«Дядя Ваня» написан Чеховым в 1897 году. Из этого следует, что 200 лет пьесе исполнится в 2097. И я сомневаюсь, что люди, которые будут жить в этом уже не столь отдаленном от нас будущем, поголовно будут счастливы. Между тем, один из героев пьесы, доктор Астров, в плане счастья уповает исключительно на будущее. Сегодня он жизнь проиграл, но когда-нибудь потом, «через двести лет», «может быть, придумают средство, как быть счастливыми». Эх, так и живем. Из века в век. Надеясь на то, что, если не мы, то наши дети или внуки... когда-нибудь... возможно... найдут это волшебное средство... как быть счастливыми...
Лев ДодинLev_Dodin.jpeg
Показанный на канале КУЛЬТУРА спектакль «Дядя Ваня» (2009) [1] С-Петербургского Малого драматического театра (театр Европы) заставил меня задуматься над этим вопросом. Действительно, почему все поголовно герои чеховской пьесы (маленький срез тогдашней России) несчастны, почему жизнь у всех разбита, они жалуются, плачут, не находят себе места? Почему? И что могло бы примирить их с этой жизнью?
Сделаем паузу. К ответу перейдем чуть позже. А пока несколько слов о предыдущих постановках «Дяди Вани», которые мне запомнились.
И самой первой назову картину Андрея Михалкова-Кончаловского «Дядя Ваня» (1970), в юности меня поразившую, оставившую сильное глубокое впечатление. Это был фильм о крушении человека, о его гибели. Дядя Ваня в исполнении гениального Смоктуновского сам был едва ли не гений, гений, которому обстоятельства российской жизни не дали воплотиться, стать Достоевским, Шопенгауэром...
Andrey_Mihalkov-Konchalovskiy.jpg
Все съела каторжная работа «на профессора», которому посылались деньги, профессора, оказавшегося на поверку не полубогом, а капризным и смешным старикашкой ( в бесподобном исполнении Владимира Зельдина). Доктор Астров Сергея Бондарчука - выглядел вполне «идеальным героем», даже» «русская болезнь» этому не мешала. Куда от нее денешься? В России даже сильные мужчины пьют. Героини составили гармоничный дуэт, запомнились обе – прекрасная Ирина Мирошниченко (Елена) и сдержанная, вся в себе, Соня (Ирина Купченко). В картине звучала музыка Альфреда Шнитке.
В 1994 году вышел фильм Луи Маля «Дядя Ваня с 42 улицы», фильм замечательный, без труда перенесший действие пьесы в наше время и в американскую жизнь. Трагедия маленького бесприютного человека – такой эта лента осталась в памяти.
Не столь давно Андрей Михалков-Кончаловский осуществил еще одну попытку подступа к чеховской пьесе, в этот раз – на театре (Театр Моссовета, телеверсия 2010 года).
О спектакле я писала. В нем солировал Александр Домогаров – доктор Астров, красивый, изящный, талантливый, но, увы, сильно пьющий и, по-видимому, спивающийся; его исповедь перед Соней (сильнейшая, пронзительная роль Юлии Высоцкой) стала сердцевиной спектакля, обнажила души обоих...А дядя Ваня – очень интересно сыгранный Павлом Деревянко в трагикомическом ключе (этакий печальный Пьеро с накладным красным носом), выброшенный из жизни, никому не интересный, оказался и на периферии спектакля. В постановке - много режиссерских находок, о них я пишу в блоге, посвященном спектаклю («Домогаров как протагонист Дяди Вани»).
И вот спектакль Льва Додина, показанный на канале КУЛЬТУРА в конце мая 2020 года (телеверсия 2009 года, сценография Давида Боровского).
Луи МальLui_Mal.jpg
Мне кажется, это очень чеховский спектакль – по тому, как внимательно режиссер отнесся к каждому персонажу. Все присутствующие на сцене вовлечены в действие, завязанное приездом «профессора» – и у каждого своя драма, выливающаяся в общую дисгармонию. Истошный крик Елены в финале пьесы «Увезите меня отсюда! Увезите, убейте, но... я не могу здесь оставаться, не могу!» - кажется может вырваться у всех персонажей пьесы.
А ведь ключик к счастью – рядом. Все герои пьесы несчастливы в любви (разве что «профессор» мог бы сказать о себе словами Кулигина из «Трех сестер», «почтенного мужа» изменившей ему жены: «Я доволен. Я доволен»). И кажется, что если мы взмахнем волшебным ключиком и скажем волшебное слово: Любви быть! - то все или хотя бы некоторые недоразумения и несчастья героев исчезнут.
Вот Вафля, Илья Ильич Телегин (Александр Завьялов), приживал в доме, под гитару которого подвыпивший доктор поет приятным баском «Вдоль по Питерской» и «Ах, зачем эта ночь». У него, этого неказистого и смешного Вафли, ТОЖЕ была любовь, сбежавшая на следующий день после свадьбы. И он содержит детей этой женщины, прижитых от другого, и плачет, говоря об ее судьбе...
Александр Домогаров и Юлия ВысоцкаяAleksandr_Domogarov_i_Yuliya_Vysockaya.jpg
Вот Соня (Елена Калинина), безнадежно, уже шесть лет, любящая доктора... все в доме давно знают про эту любовь, а он или не замечает, или не хочет замечать ее чувства.
Вот удивительно похожие друг на друга, даже по цвету и покрою пиджаков, два умных, образованных «деревенских чудака», два - на всю губернию - порядочных интеллигентных человека, Иван Петрович Войницкий (Сергей Курышев) и Михаил Львович Астров (Петр Семак). О, как нужна им обоим любовь, как они тянутся к красоте, женственности, изяществу! Все это воплотилось для них в жене приехавшего в имение «профессора» - Елене Андревне (Ксения Раппопорт). Оба из-за нее оставили свои занятия, оба ее подстерегают и каждый по-своему пытается выразить чувства. И даже выстрел Войницкого в Серебрякова и его слова «Ты мой злейший враг» отчасти можно истолковать как месть «сопернику» за отобранную у него любовь.
А сама Елена? Она тоже несчастна и мечтает о любви. В ранней юности, восторженной институткой, вышла замуж за «профессора», и вот уже десять лет терпит его нытье, жалобы, безграничный эгоизм. Ей нравится доктор Астров, и, кажется, она даже не прочь завязать с ним интрижку, но все складывается так, что им с мужем приходится срочно бежать из имения.
Дядя Ваня и доктор АстровDyadya_Vanya_i_doktor_Astrov.jpg
Любовь героев не состоится. И волшебный ключик, вкупе с волшебным словом, не поможет. И это, дорогие мои, ужасно. Это рвет и терзает душу. Это создает мучительный дискомфорт, нестыковки, это делает жизнь трагичной. Жизнь без любви - проиграна. Об этом, как мне кажется, спектакль Додина.
Несколько слов о профессоре Серебрякове, действительно, - что верно подмечено Татьяной Булгаковой, - по-новому решенному в постановке Льва Додина и в исполнении Игоря Иванова. Только какой же он Солженицын? Скорей, «человек в футляре». На дачную прогулку идет в длинном черном пальто, в шляпе, с черным зонтиком и... в калошах. Специально посмотрела, нет ли у Чехова особой ремарки насчет «профессорских» калош. Никаких ремарок – великолепная придумка Додина. Эти калоши смешно обыгрываются в спектакле. Во время всех драматических перипетий они стоят посреди комнаты. Их своей палочкой благоговейно обводит «старуха Войницкая» (Наталья Акимова). Их, на голую ногу, смеясь, надевает Елена, выходя в сад ночью после грозы.
Серебряков - суровый, нахмуренный, преисполненный собственного величия и занятый исключительно собой, – типичный чиновник от литературы, ничтоже сумняшеся, сравнивающий свою подагру с тургеневской. Его реплики, такие как «Кто старое помянет, тому глаз вон» (только что на его глазах его жена целовалась с Астровым) и «Дело надо делать», обращенная этим барственным трутнем к труженику дяде Ване, вызывают смех у публики.
Елена и профессор СеребряковElena_i_professor_Serebryakov.jpg
Великолепны придумки режиссера и сценографа. На столе в гостиной стоят бесчисленные пузырьки с лекарствами – их привез с собой профессор, это его сегодняшний мир, с другой стороны стола - бутылка вина. Его пьют Соня и Елена, когда ночью в грозу мирятся и выпивают на брудершафт. Пьет Елена, когда сердце разрывается от боли. А пузырьки в пьесе «играют». Елена расчищает от них стол и пантомимически играет на свободном пространстве как на рояле. А потом, когда Соня приходит от профессора с «ответом», что играть на фортепиано нельзя, раздосадованная Елена ударяет пузырьком о пузырек, создавая музыку.
Как всегда великолепна работа Давида Боровского. В гостиной, слева, прямо перед зрителем, большая застекленная дверь в сад. Мы видим, как за ней идет дождь, полыхает молния. В эту дверь, в дождь, уходит доктор Астров, после грозы ее настежь открывает Елена, туда же, в осенний сад, выходит она в «профессорских» калошах. Эту дверь после отъезда профессора и его жены наглухо закрывает и завешивает нянька Марина ( прекрасная работа Веры Быковой). Замечательный символ закуклившейся жизни, вернувшейся на круги своя, когда уповать остается только на «тот свет» и на сомнительное «небо в алмазах», увиденное после смерти...
Тут самое время сказать о морфии. В конце пьесы, перед своим отъездом, доктор Астров требует, чтобы Ваня отдал ему баночку с морфием. Татьяна Булгакова на этом основании считает, что Дядя Ваня – морфинист. Но дело здесь, по-видимому, глубже. У Войницкого духовный и душевный кризис. Он не знает, что с собой делать, как дальше жить. На самый крайний случай, он припас морфий, вынув баночку из сумки доктора, - чтобы свести счеты с жизнью.
В итоге единственным выходом для тех, кто остался в имении, оказывается возвращение к прежнему. Войницкий с Соней снова сидят за рабочим столом, дядя Ваня считает на счетах, Соня записывает цифры в конторскую книгу. Любовь прошла стороной - как мимолетное виденье. Осталась мысль об отдыхе – на том свете.
Скучно на этом свете, господа.
[1] «Дядя Ваня» в театре Европы, 2009, постановка Льва Додина, сценография Давида Боровского
«Дядя Ваня» в театре Европы, 2009. Действие первое
«Дядя Ваня» в театре Европы, 2009. Действие второе
