Любовь

В шлягере семидесятых были строчки: «Ну, а случится, что друг влюблен и я на его пути, уйду с дороги таков закон»... Когда речь о любви, нет и не может быть такого закона, потому что любовь и дружбу нельзя даже сравнивать, настолько любовь сильнее, неистовей, вещественней. Кто и когда во имя дружбы отказывался от короны или наследства, сознательно и холодно шел на самоубийство? Не счесть произведений, когда речь идет о любви. Счастлив тот, кто испытал разделенную любовь. Неразделенная же, она сжигает душу и тело, убивает физически. Потому любовь просто обязана состояться, если этого не будет, хоть в петлю лезь. Мужчина хочет женщину, он уже представляет ее искаженное любовной страстью лицо, свои руки, зарывшиеся в ее волосах, на ее обнаженном теле... Если он не будет добиваться ее ради дружбы или риска потерять общих друзей, если он склонит голову перед общественным мнением, а оно всегда будет на стороне его друга – он не мужчина! 

Мы не животные. Мы не можем перегрызать глотку сопернику в драке за обладание самкой. В их мире побеждает сильнейший. Природа мудра – сильнейший побеждает потому, что потомство от него будет здоровее и потому шансов выжить у вида больше. Потому самец, обхаживающий в брачный сезон будущую подругу, никогда не делает ошибок – его ведет инстинкт.

Но будучи людьми, разве мы утратили связь с природой? Разве мы не должны думать о том, какое будет потомство? Разве не должен побеждать сильнейший в борьбе за женщину? Разница между нами и животными в том, что все решает не только физическая стать - комплекс качеств определяет победу сильнейшего. 

 Так было, так есть и так должно быть всегда – иначе человечество погибнет как вид! 

Виктор Слепцов пребывал в расслабленном состоянии. Только что он проводил даму и вернулся к себе домой. Небольшая квартира, с маленькой кухонькой, крошечной прихожей, совмещенным санузлом –это как раз Виктор считал достоинством, и стандартной комнатой. Он исхитрился разместить в ней столовую и спальню – и то и другое усеченное, письменный стол со стареньким, но надежным «ундервудом» - подарок родителей с напутствием, чтобы из-под каретки выскакивали рассказы, повести, романы, сценарии, эссе и прочая... Телевизор был подвешен к потолку и развернут экраном так, чтобы его можно было смотреть с софы. Его приятель приделал к нему дистанционный переключатель, и Виктор мог включать и выключать его, не вставая с постели. 

 Женщин у Виктора хватало. Стоило ему ненавязчиво завести речь о квартире, как менялось выражение глаз будущей подружки - в них начинала мелькать искорка реального интереса. Все остальное перед этим – высокоумные рассуждения о Феллини, Бергмане, новом романе в «Иностранке», диссидентские разговоры - прекрасную половину не интересовали. Виктор же искал родственную душу среди женщин, но пока что не везло. Он мягко относился к любовницам, не умел быть грубым. Пример его родителей благотворно повлиял на их сына. Ни разу в присутствии сына ими не было сказано ни одного нелестного слова друг о друге даже за глаза, хотя и ругались – но очень редко. 

Если Виктор видел, что сопротивление дамы его настояниям хоть чуть-чуть превышает уровень игры, он тут же останавливался. Не давал воли инстинктам. Но мысленно удивлялся – я же тебя на аркане сюда не тянул! Если не за этим пришла – зачем еще? Уж если ты здесь, если осталась после ухода гостей, на что рассчитывала? Поболтать можно и после секса... 

Нет? Хорошо, отложим до второго раза. Если это повторялось, Виктор рвал отношения – зачем напрягаться, будет другая... Он сразу покончил с бардаками на своей хате – бесстыдство ему активно не понравилось с самого начала, только по настоянию приятелей кратко окунулся в грязь, выскочив, нашел в себе твердость отказать раз, другой... и все закончилось. Секс и со шлюхой - дело интимное. Но друзьям в хате отказывал только в том случае, если это нарушало его планы. 

Сейчас он лежал на разобранной софе, которая, как выразился его друг Гена, складывалась только в случае тотального воздержания, что означало отсутствие женщины в течение двух дней подряд, и думал о том, что надо бы поехать к родителям, благо «Жигуль» под окном. Не то, чтобы он был голоден, но у мамы всегда есть нормальная еда, а в его холодильнике пустынная зима. Начатой бутылкой вина не наешься. Так ехать или не ехать? Быть или не быть - вот в чем вопрос? 

 Звонок телефона прервал праздные размышления.

 - Да?

 - Привет, старик, - услышал он голос Гены. - Слушай, я тут со своей невестой в твоих краях оказался. Не помешаем?

 Интересно было посмотреть на невесту. Они уже подали заявление и терпеливо ждали своей очереди в «Грибоедове». Никто из их компании ее не видел. Их роман развился настолько скоротечно, что уже меньше чем через месяц после знакомства они решили пожениться. Когда Гена объявил об этом, присовокупив, что Виктор будет его свидетелем, Виктор даже слегка обиделся – друзья, все же, будущую жену мог бы и показать. Уж не стесняется ли Генка невесты? Любовь зла, может, дуру полюбил или страхолюдину, боится пересудов за спиной. Интересно взглянуть на таинственную незнакомку. 

 - Давай, подваливай. Ты где?

 До Виктора им добираться не менее сорока минут. Ничего себе, в его краях! Виктор понял, что в эту ночь придется ночевать у предков. Кстати, Гена в первый раз придет сюда с невестой. Как они раньше обходились? 

 - Хорошо, я успею в булочную... 

 - Да это совсем необязательно.

 - Ну, чайку-то выпьем за знакомство, - Виктор решил накрыть стол по поводу их визита. Тортик купит. Чай, не суббота, не все еще расхватали.  

 На улице было по-весеннему прохладно, и Виктор застегнул куртку. Булочная была рядом, сыр купить, надо пройти два квартала, а фрукты – три, но в другую сторону. Он разозлился: ну, почему нельзя все продавать в одном магазине? Почему все делается через задницу, чтоб было неудобно? Но злость злостью, а покупать жратву надо. В булочной он увидел «Сказку», что само по себе было чудом. Успел схватить... В гастрономе тоже повезло: оставался «Пошехонский», а в овощном под витриной лежал даже «Джонатан». Яблоки были со слегка сморщенной кожурой, но все равно - это было невероятное везение, если учесть, что продолжительность жизни таких продуктов на прилавках магазинов стремительно сокращалась с каждым годом. Везде его обвесили на десять-пятнадцать граммов, но Виктор относился к этому спокойно, понимая, что продавцам тоже надо не только кушать самим, но также кормить начальство и ревизоров. Дома была пачка «Слона».  

 Он только-только вернулся домой, как раздался звонок в дверь.

 - Привет, ребята. Проходите, - Виктор отступил от двери, успев бросить мимолетный взгляд на невесту друга. Высокая уродина с красивыми ногами! Ноги - класс, но все равно. Он что, с ума сошел с таким лицом в жены брать? 

 - Знакомьтесь. Наташа.

 - Виктор, - он обождал, пока Наташа протянет руку. Рукопожатие не было вялым, и он увидел длинные тонкие пальцы с коротко остриженными ногтями. Руки были тоже хороши.

 - Позволь мне, - Виктор помог снять плащ. В зеркале отразилась высокая грудь Наташи под обтягивающим тело платьем. Фигура у этой уродины была что надо. 

 - Спасибо, - услышал он мягкое меццо. Когда она пошла в комнату, Виктор поразился плавности движений полушарий. Это ж надо, чтобы лицо так подкачало. Не повезло бабе. 

 И вдруг его обуяло дикое желание схватить замочек молнии на платье и дернуть вниз, обнажая спину. Виктор даже закрыл глаза на мгновение, поражаясь, что такой бред мог прийти в голову. 

 - Ребята! Готовить будем вместе. Я сам только вошел, - он показал рукой в направлении кухни.

 - У тебя есть что? – Гена нарочито поднял брови.

 - Что есть, то и приготовим, - Наташа пошла на кухню. 

 На кухне они начали с того, что, по настоянию женщины, вымыли руки. У Виктора ручного полотенца не нашлось, настолько это было не принято в его доме. Обошлись салфетками. Они разворошили пакеты, Наташа стала нарезать сыр, Гена занялся яблоками, а Виктор поджариванием хлеба и чайником. Взглянул на Наташу внимательней при нормальном освещении и удивился, как он мог раньше подумать, что совсем некрасива. Просто надо присмотреться, чтобы понять своеобразие и прелесть крупных деталей, из которых составляется лицо - узкого носа с сильной горбинкой, налитых губ над узким подбородком и карих глаз оленихи с загнутыми вверх опахалами, которые называют ресницами. Сильно выступающие верхние скулы и натянутая кожа впалых щек делали лицо почти аскетичным, в нем напрочь отсутствовала свойственная молодым лицам мягкость и нежность. Русые с золотистым отливом волосы свободно падали на плечи – Виктор любил такие прически. Не признавал пучков и короткой стрижки. 

 «Наверняка еврейка. Генка всегда говорил: любовница – все равно кто, жена только еврейка. Повезло моему другу... Правда, радости за него у меня нет. Почему?».

 Они втроем покурили на кухне, ожидая, пока закипит чайник. Виктор не разрешал курить в комнате. Ему не понравилось, что Наташа курит, но это было не его дело. И все же еле заметно сморщился, когда она засмолила сигарету. Опять удивился себе – ему всегда было плевать, что женщина курит. Что с ним? Это не его баба!

 - Что? – она все же увидела его реакцию. – Вам все можно, а нам нет?

 - О! Это не мое дело, - он поднял руки вверх. – У женщины те же права. 

 - Тогда не говорите лицом. Кстати как медик могу подтвердить: курение вредно. Я брошу, - она повернулась к Гене, – как только мы распишемся.

 - Это легко, я сто раз бросал, - усмехнулся Виктор.

 - А я не Марк Твен. Как сказала, так и будет, - Наташа улыбнулась, смягчая жесткость тона, и он увидел ее крупные ровные зубы. 

 Засвистел чайник, и они дружно погасили сигареты. 

 Ребята принесли бутылку вина и виноград, Володя достал начатую, и на столе образовался вполне приличный натюрморт. 

 - Пусть каждый предложит свое. Я - за знакомство. Очень приятно, - Виктор поднял хрустальный бокал.

 - Я как всегда - за экономическую независимость, - Гена поднял свой.

 - За процветание этого дома, - Наташа последовала их примеру.

 - Спасибо, - Виктор благодарно наклонил голову. 

 Когда они выпили, он неожиданно напал на друга:

 - А как ты понимаешь эту независимость в стране социализма, чтоб он сгорел? Как мы можем быть независимы, если не воруем, – Виктор махнул рукой.

 - Это мечта... Я могу выпить за мечту? – Гена смотрел на Виктора с удивлением. Он еще не понимал, что творится с его другом. 

 - За пустую? Можешь. Но с таким же успехом можно пить, ну, я не знаю – за бессмертие, за то, что увидим конец всему этому... за всемирное братство... Ладно, не бери в голову.

 - А я верю в интернационализм. Надо ж хоть во что-то...

 - Это потому, что ты по паспорту русский, - вступила Наташа, резко изменив тон разговора, переведя его от застольного уровня на кухонный. - Я перестала верить в эти химеры после того, как мне дали понять, что Наталье Исааковне Коган нечего делать в Первом ордена Ленина... Пришлось на следующий год поступать во Второй медицинский. Пять лет назад туда еще брали с пятым пунктом. Знаешь, Гена, я заметила, ты как будто стесняешься своей еврейской крови, и, когда при тебе говорят о евреях, стараешься быть беспристрастным, объективным... Это все равно, что говорить антисемитам – ребята, я свой! Чего вы так на нас! Мы тоже все понимаем, что мы не идеал. Только у антисемитов это не проходит – их ненависть иррациональна. Ты их ни в чем не убедишь. Такая позиция хороша для Виктора – он русский, и я надеюсь, что ему, по крайней мере, все равно. Это так? – она повернула голову к Виктору.

 «Проверяешь на антисемитизм? Сейчас я тебя успокою»!

 - Нет! Мне не все равно. Я сразу вспоминаю о погромах и тотальном уничтожении. Не было ни объективности, ни беспристрастности. И сейчас нет! На одного еврея приходится, ну, минимум сотня антисемитов. Наташ, чтоб понравиться вам, я мог бы соврать о любви к вашему народу, но я люблю только тех, кто меня любит. Однако, как говорил Бармалей из гениального фильма «Айболит шестьдесят шесть», я не склочник, я за справедливость. И потому в споре Израиля с арабами я всегда буду на стороне евреев, вот что бы они ни делали! А если моего друга назовут жид, я врежу... Гена не даст соврать. 

 - Ну, я бы Сашке сам мог, а ты... - начал было Гена. 

 - Вот на это он и рассчитывал, - на дал договорить ему Виктор. - Он бы тебя изметелил. У вас разные весовые категории. 

 - Все равно. Ты поторопился, - Гена смотрел холодно, как зачастую смотрят на непрошенного заступника. Повернулся к Наташе. - Я даже опомниться не успел, как наш сокурсник уже лежал на полу и тяжко, тяжко вздыхал. А он хорошо за восемьдесят весил. Ну, у Вити разряд по боксу...

 - Был когда-то, - наконец-то решил поскромничать Виктор. Увидел, что Наташа, глядя на него, прикоснулась к своим волосам, как бы желая поправить прическу, хотя все было в порядке. Он знал эти штучки, когда женщину начинает интересовать мужчина и она начинает поправлять одежду, приоткрывает рот и периодически облизывает губы, откидывает плечи и выставляет вперед грудь, зрачки ее расширяются, она бросает с улыбкой взгляд на мужчину, соблазняет глазами... До всего этого еще далеко, но первый шаг к завоеванию этой женщины он сделал. 

 «А как же Гена? Надо остановиться, пока он не понял, в чем дело. Она-то уже все поняла... Что я делаю? Скажи мне кто полчаса назад, что я способен отбить женщину у друга, да что там – невесту, засмеялся в лицо... Но... я хочу ее! Я хочу, чтобы она была со мной. И сегодня у Гены не выгорит с ней остаться – я этому не поспособствую» ... 

 Гена внимательно посмотрел на обоих, желая поймать их на месте преступленния, когда обмен взглядов между мужчиной и женщиной выдает их. Нет, ему показалось. Чтобы Виктор, с которым он!.. Но решил слегка принизить друга. Так, на всякий случай! Он рассказывал эти истории неоднократно в разных компаниях, и Виктор ничего не имел против. Гена захотел, чтобы Наташа об этом услышала.

 - Натик! – он по-хозяйски обнял женщину за плечи. – Тебе скоро госы сдавать. Могу порекомендовать Витин способ. У тебя ведь тоже отличное зрение. Так вот! Витя брал листки бумаги в клеточку и самым твердым карандашом наносил на них весь семестр. Ничего не было видно. Получал билет, садился и начинал шелестеть этими листками, как будто он думает, чего-то записывает... На самом деле он искал ответы – это были гениальные шпаргалки. Он сидел рядом с преподавателем и находил ответ на любой его дополнительный вопрос. Преподаватель ему – а вот это? Я подумаю... И начинает перебирать листочки. Да чего тут думать – так все просто!.. Нет, я должен подумать... Вот, пожалуйста... Иногда мог написать ответ на том же листочке, где записаны формулы. Знаешь, после того, как он изобрел этот способ, Витя не завалил ни одного экзамена. Так что рекомендую...

 - Что скажет подсудимый в свое оправдание? – без намека на улыбку спросила Наташа.

 - Ну, после того, как однажды преподаватель сказал мне, что ставит три балла только потому, что не хочет меня больше видеть, я нашел этот способ. Зачем расстраивать профессоров своим видом? - он улыбнулся Наташе, но ответа не получил, и прическу она уже не поправила. 

 - Мы писали дипломы на одной кафедре, и наш руководитель сказал о Вите: он не радиоинженер - радиокомментатор, - с удовольствием добивал Гена своего друга.

 Наташа рассмеялась, и ее смех тоже понравился Виктору.

 - Он как в воду глядел, - Виктор стала надоедать тема его технической бездарности. Он надеялся, что все этим закончится, но ошибся, Наташа продолжила и снова заговорила серьезно, как она говорила о своем еврействе: 

 - Знаете, у меня подруга есть, она прожила в Штатах несколько лет. И как-то при случае сказала мне, что там нет шпаргалок. Они этого не понимают...

 - Чего ж это они такие тупые? – спросил Виктор. 

 - Это мы тупые. Не хотим даже проверить уровень своих знаний – а для чего еще экзамены? Ведь мы выбираем профессию – это на всю оставшуюся жизнь. Знаете, Витя, меня ваша история не порадовала. Вы толковый инженер? – скептически спросила она.

 - Он толковый, - Виктор указал пальцем на Гену. – Генка не списывал. А я уже в институте понял, что разработчик из меня никакой.

 - Тогда почему же вы не ушли?

 - Армия, Натик, армия... – заступился за друга Гена. 

 - Вот именно, армия. Я не хотел, чтобы мною командовало сержантское быдло. А когда было распределение – вы же знаете, там не спрашивают, куда мы хотим… 

 У Наташи дрогнуло лицо, почти незаметно, но Виктор сразу подумал, что, может быть, это причина столь быстрого решения вступить в брак. 

 - Но я заставил их себя выслушать, и меня распределили на телецентр на обслугу. А потом... – Виктор умолк. Он даже поразился придуманному. План, предательски подлый, вспыхнул в его голове. Он подумал только, что навсегда потеряет Гену, если исполнит задуманное. Ему уже захотелось это сделать - эта женщина стоила всех дружб... она будет ему принадлежать, он так хочет, он ее добьется, если, когда она исчезнет, наваждение не пройдет? Может, он выкинет из своей башки это худое лицо с оленьими глазами. В них, как говорят остряки, застыла вековая грусть еврейского народа. И забудет ее смех, тот самый редкий вид смеха, который вызывает улыбку сопричастности? 

 - А по мне лучше два года в армии, чем потом всю жизнь не своим делом заниматься. Ведь всю жизнь! – с силой выговорила Наташа и даже отрицательно замотала головой, не представляя, очевидно, как можно заниматься делом, если тебе не хочется его делать.

 - Давайте не будем о моей скромной персоне. Мне это надоело.

 - Я оставлю вас на минутку, - Наташа встала из-за стола и вышла из комнаты. 

 Они оба проводили ее глазами, глядя в одну и ту же точку ее фигуры. Виктор повернулся к другу и начал врать:

 - Старик, извини. Сегодня ничего не выйдет. У предков гости из Ростова, какие-то друзья молодости с тридцатых. Сегодня они там ночуют, а потом будут здесь месяц. Мать попросила. Ты же знаешь, я маме не могу отказать, но меня это убивает. Я уже развратился. Столько новых друзей появилось, стольким, оказывается, моя хата нужна! – Виктор покачал головой, как бы сетуя на развращенность людей. 

 - А чего ты по телефону не сказал. Ты ж знал, зачем едем.

 - А что, просто так увидеться нельзя? Прекрасно сидим. А потом, извини, любопытство замучило. Ты ж невесту прятал, захотелось взглянуть хоть один глазком. 

 - Ну и как?

 Виктор поднял большой палец и сказал:

 - Считай, что тебе повезло, что ты мой друг, иначе б... Я отвезу вас, когда закончим. У меня машина здесь.

 - Тогда погуляй часик… У тебя Жигуль здесь - подхалтурь.

 - Ну что ты... Это ж будущая жена! Она ж все поймет. Извини, но у меня это как-то в голове не укладывается.

 Гена не понял, почему его приятель не может оставить их наедине. Бывало такое, что Виктор уходил на время, и к моменту его возвращения он уже покидал хату со своей очередной подругой. Но Виктор настолько искренне недоумевал, что Гена не стал настаивать, удивившись про себя столь целомудренному отношению друга к его браку.  

 Наташа жила за Телецентром в районе Ботанического сада. Виктор, искусно объезжая дворовые колдобины, подъехал к тускло освещенному подъезду убогой панельной пятиэтажки и остановился. 

 - Вот здесь. Спасибо, Витя. Рада была знакомству. До свидания. 

 - Я тоже рад. Всех благ. Старик, ты не особо задерживайся, мне завтра на работу, а еще тебя отвозить.

 - Да я сам...

 - Ага! Ты пока отсюда до метро доберешься, рассветет. Давай! Я пока развернусь.

 Ему не пришлось долго ждать. Гена появился через пять минут и сел в машину изрядно недовольный.

 - Старик, сегодня ты мне весь кайф испортил. Наташа только и говорила, иди, иди, тебя Виктор ждет. Неудобно... Один раз всего пососались. О-о! Если бы ты знал, как она это... 

 - Ген, хватит! – не сдержался Виктор. Опомнился и продолжил другим тоном. – Это ж твоя будущая жена. Ты ж не будешь делиться со мной подробностями, какова она в постели. Не по-мужски это. 

 - Ладно, ладно. А тебе понравилась Наташа.

 - С чего ты взял?

 - А ты раньше не читал мне мораль. И что-то сегодня я не слышал о твоем ВГИК-е, сценарном будущем...

 - А это зачем?..

 - Затем! Мог бы дать понять ей, какие у тебя прекрасные перспективы, какие будут тыщи...

 - Ты чего, Ген? 

 - Да ничего. Видел я, как ты на нее пялился. Ты не хотел, чтобы я с ней остался. До меня дошло только сейчас. Я б тебя выгнал, если б там это понял. 

 - А я б не ушел, - Виктор насильственно улыбнулся.

 - Витя, она будет моей женой! Тебе все ясно? А к тебе за сексом не придем, чтоб не расстраивался...

 - Ген! Мы с тобой со школы друзья. Что с тобой? Откуда ревность? Я не давал повода...

 Наташу он найдет, это легко. 

 А как же Гена? Почему он с такой легкостью расстается с ним? Может, они и не были настоящими друзьями и это ему только казалось? Нет! Они были... За годами общения остались не только общие пьянки... они выручали друг друга, делились мыслями, самиздатом, могли трепаться по телефону часами и после этого с радостью встретиться, не топили друг друга на комитете комсомола, когда дружинники их застукали с картами на лекции в актовом зале, и их хотели выгнать из института, дрались вместе, когда у них пытались отбить девиц, Гена помог ему с дипломом, хорошо помог, да чего только не было за эти пятнадцать лет... А он уже думает об их дружбе только в прошлом времени. Все равно их пути расходятся. Гена обречен остаться инженером, он способный, но уже через несколько лет их дружба не выдержит испытания социальным неравенством. Он-то пойдет дальше… 

 Виктор даже не ожидал от себя, что будет так думать – стало стыдно. Оказывается любовь возвышает только, когда нет соперника. А если он есть? Тогда просыпается все низменное, что старательно прячешь даже от себя. Он будет негодяем в глазах Гены, предателем... Но не отступит, не может... 

 Виктор курил на кухне и думал, что сейчас должен принять решение, может быть, самое важное в его жизни. Он теперь понимал, почему король испанский Альфонс забросил государственные дела и залег в замке со своей еврейкой на десять лет. Фейхтвангер ничего не выдумал. Так и было!  

 В те годы в Москве было легко найти человека, если знаешь его имя, отчество и фамилию, где родился и сколько лет. В «Мосгосправке» ему дали сведения о двух Натальях Исааковнах, но одна жила где-то в Матвеевском, и он не стал ею интересоваться. Ему нужна была вторая, он ее отвозил по этому адресу. Через «ноль девять» быстро получил телефон ее отца Исаака Когана.  

 Он почти не спал пять дней, все пытался убедить себя, что это наваждение, что все пройдет. Не мог писать, даже читать, механически сложил софу, отказавшись от встреч с приятелями и любовницей. Какая может быть баба, если только о Наташе думает, с мыслью о ней просыпается, совершенно не отдохнувший после трех-четырех часов дремы, просыпается с огромным желанием именно этой женщины... На работе он чуть не запорол передачу, разругался со своей помошницей Ниной. Она ничего не могла понять и с испугом смотрела, как Виктор сомнамбулически ходит по аппаратной и бормочет что-то себе под нос. Его лишили премии впервые за все годы. Он даже плечами не пожал, настолько ему было безразлично, думал только о звонке, и пытался убедить себя, что ему совершенно наплевать, куда денется Гена... 

 Надо звонить, иначе с ума сойдет.  

 - Алло?

 - Наташа?

 - Да-а!

 - Это Виктор. Здравствуй. Я бы хотел тебя увидеть. Когда ты свободна? 

 - Здравствуй, Витя. А в чем дело? Что-то случилось с Геной? Это он дал мой телефон?

 - Нет. Мне надо тебя видеть.

 - А что так? Скажи по телефону...

 - Не хочу. Просто надо встретиться. Мне надо...

 - Вить, я занята, извини... 

 - Наташ, мне надо... Я могу сейчас к твоему дому подъехать. Это не надолго. Но это очень важно... Я б не стал приставать.

 «Ну, согласись. О Господи! Мне ничего больше не надо, только ее согласие. Ну помоги мне, Боже... Ну почему я не придумал ничего. Сразу же позвонил, идиот... горячка разума лишает... С чего это я подумал, что она глаз на меня положила?.. Ну, помоги мне, Господи, мой Боже, зеленоглазый мой... Я первый раз к тебе с мольбой обращаюсь, помоги же»...

 - О чем хоть ты хочешь поговорить? Наш телефон никто не прослушивают... мы обычные граждане. О чем?

 - И об этом тоже... Наташ, пожалуйста. Мне надо... 

- Что ты как... мне надо, мне надо. Ну, хорошо. Пять минут хватит тебе? А что Гене скажем?

 - А это ты потом решишь. Все, что хочешь. Спасибо, я еду. Выходи через десять минут, - Виктор тут же бросил трубку, страшась, что она передумает, и не зная, чего хочет больше: разочарования ли при второй встрече – тогда он просто извинится и предложит дружбу, договорится с ней, что это свидание останется их маленькой тайной, или, все же, подтверждения, что его страсть, его физическое желание обладать ею верны, что это любовь... Тогда он пойдет до конца... 

 Он смотрел на длинную фигуру Наташи, когда она подходила к машине и удивлялся себе, почему он решил, что не может жить без этой женщины. Сейчас он откроет ей дверь, скажет что-либо банальное, и она уйдет домой в удивлении.

 Виктор вылез из машины, обошел ее и, когда распахнул дверь, увидел ее равнодушно-благодарную улыбку и понял, что все его мысли об извинениях можно выкинуть на помойку и сейчас надо завоевать эту дочь Евы. Ни у кого он прощения просить не будет.

 - Наташ! - начал он, когда сел за руль. - Если б мы жили за гнилом Западе, я бы повел тебя в кафе, где можно было бы поговорить... Но в Москве мы только время потеряем в поисках места. Я предлагаю поехать ко мне. Да не смотри ты так! Я ж нормальный человек, не с улицы, чего ты боишься?

 - Я боюсь? Мне просто странно все. Давай здесь, в машине. Куда ты поехал? Я не хочу... Останови, Витя...

 - Нет! Мы приедем ко мне, и мы будем разговаривать.

 - Нам не о чем... Останови...

 - Ты права! Мы не будем разговаривать, Я буду это делать, а ты послушаешь. Это о тебе, о твоей судьбе, черт возьми!..

 - Я не понимаю... Гена твой друг, что ты делаешь?

- Ты скоро все поймешь. Нам недолго осталось ехать. Не мешай, а то врежусь куда-нибудь.

 Оставшийся путь они проехали в молчании. 

Он провел ее мимо старушек, которые проводили его осуждающими взглядами, но промолчали, ибо один раз он им устроил праздник слов, когда кто-то из них проговорил ему и его спутнице вслед что-то нелестное и о нем и о женщине. Выдал им такое об их грешном прошлом, что они оставили его в покое навсегда.

 Когда входили в лифт, Наташа сказала:

 - Я теперь с Геной сюда не приду. Что они обо мне подумают?

 - С Геной не придешь. А что они о тебе подумают – плевать! На каждый чих не наздравствуешься, - Виктор нажал на кнопку четвертого этажа и взглянул на Наташу в «последний» раз, чтобы проверить себя. А вдруг наваждение пройдет? Вот прямо сейчас, в кабине лифта! Нет! Он будет с ней говорить, с этой доверчивой дурой. Ну, как она могла согласиться прийти к нему, к мужчине, одержимому ею? Она же не знает его, один раз видела, единственная рекомендация, что это Генин друг. Ну и что? У Гены не может быть приятеля извращенца, садиста, насильника?.. Откуда эта уверенность, на чем она? На том, что он интеллигент? К работяге не пошла бы... Хотя, кто ее знает. А вдруг она блаженная? Не как у Достоевского - дурочка с зорким видением сути человека, а просто не думает, что кто-то может ее обидеть физически, уверена, что нет такого на этом свете. Не пишут у нас о сексуальных маньяках, как будто нет таких в этой стране... Ничего, он потом ей все скажет, если победит. Если нет – «пусть дурой помрет».

 - Что у тебя с глазами? – безразлично спросила она.

 - А что? – он открыл дверь лифта и пропустил Наташу вперед.

 - Они у тебя совсем больные. Ты хорошо себя чувствуешь? Сейчас грипп по Москве гуляет.

- Не помню, чтоб он когда-либо в чулане сидел, - Виктор распахнул дверь квартиры.

 Когда помогал ей снять плащ, понял, почему в эту минуту, что сейчас у него нет вожделения к ней, какое он испытывал все эти пять дней и бессонных ночей. Все мысли о другом.

 - Проходи, - он указал на комнату, но Наташа пошла на кухню. 

 - Давай здесь поговорим, - она достала из сумочки пачку «ВТ», села за стол и вопросительно взглянула на Виктора. - Так зачем мы здесь?

 - Наташ! – он сел напротив - Думаю, что ты догадываешься.

 - Абсолютно нет,- но при этом Наташа глубоко затянулась сигаретой и опустила глаза. 

 - Ну, тогда я издалека. Пару месяцев назад ко мне в аппаратную прислали нового парня. Нормальный, соображает... Я натаскивал его, все как положено, за один лишь ислючением: его отец был чуть ли не первый зам Лапина. В общем, он был из другого круга.

 - Я называю это орбитой, - вставила Наташа.

 - М-м! Да, это неплохо. Но... о, черт! Не перебивал меня, хорошо? 

 Она кивнула.

 - И вот буквально неделю назад он стал замначальника большого отдела. И все понимают, что начальник, человек больной, там уже долго не задержится. Этот пацан уже в других сферах. Его послали ко мне для порядка –ты понимаешь, о чем я...

 Она кивнула.

 - Наташ! Ни у Гены, ни у меня такого папы нет. Но обо мне потом. Сейчас о Гене. Он инженер, и директором завода никогда не станет! До конца дней своих он обречен на убогое существование. Ему ничего не поможет, ни партия, куда он собирается вступать, ненавидя ее, ни его способности – он не гений, Наташа! Он толковый инженер и его потолок в случае везения - начальник лаборатории, отдела или цеха. Все! Это нищета...

 - Дальше что? – холодно спросила она.

 - Дальше? Где вы будете жить? У твоих?

 -У моих? У нас двухкомнатная и там еще сестра... Нет. Пропишемся у нас и встанем на очередь... А жить будем у него. Их там только трое...

 - Только?! У него тоже двухкомнатная, но с разведенными родителями, которым некуда друг от друга деваться. Ты не представляшь, какие скандалы сотрясают его квартиру с двумя смежными комнатами... Его мама, которая тебя заест за лишнюю потраченную копейку, его отец, который, порой, хочет кого-то привести... а куда деваться? Гена почти дерется с ним... Ты ничего этого не знаешь! Наташа, медовый месяц быстро пролетит, и наступят будни, от которых взвоешь и попросишься к своим обратно! И знаешь, что получишь в ответ? Там твой муж, иди туда... Или у тебя настолько прекрасные отношения с предками, что они вас обоих примут? А если ребенок? Троих? Ты наверное знаешь - дети появляются в результате брака...

 - Они Машу больше любят. Она младшая... – Наташа отвергла идею возвращения в свою семью. Но Виктор понял, что она и не думала об этом.

 - Да ты послушай себя– это же ужас! Пропишемся, встанем на очередь, их только трое... Это ты называешь жизнью? Ну почему мы кидаемся во все, как омут! И никто не думает, что будет через год, через три! Пять! Ты о профессии говорила – на всю жизнь выбираем! А это важнее в тыщу раз!.. 

 - Но так все живут! – вскрикнула она. 

 - Все, да не все! – тоже выкрикнул он.

- А зачем ты все это мне говоришь? 

 - А затем, что я люблю тебя,- говоря эти слова, он резко привстал со стула и склонился над Наташей. Она даже отшатнулась.

 Виктор сел на место и, криво усмехнувшись, добавил:

 -Тут по законам жанра надо бы еще добавить «дуру». И тогда совсем как в кино получилось бы. Но ты не дура. Ты спросила, что у меня с глазами, не заболел ли? Заболел! Тобой... Я пять ночей почти не сплю. Да, это дико звучит – я видел тебя два часа только. Ты не осталась здесь с Геной, потому уже тогда я начал ревновать! Чем бы сегодня все ни закончилось, в этой квартире ты будешь только со мной и ни с кем больше.

 Она молча смотрела на Виктора.

 - Я все сказал, - он выговорил это устало. Нарастало ощущение, что проиграл, потому что она молчит. Он надеялся, что она станет задавать вопросы, а их не было. Сейчас она уйдет. Он ее не отпустит...

 -Закрой рот, дура. Так у Райкина? Вить, я все понимаю, но люблю-то я Гену. Ты хорошо все описал. Но ведь... – Наташа умолкла. 

 Виктор понял, что все же приходит момент истины! Не пропустить!

 - Что, но ведь? – вкрадчиво спросил он. – Ты договаривай. Мы сейчас о будущем нашем толкуем.

 - Нашем? 

 - Нашем, нашем!.. Пусть оно у каждого свое, больше не встретимся, но будущее у тебя-то есть! Есть или нет? Или ты себя уже зарыла в его двухкомнатной?.. Так что, но ведь?..

 -Хорошо! – прыгнула в холодную воду Наташа. – У тебя ведь тоже нет папы, а инженер ты похуже Гены. Вить, ну что ты... как-то мелко все. Не понимаю я... Квартира какая-то... А сам-то ты кто?

 Ну что ж! Наташа сама подвела его к тому, что он задумал тогда.

 Виктор встал и вышел из кухни. Через несколько секунд - все было заготовлено - он принес несколько отпечатанных на «Ундервуде» страничек. Положил их перед Наташей.

 - Это сценарий научно-популярного фильма, - он старался, чтобы голос звучал спокойно, хотя внутри все клокотало от напряжения. - За эти пятнадцать страничек я получу тысячу двести рублей. Когда фильм выйдет, я получу еще столько же, но в это время я уже буду писать другой сценарий, третий... Ты знаешь, сколько студий в стране? Десятки!.. Я эти пятнадцать страничек писал неделю и еще неделю собирал материал. Скажи, какой начальник столько зарабатывает честным трудом? Вот это мое будущее! Я не собираюсь быть инженером всю жизнь... это не мое, и я пробьюсь туда, где папы не помогают, если нет таланта писать! Это другой мир! Я тебе предлагаю разделить его со мной.

 - Это так легко? Столько платят за эти листочки?..

 - Не оскорбляй мою будущую профессию. Это очень трудно. Если не халтурить, очень... Но это уже подробности... Со мной ты войдешь в другой мир, Наташенька... Мир интересных людей, мир искусства, кино... Я еще не закончил ВГИК, но у меня уже есть договора, у меня есть будущее, и никакая партия не влезет в мою экономическую независимость, за которую так пьет Гена и которая будет у меня! - Виктор помолчал и закончил буднично. – Я все сказал!

 - Мне опять закрыть рот?

 Виктор рассмеялся. Взял сигарету и закурил, глубоко затянувшись.

 - Ужасная гадость эти «БТ». Когда поженимся, мы оба бросим.

 - Предлагая все это, ты покупаешь меня?

 Это был неумный вопрос, но он понял состояние Наташи и даже обрадовался – она просто прекрасная женщина. С гениальной личностью он бы не ужился, и королева ему тоже не нужна. 

 Покачал головой. Потом, анализируя все, он понял, почему правильно вел себя: им руководил не разум, но инстинкт. 

 - Я продаю себя, - сказал он тихо и таким же тоном продолжил. – А ты, покупая меня или Гену, платишь самым дорогим что есть в твоей жизни – супружеством. И только тебе решать, за кого платить столь высокую цену.

 - Как ты быстро... а если я... Я подумать должна.

 Виктор покачал пальцем перед ее носом.

 - Не выйдет насчет подумать. Здесь и сейчас. Ты уйдешь отсюда, только приняв решение.

 - Что?! 

 Надо было слышать это «что». В нем смешалось потрясение наглостью Виктора. Он кратко видел ее один раз и уже требует решения, способного определить всю ее будущую жизнь. В этом «что» было и невольное восхищение человеком, настолько уверенного в себе, что он требует ответа сейчас, сразу... 

 - То!! Ты уйдешь отсюда только с принятым решением. У тебя пять минут.

 Этот хам даже лишает ее права подумать.

 - Ну, это настоящее насилие... Ты не даешь мне ни выбора ни времени!..

 - Ты не знаешь, что такое насилие, а потому не надо... И ты права - у тебя нет ни выбора, ни времени. Если ты уйдешь отсюда без ответа, придешь к Гене, в чем я уже не уверен. 

 Виктор помолчал и в последний раз тихо спросил: 

 - Да или нет?

 - Да пошел ты... Я ухожу, - Наташа встала из –за стола и пошла к двери мимо Виктора. Он тоже встал, грубо схватил ее за плечи и притянул к себе. Глядя ей в лицо безумными глазами, медленно выговорил:

 - Ты либо сейчас будешь моей... Да я о не постели... – последние слова он пробормотал скороговоркой, дав понять, что совсем не думает о сексе в эту минуту, но вынужден произнести их, ибо по брезгливой гримасе увидел, что Наташа неверно поняла его. Он даже сделал отбрасывающий жест рукой, затем снова вцепился в ее плечо и медленно закончил: – Либо ты уйдешь навсегда, и мы никогда не увидимся.

 Наташа не вырывалась, смотрела на него, и Виктор понял, что он ошибся стратегически и не взял эту крепость кавалерийским наскоком. Только все испортил. 

 - Вить! Ты сейчас видишь себя со стороны? Ведь ты ужасен... Отпусти меня, мне больно. – она резко дернулась, и Виктор убрал руки. – Я не говорю о предательстве – это само собой. Но ты и меня не уважаешь. Я... я даже не знаю, что сказать-то. Видеть тебя не хочу – тошнит, извини... Сюда никогда не приду. Вот это ты угадал!

 Наташа пошла к двери и стала снимать плащ с вешалки. Виктор обхватил ее сзади и, не обращая внимания на яростные попытки женщины вырваться, стал целовать волосы, затылок и шею будущей жены.