и сейчас, когда имя Юлии Абрамовны Добровольской проникло в печать, когда о ней сделаны передачи на радио, снят фильм на ТВ, в Питере переиздается книга ее мемуаров «Постскриптум, - имя это вряд ли что-то скажет человеку непосвященному, не читателю ЧАЙКИ, где ЮД была почитаемым и любимым автором.
Еще хуже обстояло дело больше 20 лет назад, когда, приехав с семьей в Италию (муж получил там работу по гранту в университете), я наткнулась на это имя. Оно значилось в выходных данных облюбованной мною книги, где на ярко-красной обложке красовался портрет «запрещенной в России» Лили Брик, подруги Маяковского.
Итальянское издательство (Фельтринелли?) выпустило Лилины мемуары в переводе и под редакцией некоей Юлии Добровольской. На русском языке эта книжка выйдет десятилетием позже, после Перестройки, под заглавием «Пристрастные расссказы».
Лилей Брик я интересовалась с отрочества, с посещения музея Маяковского на Лубянке, где под стеклом стояла книга «Про это» - первое издание, там на обложке лицо женщины, смотрящей на нас огромными, неестественно выпученными глазами.
Эксурсовод счел за лучшее проигнорировать мой вопрос: «Кто это?» Доискиваясь до ответа самостоятельно, я столкнулась с этим именем – Лиля Брик.
А Юлия Добровольская, по-видимому, была ее хорошей знакомой, мемуары Лили оказались впервые опубликованными именно на итальянском языке.
Потом я столкнулась с еще одной книгой, на обложке которой стояло имя Юлии Добровольской, - на этот раз с учебником. Он был адресован итальянцам, захотевшим учить русский язык, и был на удивление интересен, познавателен, не был похож ни на один другой учебник. Штучная работа.
В нем звучал голос автора, говоря не только фигурально, ибо Юлия Добровольская озвучивала прилагаемые к учебнику фонограммы. Голос слегка глуховатый, с легким питерским звучанием согласных – мне запомнилась «счетка» вместо московской «щетки».
Стихи она читала «те самые», да и вообще в этом учебнике , вернее, в его авторе, я узнавала себя, свои вкусы, свои пристрастия и любови, даже стиль, мне казалось, у нас похож (потом обнаружилась большая разница, вначале не замеченная: ЮА была предельно лаконична, даже суховата).
На учебнике, по которому я решила давать уроки моему чрезвычайно способному студенту, значилось, что он выпущен издательством «Cafoscarina», с помощью этой подсказки мы с моим Роберто и узнали адрес Юлии Добровольской. До получения ее адреса я не могла понять, где эта мифическая Юлия живет – в России или в Италии, и жива ли она, если знала Лилю Брик.
Выяснилось – жива, проживает в Милане, в самом центре города на улице «Порта Нова». На эту-то улицу мы и шли с мужем ранним утром на Рождество то ли 1995, то ли 1996 года – от вокзала, пешком, мимо узорно фантастического Миланского Собора и неприметного театра Ла Скала.
Первое впечатление помню смутно. Просидели долго, но была я не в своей тарелке, мне казалось, что хозяйка смотрит на нас свысока, хозяйке, между тем, никто бы не дал ее возраста, близящегося к 80.
За ее спиной был Ленинградский университет с незабываемыми «уроками» Проппа, Гражданская война в Испании, на которой молоденькая Джулия была переводчицей, знакомство с легендарным испанским партизаном Кампесино, лагерь в Ховрине, куда она попала после сидения в одиночке на Лубянке и непризнания своей вины.
Обвинение ей предъявлялось смешное, хотя и зловещее: «находилась в условиях, в которых могла совершить преступление».
А чего стоит романтическая история ее знакомства и последующего замужества с генералом Александром Добровольским?
Вообще вся эта жизнь настолько необычна, что недаром талантливый писатель и друг Юлии Добровольской Марчелло Вентури написал о ней книгу еще тогда, когда было далеко и до «Постскриптума», и до признания на родине.
Красивая, с достоинством держащаяся дама с золотистыми волосами, нимбом окружающими светлое улыбающееся лицо. В тот приезд мы приходили каждый день – и записывали кассету за кассетой. Я уже тогда поняла, что мы имеем дело с феноменом. Юлия Абрамовна создала вокруг себя, совершенно об этом не думая, "перекрестное взаимодействие" русских и итальянцев - обмен книгами, фильмами, идеями, языками.
Ее дом притягивал как тех, так и других. Будучи многоязычной, переводчица книг, университетский преподаватель русского языка в Италии и итальянского в России, она одинаково хорошо, к тому же, с душевной щедростью, общалась с итальянцами, гостями из других стран и пришельцами из России.
Писатели Джанни Родари и Марчелло Вентури, художники Ренато Гуттузо и Аттилио Стеффанони, дирижер Клаудио Аббадо, сценарист Тонино Гуэрра, русист Серена Витале – Юлия Абрамовна всех их знала, со всеми общалась. Лиля Брик была ее старшей подругой, она переводила Лилины воспоминания, режиссер Юрий Любимов пытался ей помочь вырваться из Советского Союза, артисты его театра Вениамин Смехов и Алла Демидова – ее хорошие друзья.
В тот первый раз я обратила внимание на стену, всю увешенную фотографиями друзей. Как существует Стена плача, так у Юлии Абрамовны существовала Стена дружбы и любви. Что с этими фотографиями станет сейчас – вот вопрос.
Дружба и любовь Юлии Добровольской
У меня собрано много ее материалов, она присылала мне статьи о себе, отзывы на ее книги, я многажды брала у нее интервью и первая написала о ней в России как об удивительной женщине, соединяющей две страны и две культуры («Юность солидного возраста. К 80-летию Ю. А. Добровольской» «Общая газета» за 1997 год ). Некоторые наши телефонные разговоры я записывала по свежим следам, сейчас думаю, как жаль, что не все. А сколько разных интересных услышанных от нее историй осталось в моих записных книжках, спешила, записывала... Где теперь эти записные книжки? Не таскать же их было из Италии в Россию, а оттуда в Америку?
Но кое-что бесспорно я отыщу и со временем - если оно у меня будет – обнародую. Сейчас же буду писать о дружбе и любви, чувствуя заранее, что только краешком смогу обозначить эту тему ее жизни.
Была она человеком, верным дружбе и помогающим другу, независимо от того, просит он о помощи или нет. Видит, что может помочь, – и кидается на помощь.
Так, в ранней юности, студенткой Ленинградского университета, в страшном 1937, она бросилась защищать своего друга (в нее влюбленного) Мирона Тетельбаума. Его «судили» за сокрытие правды об отце, который был расстрелян как «враг народа».
Двадцатилетняя Юлия (она родилась в 1917 году, примерно за полмесяца до революции, в Нижнем Новгороде), секунды не помедлив, оказалась на трибуне и произнесла речь, в которой доказывала невиновность «преступника». Обсуждении сразу покатилось по другому маршруту – главное задать направление: Мирона наказали, но не так жестоко, как могли. Из университета его не выгнали, правда, после он был вынужден всю жизнь прожить в Сибири, изредка наведываясь в столицу проведать Ю.
Кстати говоря, этот импульс защиты «осужденного» - невзирая на последствия, перехватила у Юлии Добровольской, тогда молодой преподавательницы Института иностранных языков, ее студентка Эля...
Шли послевоенные годы, время Холодной войны, а Юлия Добровольская проявила "политическую безграмотность" – дала студентам читать рассказ итальянского писателя-католика и «реакционера» Фогаццаро. Так вот, Эля перечеркнула передовицу в стенгазете, где рассказывалось о "проступке" ЮД. Схлопотала выговор, потом ей не дали остаться в институте работать.
Зато позднее, в 2000-х годах, она отыщет Юлию Абрамовну – и поведает ей в письме о своем тогдашнем поступке. Юлия Абрамовна назвала его в порыве благодарности «гражданским подвигом». Сама она совершала подобное постоянно.
Был у меня в жизни тяжелый момент, когда муж должен был работать в другом городе, в непривычных для него условиях. Мучилась, переживала... В это время Юлия Абрамовна взяла за правило звонить мне в 4-5 часов дня – в самое тягостное время итальянского помериджо. Подбадривала, успокаивала, говорила, что все в конце концов устроится, короче говоря, вытягивала из болота. Так продолжалось до тех пор, пока наша семья не воссоединилась. Такое забыть нельзя.
Я очень боялась Америки, когда муж получил там грант - не хотела туда ехать, в чем меня поддерживали друзья-итальянцы, относящиеся к Штатам, как многие в Европе, весьма настороженно и недружелюбно. Лишь одна Юлия Абрамовна говорила: «Ира, не бойся, Америка тебе понравится, там больше свободы, чем здесь». И что же? Она оказалась права – и потом страшно радовалась, когда я говорила ей об этом.
Ю.А. узнала, что зима в Бостоне неожиданно холодная и снежная, я замерзла в своем итальянском пальтишке. Дальше - фантастика. Однажды получаю посылку. А там ... чего только нет. Но главное - теплое и красивое пальто, которым Ю.А. захотела со мной поделиться. И так во всем. Чуть возникала у кого-то какая-то нужда – она приходила на помощь, организовывала, отсылала, отвозила, не жалела ни денег, ни сил, которым, казалось, нет конца.
Небольшое отступление
Я всегда поражалась ее выносливости. Ведь в Италию она приехала далеко не в юном возрасте. Было ей 65-66 лет. И вот новый круг жизни – и она, оставшаяся после смерти матери и второго мужа одна, поражала итальянцев и своих русских друзей молодостью, энергией, какой-то небывалой жизнестойкостью.
Как-то я слышала от Юлии Абрамовны рассказ, как она проводит один день недели, четверг. В этот день она должна была добраться на поезде из Милана в Венецию, в тамошний университет, по дороге готовясь к лекциям, потом пересесть на пароход, а после в гондолу, чтобы достичь места своей работы.
Отчитав четыре часа и проведя послелекционные семинары, она, уже при луне, садилась в гондолу, из нее - перемещалась на пароход, а оттуда в поезд, где тряслась два с половиной часа, да и от вокзала до дома пешком было не добраться (мы с Сашей шли к ней через весь город часа два). Это один день. Юлия Абрамовна мне говорила, что за время этих переездов, в дороге, она написала свой учебник русского языка для итальянцев, о котором я упоминала, «Il Russo per Italiani».
Продолжение о дружбе и любви
Друзей у Юлии Абрамовны во все периоды ее жизни было много, друзей и учеников. Самые коренные, с юности, - такие, как знаменитая скрипачка, победительница конкурса Чайковского, Нина Бейлина. Ученики, такие, как журналист и писатель Алексей Букалов или переводчица Клаудиа Дзонгетти. Близкие знакомые, ставшие настоящими друзьями, такие, как Лена и Юра Сенокосовы, Петя Немировский, Станевские, Мила Нортман. Итальянцы – писатель Марчелло Вентури, импресарио Паоло Грасси. писательница Клаудиа Чевезе... Назвала только нескольких, но возьмите ее книгу «Постскриптум» - и найдете там десятки имен. И все эти люди не были ей безразличны, надеюсь, как и она им.
А сколько итальянцев теснилось вокруг нее – писатели, книги которых она переводила, художники, музыканты, кинематографисты, которых она сопровождала в поездках по столице и по стране, имею в виду СССР.
Итальянское правительство дважды награждало Юлию Добровольскую «Премией по культуре» (1976, 1987). В первый раз получить премию ей не дали – не выпустили за рубеж. Во второй раз она заслужила эту премию, уже работая в Италии - все на той же ниве русской культуры.
Назову еще одно имя. Лев Эммануилович Разгон. Они дружили втроем – Лева, его жена Рика и Юля. Разгоны - по отдельности - прошли через сталинский лагерь, были удивительной парой.
После смерти жены Лев Эммануилович прилепился душой к Юле. Его письма к ней – полны нежности, благоговения. Как назвать это чувство, если не любовь? Читала я эти письма в отрывках, не дошли у меня руки до них, полностью опубликованных в журнале МОСТЫ и откомментированных еще одним ближайшим другом Юлии Абрамовны Владимиром Порудоминским.
Не дошли у меня руки и до полной публикации одного интервью, из которого мне пришлось удалить целую часть. Эта часть касалась писем Льва Разгона. Человек чрезвычайной деликатности, Юлия Добровольская не хотела рассказывать о чувствах, которые питал к ней Разгон, которые он выражал на бумаге. Надеюсь, найдется у меня время прочитать всю переписку Разгона и Юлии Добровольской и написать о ней, а также отыскать полное интервью с Ю.А. где рассказано об этих письмах. О чувстве Льва Эммануиловича, к слову сказать, говорилось в фильме о Добровольской, снятом еще при ее жизни. Так что теперь эта тема уже не запретная и не засекреченная...
Итальянцам повезло: Добровольская перевела на их язык все книги Льва Разгона, в первую очередь, «Непридуманное», но также и его мемуарную книгу «Прошлое глазами ребенка».
Написала «ребенка» - и подумала вот о чем. У Юлии Абрамовны не было своих детей, но она очень любила детей своих подруг и друзей, дружила с ними – могу судить по своей дочери Наташе, которую Добровольская однажды пригласила с собой на море на целую неделю счастья. По телефону она всегда рассказывала мне о детях своей итальянской ученицы Клаудии Дзонгетти - восхищалась ими.
Дочь Сенокосовых Таня, а потом уже и их внуки – всегда были предметом ее гордости. Один «поздний» ребенок, сын и внук ее армянских друзей, живущих в Италии, вызывал ее особенное внимание. Его звали Лорис. Судя по всему, он рос богатырем, умницей и красавцем. Настоящий князь Гвидон. Лорис, по словам Юлии Абрамовны, прекрасно читал по-русски и знал наизусть сказки Пушкина. Я неизменно спрашивала ее о «нашем Лорисе» – и всегда получала исчерпывающий ответ: чем он занят, чем увлечен, какие у него планы. Так бабушки не следят за своими внуками!
В этом ее удивлении и восхищении перед детьми - для меня таится разгадка ее долголетия. Возраст ее души явно не соответствовал возрасту тела. Душа была не просто юной – детской.
В Италии есть слово «SERENITA», его переводят как "безмятежность", но слово это имеет еще непередаваемое значение какого-то внутреннего света, просветленности духа. Мне кажется, Юлия Абрамовна в высшей степени была наделена этим свойством.
В октябре 2014 умер Юрий Любимов, друг и ровесник. «Такой легкой смерти можно позавидовать!» - сказала Юлия Абрамовна.
Ее смерть, если не считать трех дней непрерывной сердечной боли, тоже была легкой. По словам украинской женщины Люды, сидевшей с ней в тот последний день: склонила голову на бок, посмотрела на нее – и ушла. Ушла ли? Для меня – нет.
***
Каччини. "Аве Мария". Исполняет Ирина Архипова. Соло на трубе Тимофей Докшицер
