Я бывал в Румынии в период расцвета его царствования, далее при явном упадке, затем - вскоре после революции, и еще несколько раз в последовавшие годы. Должен сказать, что полюбил Румынию, где нашел нескольких близких друзей. Но интерес к этой чрезвычайно странной и удивительной стране возник рано: в детстве я был увлечен дойнами, в отрочестве поражен прозой Иона Славича (которую и сегодня люблю), прочитал исторические романы Садовяну. Потому наступило время Ребряну, Элиаде, Чорана. Всякая страна имеет и хранит некое средоточье своих духовных сил, и, на мой взгляд, сердце Румынии - монастыри Буковины (румынской Северной Молдовы). Их около полусотни, и возникающие на их стенах уцелевшие живописные образы находятся в ощутимом родстве с русской иконописью, с творчеством Рублева и Дионисия. То было время, когда Елена-волошанка, дочь господаря Штефана Великого, стала невесткой Ивана Третьего. Богослужение в Валашском и Молдавском княжествах тогда и еще долго потом совершалось на церковно-славянском языке. Правители уходят, остаются труды летописцев, произведения художников, зодчих и поэтов.
Возможно, я еще опубликую в составе воспоминаний свою повесть "Бухарест".
Михаил СИНЕЛЬНИКОВ
МОНАСТЫРИ
А. П. Межирову
Монастыри на севере Молдовы...
Так сердцу опустелому нова
Там весело-весенне-молодого
На ветхих фресках неба синева.
Ее не прячут от жары и стужи,
Всю вынесли под вьюги и дожди.
Сияют эти росписи снаружи.
Безмолвно об исчезнувшем суди.
Хмелеет сердце от лазури пьяной
И от того, что все сотрут века,
Но синей краски больше над поляной,
Над облаком, глядящим свысока.
1995
* * *
Державный неуч с кислым взором,
Вождь расточительно-скупой,
Был в детстве чемоданным вором...
Тебе осанну пели хором
И убивать пришли толпой.
Еще и отроком безусым
Миньон предтечи, хам и льстец...
Но все-таки ты не был трусом,
И на допросе, под конец,
Спасти пытался вновь и снова
Губительницу и жену...
А летом шестьдесят восьмого
Глушили «Пражскую весну»,
И я ночами слушал Прагу,
Сил не имел ни спать, ни есть,
И ведал мир твою отвагу
И верил в жертвенность и честь.
И, может быть, на щебень дикий,
На одинокую ступень,
Я положил бы две гвоздики
За этот августовский день.
2001