Константин Симонов. 1. Взлёт  

Когда надежды поют, как трубы, 

их зов дурманит как сладкий дым.

Они предельны, они сугубы, 

и так несложно поверить им. 

 ( Михаил Щербаков)

Konstantin_Simonov.jpg

Это имя было известно каждому в сороковые - пятидесятые годы прошлого столетия. Любимый советский поэт миллионов, драматург, публицист, общественный деятель. Он брался за все, и все ему удавалось! Короче, К. Симонов - яркий представитель элиты своего поколения.

И пусть читатель меня простит, но здесь необходимо довольно длинное отступление. Я ясно различаю несколько поколений в истории советской власти. Первое - делавшее революцию и прошедшее Гражданскую войну. Второе - не успевшее поучаствовать там и отчаянно завидующее первому. Затем поколение, начавшее войну солдатами или младшими лейтенантами. Потом - шестидесятники и т. д. Все эти поколения довольно сильно отличались друг от друга, но общее - у них была Великая Идея. Да, идея оказалась ложной. Считалось, что после обобществления средств производства резко поднимется производительность труда, возникнет изобилие и полное счастье, а вышло все наоборот. И первым понял это В.Ленин, результатом чего явился НЭП. А вот затем возникла мысль, что дело не в дефектах идеи, а в людях, мол, новый мир не построить со старыми людьми. Надо вырастить новое поколение. К этой же мысли приходили и Пол Пот в Камбодже, и Мао Дзедун со своими хунвейбинами. А в СССР этот процесс какое-то время проходил довольно успешно. Вспомните студентов-ИФЛИйцев, почти поголовно ушедших в 1941 г. добровольцами на фронт. Все закончилось, и «идея» окончательно умерла в августе 1968 года вместе с советскими танками в Праге. Дальше было только смердение,

Конечно, была и другая, наверное, значительная часть общества. Но она была вынуждена помалкивать, и анализировать эту параллельную часть весьма сложно из за недостатка письменных свидетельств, которые следует искать в архивах КГБ. А вот те, первые четыре советских поколения, дают простор для анализа и его давно пора бы сделать историкам - профессионалам (вместо моих дилетантских рассуждений), но от них только и услышишь - «совки», «коммуняки». Ну да, «совки», «совки и коммуняки»! Но свою историю понимать надо!?

Константин Симонов принадлежал ко второму советскому поколению. Если говорить обобщенно, этому поколению была свойственна фанатичная преданность «идее» и преклонение перед первым поколением. Например, к этому же, второму поколению, относятся Александр Твардовский и Борис Горбатов, тоже не последний среди писателей своего времени (читай «Семья Тараса»). Твардовский отрекся от своих раскулаченых родителей и до конца жизни говорил: «Коммунизм - это моя религия». Когда прямо на заседании Секретариата Союза писателей с Горбатовым случился инсульт и Симонов отвозил его в больницу, Горбатов (он уже не мог разговаривать) все время беспокойно показывал пальцем на левую сторону своего пиджака, успокоился и умер, больше не приходя в сознание, только когда Симонов забрал оттуда его партбилет. Меняться этим людям было неимоверно тяжело, гораздо тяжелее, чем третьему и, особенно, четвертому поколению.

Вот, имея это все в виду, после такого длинного отступления, я и могу приступить к связному рассказу о главном герое этого очерка.

Итак, Константин (Кирилл) Михайлович Симонов родился в 1915 году в семье царского генерала Михаила Симонова и княжны Александры Оболенской. (Удивлены или знали раньше? Я вот тоже, когда узнал об этом в первый раз, был очень удивлен.) Отец, вроде бы, пропал без вести на фронтах Первой мировой войны (хотя по слухам его видели в 1920-22 годах где- то в Польше), а Александра вышла в 1919 году замуж во второй раз за человека своего круга, бывшего полковника царской армии - Александра Иванищева, а в это время - военспеца Красной армии. Отчим был военным человеком. Достаточно суровым. Его «Да» всегда обозначало «Да», а «Нет» обозначало «Нет», врать в семье не полагалось, всякие нежности считались излишеством. Как впоследствии вспоминал Симонов, «он затаенно любил меня, а я также затаенно любил его». 

Детство проходило в военных городках Рязани и Саратова. Здесь все окружающие, как казалось, были одержимы строительством социализма, а он, мальчик, был какой-то все-таки «не совсем свой». И вот, чтобы стать окончательно «своим», Симонов, тогда еще Кирилл, против воли отчима после седьмого класса (1930 г.) поступает в Фабрично-заводское училище и до 1935 года работает токарем. А в 1931 г. Иванищева арестовывают, мать с сыном выбрасывают из казенной квартиры и шестнадцатилетний ученик токаря вдруг становится единственным кормильцем семьи. Время было еще не совсем людоедское, и через четыре месяца выясняется, что донос был ложным, отчим оправдан, но со своими бывшими сослуживцами иметь что-нибудь общее он больше не желает. В результате семья перебирается в Москву. Карьера токаря продолжается (в этой профессии Симонов «дослужился» до седьмого разряда, а всего разрядов было восемь!).

В это же время Симонов начинает писать стихи (любимые поэты -Э.Багрицкий и Р.Киплинг), пробует печататься. Написал поэму об открытии Беломорканала - в издательстве над поэмой посмеялись, но неожиданно предложили поехать в командировку на строительство Беломорканала и самому все посмотреть. И даже денег дали как начинающему писателю из рабочих («Вот я теперь каков! Не какой-нибудь дворянчик, а начинающий автор из рабочих!»)

Об этой поездке Симонов впоследствии рассказывал так:

«Строительство канала уже было закончено, во всяком случае его первая очередь, достраивались различные дополнительные объекты - на них работали еще десятки тысяч людей. Достраивались дороги, разрастались подсобные хозяйства... Я попал на канал именно в это время и большую часть месяца, который у меня был, провел на одном из лагерных пунктов, где работали главным образом люди, так или иначе причастные в прошлом к уголовщине. Меня пристроил на дополнительную койку в своей отгороженной от общего барака каморке начальник КВЧ - культурно-воспитательной части лагерного пункта, москвич, заключенный, так же, как и все другие на этом лагерном пункте.

Мною особенно никто не интересовался, мне было без малого девятнадцать лет, по виду я мало чем отличался от других находившихся там людей - разве что был одним из самых молодых. Когда же случайно узнавали, что я молодой рабочий автор и пишу стихи, то относились ко мне сочувственно и даже отчасти покровительственно - мол, давай, давай, напиши о нас, - сроки у людей там были небольшие, работали они добросовестно, делая их еще короче, надеясь на скорое освобождение. Допускаю, что я был поглощен своим, поэмой, стихами, вообще был еще, как говорится, молод и глуп, но из этой странной, на нынешний взгляд, лагерной командировки я вернулся без ощущения тяжести на душе. Наоборот, с готовностью писать заново поэму о перековке людей трудом, с ощущением, что я пусть недолго, но своими глазами видел, как это реально происходит (К.С.),»

В 1935 году по настоянию отчима К.Симонов поступает в Литературный институт (сначала на вечерний факультет, а через год на дневной), в 1936 г. опубликованы его первые стихи и поэма «Павел Черный», кстати, как раз о строителях Беломорканала. Казалось, жизнь налаживается, но...

1-го декабря 1934 года был убит С.М.Киров, а вслед за этим последовала «великая чистка Ленинграда». «А два или три месяца спустя вдруг началась совершенно непонятная для меня... высылка из Ленинграда всякого рода «бывших», в том числе таких «бывших», которые, собственно говоря, никакими «бывшими» никогда и не были, а просто-напросто носили аристократические и дворянские фамилии.(К.С.)» Среди высланных в Оренбургскую область оказались три сестры матери К.Симонова. Она, как бывшая Оболенская, тоже ожидала высылки, но обошлось.

Жизнь продолжается. В 1938 г. К.Симонов оканчивает Литературный институт и даже поступает в аспирантуру. Уже опубликована еще одна его поэма «Ледовое побоище» и почти дописана поэма «Суворов». В Испании в разгаре Гражданская война, куда он безуспешно пытается попасть. Но жизнь решает по другому - в 1939 году идут бои с японцами на Халкин-Голе, и газете с немыслимым названием «Героическая красноармейская» требуется человек, пишущий стихи. К. Симонов вылетает туда в качестве военного корреспондента. И хотя он прибывает на место всего за три дня до окончания боев, с ним происходит нечто... Вероятно заговорила «военная косточка», и в аспирантуру Симонов не возвращается, а поступает на курсы военных корреспондентов при Военно-политической академии.

В это же время он начинает подписывать стихи - Константин Симонов. Ему трудно выговаривать «р» и твердое «л» в своем имени (Кирилл). Думаю, что дело здесь не во врожденной картавости. Его мама, Александра, прекрасно владела немецким и французским и даже одно время преподавала эти языки. Вот, думаю, что и со своим маленьким сыном она разговаривала по- французски.

Сразу же после Халкин-Гола та же «Героическая красноармейская» направляет Константина Симонова в только что «присоединенную» западную Белоруссию, но там он заболевает тяжелейшим воспалением легких. В полубессознательном состоянии мать вывозит его в Москву, выхаживает, а друзья-журналисты отправляются на войну «финскую». Вот, опять не повезло! Но нет худа без добра - приходя в себя после болезни, он пишет ставшую очень популярной пьесу «Парень из нашего города», за которую в 1942 году получает свою первую Сталинскую премию.

В 1942 году, уже во время войны, в Алма-Ате снимают по этой пьесе фильм, переделав последние сцены. Скажу откровенно, смотреть это сейчас совершенно невозможно, несмотря не любимого мною с детства Николая Крючкова и красавицу Лидию Смирнову.

Но это я забежал несколько вперед. 

А если последовательно, то настало 22 июня 1941 года. А на следующий день, надев шинель с петлицами Интенданта 2-го ранга, Симонов получил предписание отправиться фронтовым корреспондентом в армейскую газету 3-ей армии в г. Гродно. Поезд не доехал даже до Минска, не то что до Гродно, где уже были немцы. Эта кровавая мясорубка, когда никто не имеет достоверной информации, эта мешанина из мобилизованных, стремящихся попасть на свой призывной пункт, отпускников-военнослужащих, тщетно пытающихся найти свою часть, толпами беженцев, бомбежками и танковыми клиньями немцев, стремительно рассекающих то, что еще вчера было Советским Союзом - все это подробно описано во фронтовых дневниках К.М.Симонова, а потом, через много лет, в романе «Живые и мертвые», куда я и отсылаю читателя.

28 июня в районе г. Могилева Симонов прибился к редакции «Красноармейской правды» - газеты Западного фронта (где находится 3-я армия и ее газета, так никто и не узнал).Тогда же он встретился с несколькими приехавшими из Москвы корреспондентами, с Алексеем Сурковым, в частности, и договорился, что через них некоторые из написанных очерков он будет передавать в газету «Известия». Несколько очерков Симонова с пометкой «Действующая армия» один за другим появились в «Известиях» с 15 по 22 июля.

А стремительное, часто хаотичное, отступление продолжалось. Позади остались Могилев, смоленская катастрофа, вязьминская трагедия. Как в это время работала фронтовая газета? За ночь следующий номер газеты, во что бы то ни стало, должен был быть отпечатан, а утром сотрудники газеты начинали развозить ее по подразделениям - по тем, до кого удавалось доехать или дойти, часто рискуя оказаться на уже неконтролируемой территории. Одновременно собирались новые материалы для того, чтобы вечером обработать их и отдать в печать. Суммируя, можно сказать, что за этот месяц К.Симонову, как говорится, «досталось по полной программе». Все, что происходило с ним в эти дни, впоследствие выпало на долю его литературного героя, политрука Синцова, из романа «Живые и мертвые». Многое из того, что написано там, фактически, а часто и текстуально, совпадает с фронтовыми дневниками Симонова.

20 июля 1941 года К.М. Симонов был назначеп специальным корреспондентом газеты «Красная звезда». Редакция находилась в Москве, и возник такой режим работы: поездка на один из фронтов (одна-две недели), несколько дней в Москве для подготовки материалов, следующая поездка и т. д. Симонов предложил начать с крайней точки Южного фронта и затем постепенно двигаться на север с тем, чтобы все статьи и фото шли в "Красной звезде" под одной постоянной рубрикой: "От Черного до Баренцева моря" (пришлось побывать и на Белом море, сплавав вместе с диверсионной группой на морском охотнике в Норвегию).

Однажды А.И.Солженицын, цитируя дневники Симонова, довольно иронически отозвался о работе фронтовых корреспондентов: «Утром хорошо позавтракали и поехали в полк N...” Вот мол, тоже мне - герои! И, думается, иронизировал совершенно напрасно. Да, у Симонова две «шпалы» на петлицах. К нему в частях обращаются уважительно - «Товарищ батальонный комиссар». Это примерно звание майора, т.е. старшего офицера. В таком чине можно командовать батальоном или быть начальником штаба полка . В 1942 году ему присвоено звание «старшего батальонного комиссара», а это уже целый подполковник. Такое звание уже открывает дорогу в штабы армии или фронта. И уважительное отношение в частях гарантировано - это чтобы хорошо написал! Да, эта работа менее опасна, чем быть солдатом в окопе в передней линии. Но мне так и не удалось выяснить общее число журналистов, погибших на войне. Чаще всего используется слово «сотни», а в одном месте я увидал цифру 1500, которая слишком круглая для того, чтобы быть верной. Да и кто их, в сущности, считал!? А вот в редакции «Красной звезды», это известо точно, погибло 17 журналистов. И это в одной только редакции! Так что фронтовой корреспондент - работа, прямо скажем, не сахарная!

Каждый делает свое дело. А вот то, как он его делает, вот это уже зависит от самой личности. Свою работу Симонов определял примерно так: «Реже рискуешь - меньше видишь, хуже пишешь»(К.С.),

В 1941 году Симонов дважды побывал в осажденной Одессе, ходил на подводной лодке к берегам Румынии для минирования побережья, был на Арабатской Стрелке при первой попытке немцев проникнуть в Крым 16-17 сентября и на Чонгарском полуострове. Я не буду дальше продолжать этот перечень, поскольку гораздо легче было бы перечислить те значимые события ВОВ, где его не было.Упомяну лишь его поездку к партизанам Тито, самую первую встречу с американцами на Эльбе и то, что он был свидетелем подписания генерал-фельдмаршалом Кейтелем Акта о бозоговорочной капитуляции Германии. Безусловно, он был одним из луших, а может быть, просто лучшим среди фронтовых журналистов.

Поражает работоспособность этого человека. Возвращаясь из очередной поездки и сдав в редакцию очередную серию очерков, Симонов, обладая замечательной памятью, диктует стенографистке все, что случалось в эти дни так, чтобы возникло нечто вроде дневника. ( Ох, как эти дневники пригодились впоследствии!) Исписанные листы (их набралось больше тысячи) отправляются в редакционный сейф, поскольку вести дневники в действующей армии было строжайше запрещено. И в то же время им написаны повести «Дни и ночи», «Гордый человек», пьесы «Русские люди», «Жди меня», «Так и будет», «Под каштанами Праги». Естественно, что такая работа требует огромного физического и, главное, эмоционального напряжения. Пусть читатель простит за слишком длинную цитату, но вот как К.Симонов описывает, в «Разные дни войны», то, что случилось с ним 8-го мая 1945 года:

«Выехав из города, еще на полдороге к штабу фронта мы сразу и услышали, и увидели отчаянную стрельбу по всему горизонту трассирующими пулями и снарядами. И поняли, что война кончилась. Ничего другого это не могло значить. Я вдруг почувствовал себя плохо. Мне было стыдно перед товарищами, но все-таки в конце концов пришлось остановить "виллис" и вылезти. У меня начались какие-то спазмы в горле и пищеводе, стало рвать слюной, горечью, желчью. Не знаю отчего. Наверное, от нервной разрядки, которая выразилась таким нелепым образом. Все эти четыре года войны в разных обстоятельствах я очень старался быть сдержанным человеком и, кажется, действительно был им. А здесь в момент, когда вдруг понял, что война кончилась, что-то стряслось - нервы сдали. Товарищи не смеялись и не подшучивали, молчали.» 

Забегая вперед, скажу, что подобный срыв произошел с ним через восемь лет, после похорон И.В.Сталина.

В эти фронтовые годы очерки К.Симонова широко известны, но любим народом он был за его стихи. Например, очень популярна была «Песенка фронтовых корреспондентов»:

От Москвы до Бреста 

Нет такого места, 

Где бы не скитались мы в пыли. 

С Лейкой и блокнотом, 

А то и с пулеметом 

Сквозь огонь и стужу мы прошли...

Пели ее сперва на мотив «Мурки», пока Матвей Блантер не написал свою музыку, в которой, тем не менее, «Мурка» вполне угадывается.

 Надо сказать, что сам Симонов никогда не переоценивал своего поэтического дарования - любил и очень высоко ставил стихи Бориса Слуцкого, неоднократно говорил, что поэтический талант Твардовского глубже, чем его собственный. Читая фронтовые стихи К.Симонова, не следует забывать обстановку, в которой они были написаны.

Как вообще пишутся стихи? Это большая загадка. Все помнят, что «...пока не требует поэта к священной жертве Аполлон...». А тут при возвращении в Москву главный редактор ему говорит: «Отдыхай три дня. Но за это время напиши пяток стихотворений для редакции, чтобы было что публиковать в твое отсутствие.» Ау, Аполлон! Где ты? Это ведь поденщина!

Но иногда стихи возникают, рвутся наружу сами собой. Вот во время похода на подводной лодке вдруг рождается:

Над чёрным носом нашей субмарины 

Взошла Венера - странная звезда.

От женских ласк отвыкшие мужчины,

Как женщину, мы ждем ее сюда.

 Она, как ты, восходит все позднее,

 И, нарушая ход небесных тел,

 Другие звезды всходят рядом с нею,

 Гораздо ближе, чем бы я хотел...

Или такое:

На час запомнив имена, — 

Здесь память долгой не бывает, — 

Мужчины говорят: «Война...» — 

И наспех женщин обнимают.

 Спасибо той, что так легко, 

 Не требуя, чтоб звали милой, 

 Другую, ту, что далеко, 

 Им торопливо заменила.

Я до сих пор помню и люблю стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины». Но проходит время, и я уже несколько по-иному воспринимаю строки:

...По русским обычаям, только пожарища

На русской земле раскидав позади,

На наших глазах умирают товарищи,

По-русски рубаху рванув на груди...

И «по русским обычаям»» Зоя Космодемьянская идет поджигать крестьянские избы. По тем же «обычаям» взрывается плотина Днепрогэса, при этом (по немецким документам) утонуло до 1500 немецких солдат. А сколько своих было смыто 30-метровой волной, никто не считал. «По русским обычаям» полковник Старинов взрывает весь Крещатик в Киеве и половину Харькова. И опять-таки погибших из населения при этом никто не считал. Конечно, отступая, немцы тоже старались взорвать все за собой, но они-то взрывали чужое, а мы-то - свое. И вот теперь вдруг среди носителей георгиевских ленточек стал популярным лозунг: «Можем повторить!»

 Вы что хотите повторить, кретины? Снова взорвать к чертовой матери все что можно? Опять положить больше двадцати миллионов?

Да, фронтовые стихотворения Симонова были очень известны. Но настоящую славу ему принесло другое. Тут нужен некоторый комментарий. К началу войны К.Симонов был дважды женат и дважды разведен. И вот тут, неожиданно, вспыхнула страсть к актрисе Валентине Серовой. Она была вдовой известного и даже прославленного человека.

Анатолий Серов - летчик-испытатель, участник войны в Испании, сбивший лично 8 неприятельских самолетов и еще 7 в боях в составе группы, Герой Советского Союза, родоначальник группового высшего пилотажа. А.Серов погиб во время тренировочного полета 11 мая 1939 года вместе с известной летчицей Полиной Осипенко. Ирония судьбы состояла в том, что этот день, 11 мая, как раз был первой годовщиной свадьбы Валентины и ее мужа. В сентябре 1940 г. она родила сына, назвав его в честь отца Анатолием. Естественно, что Валентина была просто обречена сравнивать всех мужчин со своим первым мужем, с которым ей удалось прожить всего один год.

А К.Симонов был буквально одержим этой женщиной, и книга стихов «С тобой и без тебя», посвященная Валентине Серовой принесла ему славу, а, может быть, и её любовь. А весной 1941 г. он хотел любви, а она лишь позволяла любить себя:

Ты говорила мне «люблю», 

Но это по ночам, сквозь зубы. 

А утром горькое «терплю» 

Едва удерживали губы... 

 ...Я знал тебя, ты не лгала, 

 Ты полюбить меня хотела, 

 Ты только ночью лгать могла, 

 Когда душою правит тело...

...И вдруг война, отъезд, перрон, 

Где и обняться-то нет места, 

И дачный клязьминский вагон, 

В котором ехать мне до Бреста...

 ...Чтоб с теми, в темноте, в хмелю, 

 Не спутал с прежними словами, 

 Ты вдруг сказала мне «люблю» 

 Почти спокойными губами. 

Такой я раньше не видал 

Тебя, до этих слов разлуки: 

Люблю, люблю... ночной вокзал, 

Холодные от горя руки.

 (1941) 

Или вот еще:

...Будь хоть бедой в моей судьбе, 

Но кто б нас ни судил, 

Я сам пожизненно к тебе 

Себя приговорил.

По меткому выражению Б.Сарнова, в стихах К.Симонова народ вдруг узнал, что можно любить не только революцию, но и женщину. А в 1944 году в Колонном зале Дома Союзов Симонов весь вечер читал эти стихи при таком восторге зала, которому позавидовал бы и Е. Евтушенко через пятнадцать лет.

В 1943 году К.Симонов получает свою вторую Сталинскую премию (за пьесу «Русские люди»). Но, несомненно, до него донесли и отзыв Сталина о книге «С тобой и без тебя»: «Хорошие стихи. Хорошая книга. Только вот тираж... Надо бы издать в двух экземплярах - один ей и один ему. Умел ВГЧ (Великий Гений Человечества) играть даже со своими любимцами.

А Симонов и Серова? С 1943 года они стали жить вместе. Особого счастья это не принесло ни ей, ни ему, и в 1957 году они расстались. 

Упрёки поздно на ветер бросать, 

Не бойся разговоров до рассвета...

Я - просто разлюбил тебя. И - это,

Мне не даёт стихов тебе писать.

Но чем бы ни кончилась любовь этих двух людей, человеческая память сохранила великое стихотворение - заклинание, «Жди меня». Его я приведу полностью:

Жди меня, и я вернусь. 

Только очень жди, 

Жди, когда наводят грусть 

Желтые дожди, 

Жди, когда снега метут, 

Жди, когда жара, 

Жди, когда других не ждут, 

Позабыв вчера. 

Жди, когда из дальних мест 

Писем не придет, 

Жди, когда уж надоест 

Всем, кто вместе ждет. 

 Жди меня, и я вернусь, 

 Не желай добра 

 Всем, кто знает наизусть, 

 Что забыть пора. 

 Пусть поверят сын и мать 

 В то, что нет меня, 

 Пусть друзья устанут ждать, 

 Сядут у огня, 

 Выпьют горькое вино 

 На помин души... 

 Жди. И с ними заодно 

 Выпить не спеши. 

Жди меня, и я вернусь, 

Всем смертям назло. 

Кто не ждал меня, тот пусть 

Скажет:- Повезло.- 

Не понять не ждавшим им, 

Как среди огня 

Ожиданием своим 

Ты спасла меня. 

Как я выжил, будем знать 

Только мы с тобой,- 

Просто ты умела ждать, 

Как никто другой.

Итак, май 1945 года. Война закончилась, а наш герой - эдакий тридцатилетний «мачо», как бы сказали сейчас. Общий любимец, ценящий мужскую дружбу, женщин и застолья. Талантливый, и уже прославленный, поэт и писатель. Орденоносец - «Знак почета», «Красная звезда» и два ордена «Отечественной войны». Две Сталинских премии. И все заслужено! Безупречная, в рамках его поколения, биография - прямая, как стрела. 

Что ожидало его в последующей жизни? Благородные порывы и подлости, полная всевозможных извивов жизнь одного из руководителей Союза писателей СССР, разочарование в идеалах и, самое главное, героическое служение памяти Великой войны. Но об этом, если это вызовет читательский интерес, в следующий раз.

Окончание